Счастье в серых тонах (Gray Colored Happiness)

Глава 23. Знакомый ряд ветхих домов, стоящих бок о бок, словно наследие былого величия. Сколько времени прошло с тех пор, как я жил здесь? Играл здесь. Умирал здесь. Воспоминания так же ярки, словно все было вчера. Почти готов поверить, что кто-то выйдет и поздоровается со мной. Почти готов поверить, что я еще дитя. Квартал Учиха стал кварталом призраков с паутиной и темными провалами окон. Люди исчезли так быстро, что души не успели последовать за телами. И все же я здесь. Учиха здесь. Но район не выглядит приветливым. Как и брат, я согрешил. Но каждая мелочь хорошо осталась в памяти, сменяя прошлое на настоящее. Вон тот магазинчик с выцветшей и рваной вывеской когда-то принадлежал моим дяде и тете. - Привет, Саске-кун! Ты уже поступил в Академию? – спросил бы дядя. – Ты будешь прекрасным шиноби, я знаю! - Конечно, будет! – засмеется тетушка. – Он ведь братец Итачи все-таки! Я почувствовал бы прилив гордости после таких слов. Или это были слова дяди? Не помню. - Придешь попозже, и я угощу тебя, - улыбается дядя. Он всегда улыбался мне. Тетя и дядя были пожилыми. Их собственные дети давно выросли, но они относились ко мне как к младшему. Их интерес к моей жизни казался чем-то большим, нежели обычной вежливостью. О чем бы они подумали сейчас? Их призраки, ясные как день, качают головами и в последний раз скрываются за дверью. Бреду дальше. Это дом старого Йоширо. Не могу скрыть улыбку. Сейчас здесь руины и развалины, хорошо отражающие суть человека, который владел им. Черные глаза-окна уставились на меня. Будучи ребенком, я боялся его. Старик был угрюмым, с обвислой пигментированной кожей. Он никогда не разговаривал со мной, словно не видел необходимости в беседах с маленькими мальчишками. Старик не любил Итачи, а меня и вовсе не замечал. Знаю, тогда он едва ли обо мне думал. И легко могу предположить, что подумает сейчас. Прежде, чем появился призрак, поворачиваюсь к дому спиной Единственное практически нетронутое место – это святилище клана Учиха с символом посреди. До сих пор слышу разговоры и смех, наполнявшие глухие стены, шепот тайных встреч, о которых не должен был знать. Каждый из Учиха был там, словно проходя испытание. Даже Итачи. Это был мой первый страх из всех. Я испугался их. И Итачи. Все же не верилось, что мой брат способен совершить что-то настолько плохое. В глазах наивного ребенка – просто немыслимо. Теперь я понимаю. Правда ли? Призраки горделиво смотрят за тем, как я захожу. Они выглядят самодовольными, словно стали мудрее после смерти. Дом состоит из монолитных плит твердых горных пород. Некоторые люди мне знакомы, других – вижу впервые. Но каждый из них – призрак. Они отворачиваются от меня, а воспоминания начинают таять. Нас было не много. Но численность клана всегда находилась под контролем. Или как говорил Итачи – поколения воспитывали иные поколения. Сейчас, смотря в прошлое, понимаю, что могу пересчитать детей по пальцам. Даже не учитывая преступления брата, я был последним в роду. Я был самым младшим из нашего поколения, а те, кто вступил в брак, еще не получили право на появление наследников, и казалось, не особо желали этого. Останавливаюсь. Неужели? Но так оно и было. Быть может, поэтому на мои плечи взвалилась такая большая ответственность. А я их подвел. И вот он, последний дом. Он же самый близкий мне. В этих залах я провел свои детские годы. Духи здесь куда сильней, но я хочу, нет, мне нужно, поговорить с ними. Мужественно перевожу дыхание и захожу внутрь. Около нижней ступени ровным рядом до сих пор стоит обувь. На секунду боль становится настолько острой, что я почти падаю на деревянный пол. Нет, я не должен. Перешагиваю жалкие воспоминания и захожу в главный дом. Даже одна комната до верху наполнена счастливыми воспоминаниями, заставляющими кружить голову. Не могу смотреть в сторону комнаты Итачи. Слишком ярки воспоминания о том, кем он был, а не тем, кем стал. Никогда не разберусь, что было ложью, а что нет. Больше не знаю, что чувствовать, думая об Итачи. Его кровь на моих руках, в моих венах. И пусть понимаю, что прав, что-то внутри не так… Тяну руку к двери и отдергиваю, словно ошпаренный. То, что за ней – загадка. Последние семь лет я не был там. Что-то знакомое мелькает через приоткрытые створки. Собираюсь силами и с погребальным почтением заглядываю внутрь. Все как обычно. Ничего особенного или мистического. Разве что тот факт, что когда-то она принадлежала родителям. Аккуратная уборка осталась с последнего дня, разве что тонкий слой пыли лег легкой вуалью. Подхожу к столу и беру один из платков, аккуратно сложенных матерью. Подношу к лицу. Когда-то они пахли ей: цветами, свежестью, сладостью. Теперь же – прелостью и гнилью. Бросаю на пол. Последний взгляд – и иду на кухню. Во всем доме она была любимым местом. Единственное место, где я мог видеть своего отца и Итачи. За обеденным столом. Втягиваю пустой воздух и сажусь за привычное место за столом, готовясь к общению с мертвецами. Открыв глаза, вижу, как они сидят напротив. Отец смотрит как всегда строго и осуждающе, а мать…мать улыбается. - Здравствуй отец, - говорю я. – Привет, мама. Они молчат. Начинаю вытирать грязь пальцами вдоль досок. Привычка, оставшаяся с детства. - Что вы думаете? – спрашиваю. Нет причин объяснять. Я не сумасшедший и осознаю, что они лишь плод воображения. Поэтому и знаю, зачем я здесь. Снова чувствую себя семилетним. Я много думал сам, но пришел к выводу, что запутался. И полностью растерялся. Падаю головой в руки и вцепляюсь в волосы. Родители-призраки смотрят на меня. Кажется, они ожили и их можно коснуться. - Скажите мне, как быть, - умоляю то ли бездушную столешницу, то ли призраков родителей. Одинаковый шанс получить ответ. Никакого шанса. - Я не знаю, чего хочу. Хочу быть рядом с Наруто. Чтобы это ни означало. Он мой лучший друг, по крайней мере, я так считаю, и самый важный человек в жизни. Если бы могли просто дружить или… Хотелось бы поцеловать снова? Возможно. Хотя стоит мне сделать, и главы Конохи не заставят себя ждать и примут управленческое решение. Наруто поймет. Тск. Конечно, поймет. Не будет привязывать на цепь, позволит быть свободным. Вероятно, он даже заставит меня стать правильным и покладистым. Одно ясно: в Конохе я лишь потому, что он здесь. Вздыхаю. Стало почти легко. Что бы сказал отец, узнав о пути, на который шагнул его младший сын. Он смотрит холодным, темным, осуждающим взглядом, дергаются желваки, а губы вытягиваются в беспристрастную линию. Знаю, что он бы подумал. Был бы недоволен, как и всегда. Этот взгляд заставляет усомниться в нереальности происходящего. Он никогда не сможет принять меня, даже после смерти. В отличие от Итачи. Даже в мелочах Итачи всегда оставался старшим, лучшим братом. Изучаю руки. Жесткие, синюшные, обветренные. Руки, сделанные для борьбы, для наказания, для убийства. Они не предназначены для ласки. И все же, он мог бы гордиться. Его младший сын победил старшего. Превзошёл в желании, настойчивости, напоре и силе. Разве этого недостаточно для признания? - Теперь я могу назвать тебя своим сыном. Это он и скажет. Слезы размывают боковое зрение, но плакать не собираюсь. Я не сентиментальное дитя. Так было бы с отцом. Выдохнет от вида выступивших слез и разочарованно покачает головой. Что заставило опустится так низко? Отворачиваюсь от него, взирая на ящики, раковину, шкафы, просто гниющие остатки. Не хочу больше видеть отца. Я устал от его мнения, устал выпрашивать одобрение. Все, что я когда-либо хотел, так это чтобы он гордился мной, чтобы посмотрел на меня. Но он хмурится. Даже из могилы. Приложив немного усилий, позволяю фантому рассеяться. И теперь он больше меня не волнует. Дыхание частое, поверхностное. До сих пор ощущение, что часть жизни не больше, чем ночной кошмар. Но реальность куда более жестокая. Оглядываюсь назад. Отец ушел, забрав обиды и сожаления. Может, теперь мы сможем сосуществовать в мире. Но она осталась. Ее улыбка добрая и мягкая как никогда. Чуть склоняется и тихо произносит: - В чем дело, Саске-кун? Что же ответить? Поднимаюсь из-за стола и следую по лабиринту залов, спускаюсь в сад. Ее прозрачные глаза следят за мной. Некогда ухоженный газон зарос сорной травой. Едва заметны остатки былой славы. Но если бы не знал – никогда бы не догадался. Высокие стебли вьюнка обвили деревянный пол, словно охраняя от случайных гостей. Призрак матери спокойно стоит рядом. Краем глаза вижу привычный жест, которым она прижимает к себе, даря уют и любовь. И готов поклясться, что чувствую мягкое тепло ее маленькой ручки у себя на плече. И закрываю глаза. Наклоняюсь к ней, но касаясь, чувствую, что ее образ плывет, словно дымка. Отчаянно пытаюсь получить хоть какое-то прикосновение. Или лучше что-то большее, возможно, даже резкое. Даже если бы ударили – было бы легче. По крайней мере – реально. Открываю глаза и вижу, что двор изменился. Он снова такой, как в детстве. Трава глубокого изумрудного цвета, а мать вешает белье на натянутые веревки. - Что за мученическое лицо, Саске? Мне снова шесть. Маленький ребенок, покрытый царапинами и ушибами, только что примчавшийся с тренировки, на которой он снова получил одни обещания. - Хочу быть как он, - вслух заявляю ей. Белая влажная ткань хрустит под порывом ветра. - Но ты не он. - Знаю. Мама берет пустую корзину под руку, а вторую ладонь упирает в бедро. - Скажи, что случилось, Саске. Сижу на краю деревянного крыльца и чувствую всю тяжесть вопроса. - У меня должны быть наследники. - Верно, - говорит мама и присаживается рядом. – Так всегда должно быть в доме Учиха. Мое сознание снова шаткое, как у подростка. - Почему они заставляют меня? - Не понимаю. Конечно же, нет. Она просто воспоминание, которое знает лишь то, что случилось, а не то, что сейчас. - А у тебя был выбор? Она недолго думает, смотря во двор. Ее взгляд далекий, стеклянный, словно она вспоминает. - Нет, выбора не было. - Это как? Взгляд возвращается ко мне. Ее мягкие черные глаза добрые и понимающие. - Не я была инициатором брака с твоим отцом и не он. Наши родители решили за нас. Но Учиха должны соблюдать правила. Мы обеспечиваем продолжение рода, и мнение просто не воспринимается всерьез. Думаю, можно было отказаться, но таков уж мой долг, - она улыбается, и эта улыбка просто-для-меня. – Не скажу, что это плохо. Напротив, все хорошо. Я люблю твоего отца, хотя в день свадьбы казалась тихой и скромной невестой. Подобные факты из жизни родителей были известны давно, но никогда прежде мама не говорила так прямо. Ее аккуратные розовые губы улыбаются. Густые черные волосы обрамляют лицо, отражая свет и заставляя блестеть глаза. Рядом со мной одно из самых лучших воспоминаний. Она и правда так выглядела? Такая молодая. Она родила двоих: меня и Итачи. И кто я такой, чтобы претендовать на право голоса, которого никогда не имел. Разве я не должен следовать тем же путем? - А я? – спрашиваю. Лишь призрак, поэтому ответ предсказуем. Пальцы разглаживают волосы. Ее прикосновения легки как ветер. - Я хотела бы пожелать тебе того же, - задумчиво говорит она. – Собственная семья, мои маленькие внуки, играющие друг с другом. Ты всегда был моей надеждой. Прикусываю губу, но все же киваю. Не знаю, с чем соглашаюсь. - И Итачи? Ее рука опускается. Улыбка принимает оттенок печали, которая часто посещала последнее время. - Я не совсем понимаю твоего брата. Такого ответа не ожидал. Мама редко говорила об Итачи, и то больше абстрактно. Но мнение об Итачи уже не важно. Знаю, когда она смотрит на меня, то видит мое будущее, ее будущее. Будущее клана. Без меня никого не останется. И теперь, когда больше некому, как могу противоречить ей? - Но что, если… - начинаю. Она склоняет голову, улыбается, словно ничего не произошло. – Что если я не сделаю. - Тогда нас больше не будет, - категорический тон совсем не похож на мамин. – Не останется никого, кто сможет нести наши тайны, наши надежды и воспоминания в будущее. Не было бы историй о нас, которые бы рассказывали детям и в конце концов бы забыли. Жестокое заявление, но оно верно. Интересно, знала ли она о проклятии Учиха перед тем, как зачать ребенка. А второго? Или просто искушала судьбу. Но мама наверняка сделала все, что от нее зависело. Не знаю почему, но я уверен. Хотелось бы спросить, почему она пошла на это, несмотря на последствия. Во рту пересохло, и стараюсь сглотнуть. Что сказать, когда ее даже нет. - Но что, если я не стану? Мама поджимает губы. - Мы с папой были плохими родителями? Тупо моргаю. - Что? - Почему ты не хочешь детей? Почему не хочешь жениться? - Ну, я… И бросаю, не ожидая подобной враждебности. Когда-нибудь мама говорила так? Да, полагаю, сказал бы. Но эти перегибы, интонации – загадка. Мама всегда была добродушной. Заикаясь, выдавливаю быстрый ответ. - Нет, не так. Просто… - Жена и дети, - почти ласково напоминает она, голос звучит почти бессмысленно, - наполни эти комнаты новыми надеждами и старыми заботами. Жизнью, которую зародили мы с отцом. Вот, что я хочу для тебя. Это то, что я всегда желала. Ее улыбка полна меланхолии, словно уже может видеть детей, хотя я так и не стал отцом. Детей, без отца. Она будет разочарована. Не уверен, что мысль о потомстве надолго займет ее. Не важно, по какой причине: эгоистичной или по физическим показателям, но я не собираюсь быть отцом. Либо все, либо ничего. Думаю, старейшины должны понять. Иначе и быть не может. Своим детям я бы дал все, что мог. Не хочу становиться таким же отцом, каким был мой. После всего что случилось – не хочу. Он делал из своих сыновей орудия. И это помогает сделать выбор. «Учиха не прохлаждаются с другими мужчинами… Это непозволительно». Речь идет о гораздо большем, чем о детях Учиха. Речь идет о том, что Совет желает восстановить полный контроль не только надо мной. Кланы Конохагакуре не больше, чем просто пешки на политической арене. С другой стороны, Учихи прокляты слоняться по ленте Мёбиуса, идя от смерти к предательству. Старейшины понимают это, но готовы рисковать ради кеккай генкай. Могу только догадываться, что в этот раз они считают, что смогут справиться. Но они не смогут. Они заслуживают всего, что произошло из-за алчного желания получить Шаринган. Они заслуживают другого Итачи. Не могу поверить, что в голове зарождается подобная мысль. - Милый, с тобой что-то не так? Мать смотрит простым добродушным взглядом. В словах нет осуждения, только честность. Упираюсь локтями в колени. - Знаю, - отвечаю. Со мной действительно что-то не в порядке. И сейчас непонятно, как давно оно происходит. Но, кажется, Учиха Саске, которым я был так долго, ступает на тот же путь, что и сотни людей до него. А потом они умерли и исчезли. Сделав глубокий вдох, обращаюсь к матери. - Что если, - останавливаюсь, начав. Становится тошно из-за безрассудной смелости, но продолжаю. – Что если я не хочу детей, жену или женщин вовсе? Призрак матери улыбается сам себе и молчит. Это единственный ответ, который я получил. *** С абсолютной уверенностью могу заявить, что был здесь. В это же время, в этом же месте. Изменились актёры, но игра – абсолютно такая же. Цунаде оценивает всех холодным взглядом, не спуская глаз. Тетсуо скучает: зевает, смотрит на птиц за окном, Анко возвышается над нами и на этот раз не сыплет едкими замечаниями и комментариями. В отличие от нас, Оука – сама жизнь. После окончания забивания гвоздей в крыше она то и дело трещит о том, что готова к настоящей миссии. Что-то напоминает. /Прекрати усмехаться. Это неприлично./ «Ты должен быть готов к этому. И кстати, где ты пропадал в эти дни?» /Ох, то тут, то там…/ Ловлю взгляд Цунаде и привычно вздергиваю одну бровь, желая прекратить бессмысленную игру. /Увы, это не в ее власти./ «Знаю». - Пожалуйста, Хокаге-сама! – Оука сжимает руки в молитвенном смирении, скуля так, что скребет по сердцу. – Все, что мы делаем, не предназначено для ниндзя! Как мы станем сильней, если не получим миссию? - Я не потакаю ребяческим просьбам, - объявляет Хокаге. Фыркаю. Цунаде бросает предупреждающий взгляд. Анко делает шаг вперед. - Разрешите, Хокаге-сама? – Цунаде кивает в знак согласия. – Последние три дня были полностью посвящены тренировкам. Они показали значительный прогресс, особенно Инузука и Канамори. Думаю, они справились с задачей. – Затем она скрещивает руки на груди и вызывающе вздергивает подбородок. – И я с уважением присоединяюсь к просьбе Инузука. Хокаге убирает от лица руки, чтобы продемонстрировать многострадальный взгляд. - Действительно? – спрашивает она. – И все же, Митораши-сан, вы прекрасно были осведомлены об ограничениях, наложенных на вашу команду при назначении на должность. - Да, Хокаге-сама, - Анко упирает руки в бока. – Но я считаю, что работа в течение последних нескольких месяцев изменит ваше мнение. На мгновение кажется, что Цунаде соглашается. Но миг так мимолетен, что теперь кажется – нет. - Чудес не бывает, Митараши-сан, - взгляд Хокаге устремлен на меня и лишь потом возвращается Анко. – И сейчас нет миссий для команды генинов из двух человек. - Но Тетсуо пойдет с нами! – разочарованно вскрикивает Оука и смотрит на мальчишку. – Правда? - А? – мальчишка отвлекается от дум. - Дело не в Канамори-куне. Проблема не в нем, - Цунаде раскладывает веером бумаги на столе, делая вид, что изучает их. – Я буду иметь в виду вас, когда буду распределять миссии, но сейчас – нет. Девчушка выдыхает так, словно проблемы всего мира рухнули на ее детские плечи. Затем она поднимает голову и смотрит так, будто причина выбора Хокаге – прямиком моя вина. Большие круглые глаза Оуки пилят в течение долгого времени, прежде чем ей приходится развернуться и уйти. Было бы куда лучше, если бы она просто злилась. *** Кума облюбовал небольшой угол крыльца. Не понимаю, почему он привязан именно к нему, а не к чему-то еще. На самом деле это крошечный угол. Сюда едва вместятся пара людей и столько же стульев, если этим вообще занимались прежние жильцы. Мы – нет. Он сидит на проводах, словно птица. Я – не разговариваю, да и компанию вряд ли составляю. Кума, находящийся на расстоянии, выглядит напряженным. Червь для птицы. Он просто ждет момента съесть меня. Отворачивается. - У нас не было выбора, - оправдывается. Судя по голосу, он отвечает на вопрос, который никогда бы не сорвался с губ. – У нас тоже есть обязанности. /О, и именно тогда, когда дело стало касаться твоих чувств и отношений с мальчиком-лисом, они тут же вмешались./ Сегодня облачно, и звезды лениво прячутся за пушистыми краями дымки. - Я давал клятву верности Конохе как АНБУ, - напоминает. /Конечно, давал. Коноха всегда требует клятв верности./ «Заткнись уже». Вдалеке мерцают огни ночной Конохи, упрямо затмевая звездный отблеск. Бесшумно Кума соскользывает с проводов и оказывается на крыльце. - Полагаю, это не мое дело, но, - бесстрастная маска изучает меня, - я знаю, о чем Совет просил тебя. /Ку-ку-ку./ Смотрю в сторону и слушаю, как безвредные крошечные садовые змеи ползают в траве. Невидимые для всех, кроме меня. /И меня, мой мальчик. Не забывай обо мне./ Жаль. Если бы я мог. - И что? – вежливо спрашиваю. – Как бы ты предложил поступить? - Я? Трава неслышно мнется под гладкими тельцами рептилий. - Какова причина выведывания такой информации? Хочешь посмеяться? Или это была угроза? Неважно, что оснований для обвинений нет. /Есть, мой мальчик. Он – из Конохи, и это уже достаточное основание, чтобы думать худшее о нем./ «Это твои выводы». /Мы вырезаны из одного камня. Помни об этом, Саске-кун./ Если бы могла, маска медведя выглядела бы хмурой. Неодобрение ясно слышно в голосе Кумы. - Несмотря на то, что ты думаешь, я на твоей стороне. Настолько, насколько могу, - голос быстро меняется. – Я бы помог тебе, если бы мог, но мои руки – связаны. Совет – мощнее. Даже Хокаге не в силах перечить им. /Ох, на самом деле это так./ Хмурюсь. - И что же, - едва ли не рычу, - ты предлагаешь делать? Кума колеблется. Облака обнажают край луны, и ночь становится ярче, выставляя медвежью маску в зловещей тени. - Не знаю. Фыркаю и отворачиваюсь. - Но, - начинает и замолкает. – Тебе стоит серьезно подумать над тем, сможешь ли ты жить без наследников. Как будто я не думал. - Даже если это ведет к смерти? - Ты не знаешь точно. - Они сами сказали. Кума замолкает на секунду, подбирая слова. - Не думаю, что старейшины зайдут так далеко. Прыскаю в ответ. - Значит, никаких фактов. - Никаких, - признается. – Но это лучше, чем ничего. Выбор: короткая жизнь с иллюзорным счастьем или длинная и несчастная. /А он прав, не находишь?/ - Хм, - только и отвечаю. /Хватит вести себя как ребенок. Мудрым решением было бы выбрать жизнь. Жизнь всегда важнее./ - Почему бы просто не рассказать ему? Луна снова проваливается за облака, а вопросы, которые задает Кума, заставляют поверить в его заинтересованность в моей жизни. - Ты его знаешь? Наруто? – напрасно спрашиваю его. Паразит раздраженной рычит внутри. Кума не отвечает. Ночи в такие дни душные и влажные. Воздух щекочет обнаженные плечи. Вздыхаю и сажусь на скамью перед крыльцом. - Если бы я рассказал, он бы удалился, - отвечаю АНБУ. – Он исчезнет из виду, делая все, чтобы я принял условия старейшин. Пока он рядом, я не смогу принять решения, поэтому он решит за меня. /Лучше так, чем постоянно сомневаться. По крайней мере, мальчишка бы поступил правильно./ - Может, ты слишком сильно загоняешь свои чувства в тупик? - Ты не сможешь понять, - говорю спокойно, - я делаю то, что могу. Загадочный гость вновь запрыгивает и балансирует на проводах. Его силуэт тонкий и мягкий в неярком свету. - Возможно, - говорит он. И исчезает в ночи. *** - Маленький брат. Простынь, оборачиваясь вокруг тела, словно путы. Не хватает воздуха, и часть мозга, отвечающая за логику, явно голодает. - Глупый маленький брат. В пустой душной комнате – его голос. Наверное, ему было обидно, что с ним не разговаривали в доме, дверь в которую закрыл навсегда. - Глупый… Глупый маленький братец. Нежное касание ко лбу заставляет тут же очнуться. Комната наполнена ночью, тиканьем часов, пением ночных птиц и тяжелым дыханием Итачи. Чешу глаз тыльной стороной ладони. - Не можешь уснуть? Призрак Итачи стоит в углу: полуодетый, но все с той же маской безразличия на лице. Губы исказились от имитации улыбки. Присаживаюсь. - Какая разница? – спрашиваю, хотя понимаю, что его нет. - Ты мой младший брат, - легко отвечает мне. – Разве не я должен беспокоится? - Ты этого не делал, - во рту горечь, которую хочется сплюнуть, лишь бы избавиться от нее. Итачи улыбается мне, но как обычно, глаз не успевает запомнить эту улыбку. - Оставь меня в покое, - говорю с нескрываемым раздражением. - Не могу, - он садится на край кровати слишком близко, но матрац под ним не шевелится. – Ты не даешь. Не могу смотреть ни на него, ни в окно. Боль внутри то кипит пузырями, то иголками стреляет в спину. Закрываю глаза, чтобы не мучиться. - Не хочу, чтобы ты был здесь. Его ладонь холодная и влажная, когда он гладит меня по голове. - Тогда признай, что мы не такие уж и разные. И я – твой брат, и всегда им останусь. - Мы ничем не похожи. - Мы оба делаем вещи, которые не можем объяснить. Ты, например, убил родного брата из личных соображений. - Справедливость, - спокойно заявляю. – Никаких личностных соображений. Он продолжает гладить волосы. - Как скажешь, - ощущение чужой руки исчезает. – Но это не настоящая причина. Жмурюсь сильней и молю, чтобы Итачи исчез. Тишина наполняет комнату довольно долго, и, кажется, я снова один. - Почему ты выбрал его, а не меня? – вопрос – словно нож в сердце, пускающий кровь и заставляющий ее капать на простынь. - Почему выбрали его проклятье, взамен нашего? Отвергли нашу плоть и кровь? Есть вопросы, на которые не существует ответа. - Ты сделал это, - его голос мягкий, как когда-то. – Ты убил меня не ради мести, а ради него. Темнота окутывает тело, высасывает счастье, словно остатки чая всю горечь листов. Интересно, в будущем будут гадать на заварном чаю? - Я ничего не делал, - шепчу и запинаюсь. - Иди сюда. Но я молчу. Не могу доверять лживому монстру, которого больше нет. - Все из-за кошмаров? - Мне не снятся кошмары. Тогда тьма сгущается, вырисовывая руки, обхватывающие сбоку и прижимающие к себе, словно ребенка без гордости и воли. Его подбородок упирается в висок, а пальцы поглаживают спину. Никогда не думал, что они настолько тонкие. Они точно из плоти и костей. Такое чувство, словно прошлое ворвалось в будущее. - Помнишь, когда ты был маленьким, очень маленьким, братик, - шепчет мне ночь, - ты приходил ко мне посреди ночи, пытаясь спрятаться от кошмаров. - Нет, - хотя прекрасно помню. - И я обнимал тебя до тех пор, пока ты не уснешь. Снова прошлое. И даже теперь – ложь. - Нет, - настаиваю на своем. - Я буду с тобой, пока все монстры не уйдут, - Итачи тихо смеется, словно вспоминает что-то давнее и милое, поглаживая пальцами кисти рук. Это не реально. Он не настоящий, не здесь, не добрый, не старший брат, которого я обожал. Но когда-то давно – был. Итачи был таким. И это прекрасно известно мне, как и все остальное. - Тс-с, Саске, - шепчет он, и тепло убаюкивает. – Просто успокойся. Я буду здесь и защищу тебя. Просто спи. Я защищу… Стискиваю зубы и отгоняю последнее воспоминание. Итачи не существует. И ночных кошмаров нет. Существуют лишь монстры, которые навсегда останутся со мной.