Счастье в серых тонах (Gray Colored Happiness)

- Ох, теперь ты чистый и пахнешь свежестью? Именно такое раздражающее приветствие ожидало меня, стоило переступить порог квартиры. Хмурюсь в ответ. Какаши ударяет ладони друг о друга и наконец поднимается с дивана, с которого смотрел на меня, словно ястреб. - Готов? Не делаю и шага. - Готов к чему? Он обходит меня и закрывает дверь, прикрывая все пути к отходу. Какаши улыбается, и это приводит в бешенство. - Чтобы наложить печать, конечно же. Вздергиваю бровь и стараюсь всем видом намекнуть на то, что не терплю столь унижающее отношение к себе. Только выражение лица мужчины не меняется, словно он ничего не видит дальше своего носа. - Давай-давай, Саске. Мы ведь не хотим заставлять их ждать. Не утруждаю себя обещанием того, что они будут ждать вечно. Кроме того, из нас двоих именно Какаши вечно опаздывает. Кидаю сумку в коридоре и следую за ним. Всю дорогу Какаши что-то напевает себе под нос. Кому из нас еще говорить об опоздании? Он даже идет не торопясь. Со мной все нормально. Достаточно печатей. Еще немного, и они лишат меня возможности нормально двигаться. Быть может, они наложатся друг на друга и взорвутся в итоге, или еще что-то. - Печати не вступят в конфликт, - заверяет Какаши. Он словно прочел мои мысли. – Их всегда можно деактивировать. Его взгляд из-за плеча смотрится странно. - Если их сделал профессионал, конечно. Вкладываю во взгляд все недовольство. В резиденцию Каге входим в тишине, поднимаемся по винтовой лестнице и заходим в большую комнату, спрятанную где-то в центре. Шиноби скрываются в тени, словно призраки, а руки каждого из них складывали различные печати. На полу два круга, нарисованные краской. Один внутри другого; длинные ветвистые линии пронзают их, врастая в ноги каждого приглашенного. - Саске пришел, - громко, но без надобности оглашает Какаши - Прекрасно, - одна из теней отделяется от общего круга. Ее светлые волосы осыпаются на плечи. – Давайте быстрей закончим с этим, - говорит Цунаде. – Уже поздно, и все мы хотим как можно скорей добраться до кровати. Какаши кивает, подводит меня к центру комнаты и заставляет сесть рядом с двумя маленькими кругами. Без вопросов и просьб он кладет мои руки по центру каждого из двух кругов. Ритуал похож на любую другую запечатывающую технику, которые применяли на мне. Символы въедаются глубоко под кожу, сквозь мышцы, на самые кости. Кажется, словно тысяча крошечных игл пронзают все глубже и глубже плоть. Еще немного – и они появятся с другой стороны. Все занимало не больше пары минут, но ощущения по-прежнему те же: гудящая голова, размытое сознание и тело, звенящее от боли. Но я не позволю себе упасть. Только не сейчас. Собирая силы в кулак, поднимаюсь на дрожащих ватных ногах и ухожу. Стоит мне добраться до комнаты в квартире Какаши, как я проваливаюсь во тьму, едва голова касается подушки. Стоило мне проснуться, как яркий полосатый свет из-за жалюзи режет глаза, напоминая о полудне. Кто бы знал, как я устал. Когда последний раз удавалось поспать в настоящей кровати: теплой и мягкой. Краем сознания понимаю, что удивлен и тому, что проснулся один. Почему-то казалось, что Наруто должен был быть со мной. Во сне казалось, что это его тело под пальцами, а не мягкая хлопковая простынь. Странное разочарование. Но заострять на этом внимание не буду. Я проспал почти двенадцать часов. Не прочь бы закрыть глаза и отдохнуть еще, если бы не маленький желтый листок на лбу. Срываю. «Доброе утро, Саске-соня» - гласит он. Дерьмовое имя. «Если проголодаешься – еда в холодильнике. Потом можешь сделать список всего того, что нужно тебе. Не стесняйся и осмотрись в комнате, но не заходи в мою комнату. Ради своей же безопасности. Меня не будет почти весь день, так как составление твоего нового графика отнимает много времени и сил. Список твоих дел лежит на столе, заодно прогуляешься. Отдыхай». Интересно, как именно надо совместить «отдыхай» и «список дел». Так же там была приписка, гласившая: «Не пытайся выкинуть какую-либо шутку. АНБУ следит за тобой», и глупый смайлик, выступающий вместо знака препинания. Неужели он посчитал, что я не подозреваю об АНБУ? Пусть их не видно, но их присутствие чувствуется мозгом костей. Простонав и смяв лист бумаги, бросаю в угол комнаты. Смотрю в зеркало в ванной и вижу, что ничем не отличаюсь от себя вчерашнего. Разве что, может, немного чище. Мне стоило бы сделать хенге, чтобы скрыть желтые змеиные глаза, но это была бы пустая трата чакры. Не буду трусом. Это мои глаза, и деревня должна к ним привыкнуть. /Они все еще мои/. Без особого энтузиазма одеваюсь. Сидя в гостиной, поглощаю свой завтрак из цельных пшеничных хлопьев, а потом и вовсе со странным ощущением брезгливости беру один из старых свитков Какаши, чтоб занять себя хоть чем-то. Они не столь интересны, как я надеялся. От них больше пыли, чем знаний. Опираюсь на спинку дивана, вздыхаю, беру в руки список покупок, оставленный Какаши. Перечитываю. Давно я не занимался подобным. *** Дождь. Не люблю дождь. Зонтики, несмотря на все заверения, не сохранят вас сухими. Капли будут стекать с ткани, заставляя мокнуть одежду. Магазинчик не изменился с тех пор, когда я был совершенно другим человеком. Район Учиха совсем близко. Почти все пункты списка Какаши вычеркнуты. Оставались лишь яйца. По крайней мере, меня ждет домашняя еда. Слишком сложно для Наруто. Клянусь, даже если бы он и поймал рыбу, то не имел бы понятия, что делать с ней дальше. Разве что насадил на палки и поставил бы рядом с костром. Усмехаюсь под нос над чужой глупостью. Наруто… /Говоришь, словно влюбленный щенок/. Плотно сжимаю губы. «Нет». /Тогда почему ты «так» говоришь его имя?/ «Я не говорю его имя как-то по-особому». /Хх, даже если так… То все еще слишком мягко и так по-детски. Но не волнуйся, Саске-кун. Мы это исправим./ «Заткнись». Берясь за упаковку яиц, вытаскиваю каждое, чтобы убедиться, что среди них нет лопнувших. Стоит мне положить ее в сумку, как человек из моего прошлого возникает перед глазами. - Прошу прощения, но не могли бы вы уйти? Что? Смотрю на пухленького суетливого мужчину. На его раскормленном толстом лице блестит пот. Уверен, ночами оно блестит от фонарей улиц. Я помню его. Харада, вроде бы. Я уверен, что это тот самый мужчина, которого я знал еще ребенком. Разве что сейчас он растолстел. Единственное, что в нем стало тоньше, так это прилизанные волосы. Харада улыбается мне и смотрит в сумку. Он помнит меня потому, что я был единственным ребенком, не интересовавшимся сладостями. Раньше он был милым и улыбчивым мужчиной. Как все изменилось. - Я уже ухожу, - киваю на полную сумку. – Мне нужно это купить. Харада нервно крутит в пальцах батон колбасы. - Нет, - почти скулит он. – Без еды. Щурюсь, но голос звучит спокойно. - У меня есть деньги. - Ох…ох, - его беспокойный бегающий взгляд косится в сторону. Слежу за ним и вижу, что около каждого окна стоят странные люди. – Видите… - поворачиваюсь к нему спиной. – Другие покупатели нервничают. Вглядываюсь в чужие лица, понимая – любое неловкое движение, и они превратятся в неконтролируемое стадо. Им разве что не хватает вил и факелов для антуража. /Что я тебе говорил, а? Это Коноха./ Перевожу дыхание и киваю толстому нервному продавцу. - Ясно, - ответ звучит сквозь зубы. – Я плачу за это и убираюсь отсюда. - Ах...ха, - Харада заикается, и крупная капля пота скатывается с его широкого носа, разбиваясь о кафельный пол. - Видишь ли… Мне очень жаль, но я вынужден попросить вас оставить свои покупки и уйти. И никогда здесь не появляться. - Он наклоняется так, словно делится страшным секретом. Его шепот хриплый и влажный. – Моим клиентам не нравится ваше присутствие. Я не хотел бы разориться. Надеюсь, вы понимаете… Сверкаю глазами, одаривая красноречивым взглядом и продавца, и каждого из клиентов. Я все понимаю, правда. Деревня Скрытая в Листве. Кажется, я чувствую это снова. Грузный едкий гнев, который заглатывает меня, словно удав в свою глотку. /Давай. Он совершенно один. Никто не будет скучать без одного маленького владельца магазина./ «Я не такой как ты. У меня свой способ». /Конечно. Забавно, что они думают иначе…/ Ручки сумки врезаются в кожу, но моя боль иного рода. Глаза на миг становятся красными, но все быстро берется под контроль. Некогда дружелюбный Харада замечает это, и его зрачки расширяются от ужаса. Пот капает с лица, образуя на кафеле лужу. - Хорошо, - с трудом выговариваю, не давая чувствам вспыхнуть в миг. Разворачиваюсь на пятках и иду в сторону. Пакет так и остается на полу. Голос Харады бьет по нервам. - Мне очень жаль, Саске-кун, - шепот похож на тихий неубедительный визг. Смотрю прямо перед собой. - Никогда не называй меня так. Вздергиваю подбородок, остатки гордости – это все, что у меня есть. Ухожу, замечая прячущуюся за грудой апельсинов знакомую бледноглазую девушку. *** Луковица сухая и едко пахнет. Запах въедается в нос и режет глаза. Бросаю в корзину. Овощной рынок сбивает с толку своими ароматами: сладости, специи, что-то кислое. Грибы пахнут теплой землей, когда мы проходим рядом с прилавком. Мне всегда нравилась эта игра запахов и вкусов. Именно это привлекает в походах за продуктами, как бы глупо это ни звучало. Пальцы матери мягко гладят по волосам. Наклоняю к ней голову и смотрю недовольно. Она лишь приглаживает волосы и улыбается. Те снова топорщатся на затылке, словно в знак протеста. Капризно оттопыриваю нижнюю губу. Я уже большой мальчик. Мне пять лет, и совсем нет необходимости в том, чтобы ворковать надо мной на людях. В конце концов, я уже давно не ребенок. Резко отворачиваюсь в негодовании, но она лишь смеется, убирает руку и прячет ее за спиной, словно ничего не делала. Признаться, мне нравится, когда она касается моих волос. Это успокаивает, утешает и усыпляет. Мне нравится улыбка мамы и все, что она делает. Но только не на людях. - Ма-ам! – стараюсь сделать шепот как можно убедительней. – Не делай так! Я же ниндзя. - Правда? – ее темные глаза смеются. – Ты пока что не ниндзя. Свожу брови и укладываю руки на груди. Она улыбается, подносит помидор к моему носу, и я вдыхаю сладко-кислый аромат. Он отправляется в корзину к остальным, сбоку от пучка зеленого лука. - Как ты думаешь, что твой брат и папа хотели бы сегодня на обед? - Откуда я знаю? – ворчу и отворачиваюсь. Мама выбирает зелень, а потом кладет руку на спину и мягко проталкивает к кассе. В ее словах ни намека на упрек или понимание. И все-таки ее пальцы едва поглаживают шею над воротом футболки. Вздергиваю подбородок и с чувством противоречия и гордости иду вперед. - Ну и ну. Как ваши дела, Микото-сан? Человек за кассой приветствует маму, словно старого друга. Она склоняет голову и выкладывает продукты на прилавок. Хватаюсь короткими пальчиками за край и стараюсь увидеть то, что происходит там. В свои пять лет я все еще слишком маленький и с трудом могу заглянуть на прилавок. - Ох, кто это у нас? Мужчина склоняется и смотрит на меня из-за кассы. Такое чувство, что он орел, смотрящий на меня с вершины горы. У него маленькие темные глазки на широком лице, но они выглядят дружелюбно, а волосы стянуты в хвост у макушки. Он громоздкий, но не толстый. Кажется, это мышцы от вечного переставления ящиков с места на место. - Это мой младший сын, - говорит мама, улыбаясь. Ее рука до сих пор у меня за спиной. – Поздоровайся, Саске. - Здрасти, - без особого желания говорю я. Мне до сих пор обидно, что мама относится ко мне как к ребенку. - Неужели этот красивый маленький мальчик не может улыбаться? Или может? Мужчина сует свою большую руку в глубокую миску протягивает мне горсть конфет в ярких фантиках. - Ох, Харада-сан, - вздыхает мама. – Мне очень жаль, но Саске не любит сладости… Брови Харады взмывают вверх. - Не может быть! Мама снова гладит меня по затылку, заставляя хмуриться. Мужчина улыбается. Он отворачивается и, кажется, чего-то ищет. - Ах, вот оно! Как насчет этого? – предлагает он, протягивая маленький пакет. – Рисовое печенье. Я и так могу прочитать то, что написано на упаковке. - Спасибо, Харадо-сан, - говорит мама. – Вы очень добры. Саске, скажи «спасибо». - Спасибо, - бормочу под нос, рассматривая пакетик в руках. Пальцами достаю одно печенье странной формы и сую в рот. Они жесткие, но хрустящие. В воздухе витает крахмальный запах с намеком на сладость. - Нравится? Пожимаю плечами. Мужчина что-то добродушно бормочет, качает головой, а потом вновь обращается к маме. - Мало какие дети не любят сладости, - размышляет он. – Ты особенный, малыш-Саске. Игнорирую оскорбительную приставку «малыш» и продолжаю хрустеть печеньем. - Так вот, Саске-кун. Ты тоже станешь ниндзя? Замираю, смотрю широко раскрытыми глазами и быстро киваю головой. - Думаю, это будет второй Итачи-кун, - говорит Харада, упаковывая наши покупки в шуршащий пакет. – Вы, должно быть, очень гордитесь ими, Микото-сан… Моя улыбка растет, потому что он понимает, что я буду похож на Итачи, вместо того, чтобы углубляться в различия между нами. Но стоит мне повернуться к маме, чтобы увидеть ее гордую улыбку, светящуюся счастьем, как понимаю, что она неискренняя. - Да, - тихо соглашается она. - Да-да, - продолжает бакалейщик, не обращая внимания на тон мамы. – Все-таки они оба из клана Учиха. Мама не реагирует на это, поэтому тяну ее за руку. Она смотрит на меня, а мне лишь остается предложить ей одно из рисовых печений. На этот раз ее слабая улыбка искренняя. Она наклоняется и дает мне положить одно из печений в рот, а потом гладит по голове. Я радуюсь этому. Мама выглядит глуповато. Затем, без предупреждения, она наклоняется и целует меня в лоб прежде, чем я успеваю сделать шаг назад. - Мам! – стону я, вытирая лоб пальчиками, словно это позволит избавиться от смущения. Но она лишь улыбается, словно проворная лиса, осуществившая один из старых трюков. Харада смеется. - Одну минуту, Микото-сан… И вам не стоит делать подобные вещи. Все-таки Саске уже большой мальчик. Мне хочется сказать, что он прав, но судя по всему, Харада не считает так. Мама отдает ему деньги, и мы идем дальше, чтобы посетить рыбную лавку и купить что-нибудь свежее, завернутое в коричневую жесткую бумагу. Так много людей здоровается с моей мамой, так много, что мне кажется, я даже немного ревную. Поэтому и стараюсь держаться к ней ближе, пока мы идем. Она улыбается, и наша недавняя ссора остается в прошлом. Вот молодая пара идет навстречу, одаривает меня быстрым взглядом. Мама поздравляет их, и, не зная что сказать, следую ее примеру. Руки еще сильней сжимают рыбу, боясь, что та выскользнет и упадет на пыльную дорогу. Взрослые обмениваются любезностями, а парочка нервно тормошит руки друг друга. Девушка накручивает волосы на палец, а мужчина смотрит на нее, словно дурак. Наконец они прощаются и уходят прочь, почти сталкиваясь бедрами – настолько близко они друг к другу. Мы с мамой вновь направляемся домой. Любопытство заставляет оглянуться на парочку. Интересно, что с ними не так? - Мам? – осмеливаюсь задать вопрос. – С чем ты их поздравила? - Ну, - отвечает она. – Они только поженились. - О, - касаюсь пальцем носа и снова оборачиваюсь. – Но ты с папой тоже женаты, но не ведете себя так. - Ну, я и твой папа женаты уже некоторое время. А Акико и Джун – молодожены, - снисходительно разъясняет мама. - Именно поэтому они ведут себя, словно сумасшедшие? Мама смеется и забавно трясет головой. - Они не сумасшедшие. Молодожены часто ведут себя так, потому что счастливы. Зрачки расширяются, в моем голосе звучит ужас. - Хочешь сказать, что ты и папа… как и они? - В каком-то смысле, да. Не могу представишь папу с глупым лицом. Это ему не подходит. Но если мама говорит, то… - Фу. Она смеется все сильней, и ее смех, словно музыка для моих ушей. Слезы выступают на ее глазах, и она стирает их тонкими пальцами. Дуюсь. Это не смешно. - О, Саске. Когда-нибудь и ты будешь таким. Прижимаю рыбу к себе. - Только не я, - яростно мотаю головой, будто так можно избавиться от мысли. - И ты, - ее большие темные глаза смотрят на меня сверху вниз. Она борется с желанием взъерошить мои волосы снова. – Когда-нибудь, сынок, ты встретишь девочку, которая заставит тебя вести себя так же странно. Ты будешь чувствовать себя слабым и нервным, возбужденным и беспокойным. Будешь спотыкаться и не сможешь сформулировать ни единой умной мысли. Точно также, как Джун и Акико. Рычу и надуваю губы. - Но девчонки такие шумные, глупые и… девочки! - Это ты сейчас так думаешь, но все изменится. Аромат морской рыбы бьет мне в лицо вместе с теплым утренним ветерком. Я не часто видел девушек в моем классе, но они мне не особо нравились. Но стоит подумать о том, чтобы стать таким тупым, как Джун-сан, как я начинаю почти ненавидеть их. Не хочу думать. - Почему? – все-таки мне не удается построить логическую цепочку. Мама окидывает меня взглядом и наклоняется. - Потому что так бывает. - Почему? - На сегодня слишком много вопросов! – упрекает она. Вглядывается куда-то вдаль и вздыхает. – Потому что мальчики и девочки должны быть вместе. Они вырастают, выходят замуж и заводят собственных детей. Настанет день, и тебе самому придется говорить с ними. Собственные дети? Мама сегодня какая-то странная. Возможно, когда тебе всего лишь пять лет, ты не должен задумываться о таком? Кривлю лицо. - И я должен? Мама останавливается, задумчиво смотрит на меня. Никогда не видел ее глаза такими серьезными. - Нет, - осторожно говорит она. – Ты не должен. Но, скорей всего, так оно и будет. Потому что так бывает. Я не стану тебе говорить, что будет завтра. Но скорее всего, ты будешь встречаться с девушкой и в один день женишься на ней. Рыба мягкая и упругая. Это чувствуется даже сквозь жесткую упаковочную бумагу. Я никогда не думал о таких вещах, и сейчас они кажутся мне странными. - Если когда-нибудь мне придется жениться, то я женюсь на тебе, мама. По ее губам вижу, что она старается не засмеяться. Мама опускается на один уровень со мной и, когда начинает говорить, то уже вновь становится спокойной и мягкой. - Нет, Саске. Думаю, будет лучше, если ты выберешь кого-то своего возраста. - Но я люблю тебя больше всех! - Может быть, сейчас, - она гладит рукой мою щеку. – Но как и многое, все меняется. Однажды ты найдешь девушку, созданную специально для тебя. - Для меня? – спрашиваю в полном замешательстве. Она кивает. - Ты узнаешь, потому что будешь чувствовать ее от кончиков пальцев рук до кончиков пальцев ног. Ты почувствуешь это в своем сердце. Твоя душа не сможет дышать, ты не сможешь сосредоточиться на чем-то одном, кроме нее. Тебе будет казаться, что весь окружающий мир просто пыль. Потому что она – это все. Мои брови сблизились у переносицы. Я не понимаю, о чем она. - Когда почувствуешь жар в самой крови, ты поймешь. Это и есть твоя девушка. Ты женишься на ней, создашь семью и будешь счастлив. Это мое желание. – Ее большой палец скользит по моей щеке. – Ты понимаешь? - Да, мама. Она улыбается, а затем мягко и грустно поправляет. - Нет, не понимаешь, - сообщает она. – Ну а сейчас давай больше не будем говорить о таких серьезных и далеких вещах. Нам надо приготовить ужин для твоего брата и папы. Она встает и протягивает руку. Улыбаюсь в ответ. Ее ладонь куда больше, чем моя, и это заставляет себя чувствовать совсем маленьким. Но она теплая, мягкая и ласковая. - Хорошо, - обещаю ей, и оставшийся путь мы идем в тишине. Я до сих пор не многое понимаю из того, что мама говорила мне. Многие вещи, я просто не мог себе представить. Но тогда мне было лишь пять. А если мама говорила так, значит, это правда. *** Иду по лужам, возвращаясь обратно в квартиру Какаши. Прохожие провожают меня взглядами со смесью страха и ненависти. Или же нарочито отводят глаза. Такое чувство, словно я звезда шоу уродов и являюсь его главным аттракционом – объектом любопытства и отвращения. Сую свободную руку в карман, наклоняю вперед бесполезный зонтик и продолжаю идти вперед. И хоть обзор ограничен, я всей своей кожей чувствую всеобщее внимание. И это не нравится. /Вот и вся Коноха. Готова судить, но не способна прийти на помощь, когда это необходимо./ Каждый шаг – признание поражения, отдающееся эхом в душе. Я – шиноби, а он – бакалейщик. Думаю, я одолел бы их всех. Они могут думать, что угодно. Как угодно. Я ничем им не обязан. Неосознанным движением касаюсь живота, чувствуя толстые края бинта под одеждой. Его грубые и мозолистые руки были ласковыми, когда он касался меня. Он помог мне без просьбы и не требуя ничего взамен. Он не такой, как другие. Моя кожа горит даже через слои ткани. Он сказал «до завтра». /Ку-ку-ку./ Откидываю ненужные мысли и опускаю руку. Возвращаюсь в здесь и сейчас. - Учиха-сан… Голос тихий и застенчивый, едва слышный сквозь гул толпы. Но я уверен, что он есть. Останавливаюсь и оборачиваюсь. Сталкиваюсь с бесцветными большими глазами, темными волосами и несколько нервной улыбкой. В ее руках большой пакет с продуктами, отчего она походит на большого ребенка. Сую руку в карман и сдерживаю эмоции, которые на секунду вырвались наружу. Она смелая, раз смогла окликнуть меня, видя нынешнее состояние. Интересно, что служило тому причиной? Я ведь даже не знаю ее. - Хьюга-сан, - мой голос звучит категорично. Ее улыбка колеблется, она прижимает пакет сильней, словно защищаясь. Плечи поднимаются и опускаются в такт дыханию. Потом она откидывает волосы назад и смотрит уже уверенней. Еще секунда, и она протягивает пакет мне в лицо. Поднимаю бровь и смотрю на нее, как на сумасшедшую. Она едва откашливается. - Вы х-хотели это, не так ли? Бровь опускается на место, а лицо вновь скрывается под маской. - Мне ни к чему твоя жалость. - Это не жалость, - настойчиво говорит она, собравшись с духом. – Я хочу, чтобы вы заплатили за это. Осматриваю ее сверху вниз, пытаясь понять намерения. - Зачем, - подозрения прокрадываются и в голос, - ты делаешь это? Она нервно прикусывает губу. - Н-на то есть причины, - говорит, - Я собираюсь получить что-то взамен. Это не акт благотворительности. Неужели? - А что это? Ее тонкие белые пальцы продавливают коричневую бумажную сумку. - Я еще не решила. Интересно. И не похоже на ложь. Сейчас я склонен доверять ей, надеясь, что это решение верное. Медленно протягиваю руки и принимаю сумку. Она же отдергивает их так, словно держала бомбу. Ее улыбка по-прежнему дрожит. Она делает шаг назад и сцепляет пальцы за спиной. Словно осознав свое положение, она протягивает руку ладонью вверх в ожидании. Ухмыляюсь и ищу деньги в заднем кармане. Она забирает их молча, пряча как можно скорее в карман. Ее глаза не переставали следить за мной. - Не собираешься пересчитывать? – спрашиваю с усмешкой. - Нет, - отвечает она. - Хм… - признаюсь, мне неизвестно, что с этим делать. Она – настоящая незнакомка, но мы оба осведомлены об имени и репутации друг друга. - Не хочу, чтобы это повторялось, - советую ей. – Мне не нужна помощь. - Я бы не стала так думать. Глаз дергается весьма нервно, но под пристальным заинтересованным взглядом девушки ухожу. - Я рада, что ты здесь, - кричит она мне в спину. Ее голос уже громче, хотя и теряется в толпе. Оборачиваюсь через плечо. - Ты не знаешь меня. - З-знаю. Поэтому и рада. Не знаю, что ответить, поэтому оборачиваюсь всем телом, чтобы видеть ее. Девушка с беспокойством крутит пальцы, но, поймав мой взгляд, быстро прячет руки за спиной. Бледно-розовый румянец загорается на ее щеках. Ее голос становится слабей. - Он пытался со мной, - нерешительно говорит она. – И с Сакурой. – на ее лице появляется печальная улыбка. – Со мной – это было катастрофой с самого начала. С Сакурой… - губы несколько нервно сжимаются. – Ну, тоже не увенчалось успехом. П-поэтому я рада, что ты здесь. Не знаю, зачем сообщать мне подобное. Но «он» и «пытался» - словно нож, вспарывающий грудную клетку. - Я хочу понять. Эту фразу бросает она, прежде чем застенчивая улыбка и румянец разрастаются на лице. - Понять что? – уточняю. Но она молчит. Просто отворачивает голову и бежит стремглав, прячась в серой толпе равнодушных лиц. Оставшийся путь до дома я сам не свой. *** Голова наполняется яростью и смятением, и эти две эмоции беспощадно борются друг с другом на поле сознания. Не имею ни малейшего представления, что Хьюга Хината хочет «понять» или чего она ждет от меня. Мой мозг разрывается от мысли о том, что же «пытался» Наруто. И сам этот факт раздражал меня еще больше. /Есть простой ответ, мой мальчик./ «Не желаю слушать лепет безумца». /Не любишь ты правду./ «Заткнись». /Ты все время ревнуешь. К Итачи, Итачи. К Наруто, Нар…» «Достаточно». /Ку-ку-ку./ Все, что происходит с Наруто, выходит за рамки дружбы или братства. Но то, чтобы чувствовать к нему то же, что и к девушкам - нет. Он просто мой. Мой друг, мой соперник, мой разум. /«Мой», «мой», «мой». Ты такой ревнивый. Такой собственник./ А разве нет? Тонкая бумага пропиталась вязким желтком, вытекшим из разбитого яйца. Прямо как ревность, которая теперь сочится наружу. Я знаю, что я – эгоист. И меня это не беспокоит. Наруто – мой. Он все, что у меня было в последнее время. Все ненавидели его, включая меня. Но я ненавидел его так сильно, что он стал моим лучшим другом. Я тот, кто тренировался с ним, дрался с ним, ел с ним задолго до того, как остальные признали его и посмели назвать его «другом». Я был первым. Это должно что-то значить. Так что да, я ревную. Это плохо? Рассеянно подхожу к мусорному ведру и выкидываю скорлупу. Только смотря на себя со стороны, понимаю, что шел, словно в трансе, бесцельно идя вперед. Выхожу на улицу и медленно иду по ней, смотря на полуразрушенные здания и помня их еще новыми, полными голосами людей и жителей. Сколько времени прошло, как они замолчали? Я вижу их везде – призраки домов и семей, которые преследовали меня эти годы. В центре натыкаюсь на простую каменную плиту, над которой я часто лил слезы еще недавно. Рука тянется к холодному камню, пальцы проводят вдоль выгравированных имен, ничего не значащих ни для кого, кроме меня. Тетя, дядя, двоюродный брат, мать, отец. Все Учиха, все мертвы, все лжецы. - Они знали, - голос Итачи. – Они знали и никому не сказали о том, что можно остаться невинными. Скажи мне, братик, разве это и есть – шиноби? Но у меня так и не появилось ответа. /И ты ничем не отличаешься./ Я другой. Я никогда не скрывал своих намерений. И тем не менее, их имена указаны здесь, невинных, хотя они этого не заслуживают. Но это тоже несправедливо. Самое страшное, что они совершили, так это то, что они держали это в тайне. И даже несмотря на это, они – моя семья. И мне неважно, по какой причине, они не заслуживали смерти. Пальцы скользят по имени Учиха Микото, и сердце сжимается. Как я могу хоть когда-нибудь ненавидеть ее? Как мог Итачи? Какие бессмысленные вопросы. Я никогда не должен был приходить сюда. В Коноху. В это проклятое место. Надо было бросить Наруто у дверей больницы и убежать, раствориться во тьме, прежде чем остальные смогли бы понять, что я был здесь. Так было бы лучше. Но я не смог. Отворачиваюсь и стараюсь уйти, оставляя свое прошлое позади. Такого больше никогда не повторится. *** Саске, милый, ты не можешь подойти сюда? Соскакиваю с кровати и мчусь на кухню, чтобы найти там маму, склонившуюся над большой бельевой корзиной. - Ма-ам, - стону, думая, что она звала меня по какому-то действительно важному поводу, а не просто чтобы помочь по дому. - Не канючь, милый. Это недостойное поведение, - она отчитывает меня, поджимая правильные губы. – Можешь взять вторую корзину? Как образцовый помощник, я забираю меньшую корзину из ванной. Она наполнена бельем, но у меня достаточно сил, чтобы донести. Аромат свежепостиранной одежды опьяняет. - Что это? – с интересом смотрю на одежду. – Это красивое платье. Но сегодня нет ничьего дня рождения, или есть? - Да, но я бы хотела сегодня выглядеть особенно, - мама улыбается и смотрит на меня. – Твоему брату присваивается ранг джоунина. Из-за удивления едва ли не роняю корзину на пол. Смотрю на маму большими глазами. В самый последний момент я успел поймать корзину и поставить у ее ног. - Правда? – взволнованно спрашиваю. Мое ликование быстро остывает, перерастая в беспокойство, а потом и вовсе в депрессию. - Да, - мама смеется, хотя это звучит не совсем натурально. – Самый молодой в этом году. – Потом она одёргивает себя. – Что-то случилось? - Отец, наверное, гордится им, - уныло отвечаю ей. Пальцы успокаивающе гладят по волосам. - Тобой он гордится тоже. - Нет, не так, - ударяю несуществующий камень ногой и отхожу на другую сторону комнаты, потому что не могу стоять на месте. - Никогда не говори так, - она становится на колени, и тут же ее нежность и тепло наполняет всю комнату. Подхожу к комоду и открываю нижний ящик. – Сколько раз я рассказывала тебе, что он часто говорит о тебе, когда мы одни? – она тянется рукой к моему плечу. – Он высокого мнения о тебе. - Он никогда не говорит со мной. У него никогда нет времени на меня, - резко отвечаю ей, стараясь скрыть клокочущую боль внутри. Она была в самом сердце, где-то между любовью к Итачи и отцу. - Не люблю, когда ты говоришь так, - и хоть мама говорит с упреком, голос звучит с сожалением. Поворачиваюсь к ней, и ее ладонь ложится на колено. На мгновение мамин взгляд отдает печалью, но потом губы озаряет улыбкой. Жаль, но не могу улыбнуться в ответ. - Надеюсь, ты не расскажешь об этом Итачи? – смотрю на нее с прищуром. - Нет, - говорит она с непонятной мне грустью. – Не расскажу. Не зная, как поступить – дую щеки. Я хочу, чтобы мама была счастливой. Улыбка ей идет куда больше. - Не волнуйся, мама, - добавляю с решимостью. – Я заставлю тебя гордиться мной. Я тоже стану джоунином и таким же, как братец Итачи! Широко улыбаюсь, стараясь поднять ей настроение. Губы дрожат, а потом она обнимает мои хрупкие плечи, и я понимаю – «удалось». Я знаю, как все исправить. Я буду гением, как мой брат. Я стану одним из лучших Учиха. Тогда Итачи будет тренироваться со мной, и отец признает меня. И мама будет счастлива. Короткие подёргивания маминых плеч давали понять, что она плачет. Кладу ручки на ее спину, словно такие легкие прикосновения могут успокоить. - Ты будешь гордиться мной, - стараюсь заверить ее, не понимая причины слез. – Я буду таким же, как Итачи. Ее тело содрогается в руках, начиная биться сильней с каждой минутой. Кажется, прошло много времени, прежде чем мама успокоилась и вновь заговорила. - Нет, Саске, - ее голос был влажным от недавних слез. – Оставайся собой. Делай то, что делает тебя счастливым, а не то, что ждут другие. Она гладит мои волосы, а потом целует в макушку. - Просто оставайся моим милым мальчиком. *** К моменту возвращения в квартиру Какаши, я чувствую усталость и утомление от того, что раз за разом возвращался в прошлое. Кажется, сейчас я хочу лечь и никогда не просыпаться. - Эй, теме! Где ты был? Ты опоздал! Я ждал тебя целую вечность! Наруто хмурится и смотрит на меня сверху вниз, с козырька здания. Кажется, он считает, что это моя вина. Так вот что он имел в виду под «завтра». И как бы я не ненавидел это, но мне стало легче. Вместо того, чтобы открыться, я просто подхожу к двери. - Как я мог опоздать, когда даже не знал, что ты придешь? Не смотря на него, прохожу внутрь, оставляя дверь открытой в молчаливом приглашении, которое он быстро принимает. Ногами закрывает дверь и начинает кружиться вокруг меня, заглядывая в пакет с продуктами, словно может найти там сокровище. Не обращаю внимания и раскладываю продукты в холодильнике. Большинство из них мне приходится вырывать из рук Наруто, который вцепился в капустный кочан так, словно видел его впервые в жизни. - Почему у тебя только семь яиц? Я бы тоже хотел купить так, а то десятка слишком много… Забирая упаковку с ними, обрывая на полуслове, убираю ее в холодильник. - Что ты здесь делаешь? - О! – вспоминает он что-то и убегает в коридор, чтобы принести внутрь два пакета, которые я не видел до этого. – Я же сказал, что увидимся, - продолжает он. – Поэтому я принес тебе обед. Если бы ты не бродил где-то так долго, то оно бы не стало ужбедом. - Ужбедом? – переспрашиваю, укладывая последнюю вещь на дверцу холодильника. - Ну да, - отвечает восторженно. – Слишком поздно для обеда, но рано для ужина. Ужбед. Смотрю на это недоразумение и все-таки усаживаюсь за стол. - Эй, но оно же все равно вкусное! – кажется, он расстроен. Но все же быстро складывает ладони вместе и с широкой улыбкой кричит: - Итадакимас! Из сумки появляется большая миска с его неизменно любимой едой. - Я не очень люблю рамен, - опускаю подбородок на ладонь и наблюдаю за ним. - Я знаю, - он подтягивает вторую сумку, но останавливается в нерешительности. – Он для меня. А это – для тебя. Скептически поднимая бровь, смотрю на невзрачный коричневый пакет, а потом заглядываю внутрь. Томаты. Целый пакет маленьких ярко-красных томатов. Смотрю на него с долей недоверия. - Томаты? Наруто перестает жевать, а потом серьезно смотрит на меня. - Это единственное, что я мог вспомнить из того, что тебе нравится. Я выбрал самые лучшие. Тебе действительно трудно угодить! – он обиженно оттопыривает губу. Качаю головой. - Идиот. - Эй! А как же благодарность! У меня не так много денег, чтобы угождать тебе! Я и так пожертвовал большой порцией рамена и купил среднюю! Столь отчаянное заявление заставляет меня вновь взглянуть на россыпь красных помидоров, которые сейчас выглядят весьма печально. - Что же случилось с твоими сбережениями? Пауза оказалась весьма красноречивой. - Они забрали их. Мне приходится взглянуть на него, чтобы понять, что он чувствует. Его глаза уставились в миску рамена, пока пар поднимался к лицу, а палочки застыли в воздухе. - Они забрали их, - повторяет он, - чтобы покрыть расходы… - Мои они тоже забрали, - обрываю его прежде, чем он успевает продолжить. Наруто резко поднимает голову, и лицо становится удивленно-печальным. - Не думал, что ты откладываешь деньги. - Не откладываю. В отличие от клана Учиха. Он смаргивает, а потом спешно качает головой. - Но это семейные деньги! Они не могут забрать их. Пожимаю плечами. Наруто вновь уткнулся в миску, чтобы тыкать в раздумии палочками в мягкую лапшу. - Но почему платите вы? Ведь именно из-за меня часть деревни разрушена… - Оплата шиноби за миссии по поиску меня, - он должен прекратить оправдываться. Наруто морщит нос, становится задумчивым и не касается миски. - Но если так, - словно размышляя, начинает он. – Мне платят теми же деньгами, что я плачу им. Значит, они получают вдвое меньше, чем думают. Почему это так важно? Не уверен, что слова Наруто собираются в логическую цепочку. Странно, но на его лице вновь появляется искусственная широкая улыбка, которую я так ненавижу. - Я имею в виду, что понимаю, почему они забирают мои деньги, но почему твои? Ведь они не платят тебе, так что… Его смех выходит тихим и неловким. Действительно ненавижу, когда он ведет себя так. - Это моя вина. Его глаза округляются. - Нет, не твоя! – паника отражается в каждом сантиметре его лица. Он снова смотрит в миску, содержимое которой забыто. – Ты просил меня ничего не делать, но я сделал. Я знаю, что это глупо. Но я не хотел видеть это; не мог. Он мог убить тебя, и не думаю, что это можно было бы счесть за возвращение, - он трет рукавом лицо. – Я не должен был это допускать. Только не после того, через что мы прошли. Но я только допускаю одну ошибку за другой. Но я не хочу терять тебя, Саске. Ну вот, опять. Ну что за?.. Нечего сказать, и в тишине слышу сдавленное сопение и вижу слезы, капающие в миску. Сердце разрывается от чувства вины, но я скрываю это. Потому что так легче. Я знаю, что это моя ошибка, и все. Может, я и не чувствую сожаления, но признаю то, что приложил к этому руку. Наруто выглядит таким несчастным, что ассоциация с матерью, Микото, приходит сама собой. Когда я смотрел на нее, она клала руки на плечи и гладила меня по волосам, успокаивая. Хочу сделать то же самое, и сама мысль кажется странной. Это та часть меня, которую я не хочу обнажать. Только не я. Я слишком глубоко зарыл внутри себя того человека, которым я был. Мне бы хотелось сказать, что всему виной Итачи или же потеря семьи, что оставили пустоту. Никто никогда не утешал меня. Никто и никогда. Поэтому я не могу сделать это. «И неужели не будет никакого ехидного комментария?» Но в голове тишина, и это пугает еще больше. Сглатываю и осторожно тянусь рукой к его руке через стол. Его плач останавливается, сменяясь икотой. Он смотрит на напряженную руку, а потом на меня. Неуверенно сдавливаю пальцами его руку. Наруто странно улыбается. Эта улыбка нравится мне куда больше: искренняя и честная. В конце концов, я тоже на что-то способен. Он снова начинает копаться в миске с раменом, словно внезапно пропавший голод вернулся. Он орудует одной рукой, втягивает скользкую лапшу и молчит. И единственное, что мне хочется, так это, чтобы он не отпускал мою руку. Не знаю почему; не хочу знать. Но все же Наруто отпустил ее, чтобы приступить к еде обеими руками. И все в порядке, потому что нельзя постоянно держаться за руки. Похоже, у Наруто припасена еще одна миска рамена. Три миски рамена и пакет помидоров. Придурок. Откусываю томат, кислый, сочный и спелый, и смотрю на широкую улыбку Наруто, всасывающего лапшу. Это был худший обед в моей жизни.