Счастье в серых тонах (Gray Colored Happiness)

Глава 40. Утро куда солнечней, чем обычно. Щебет птиц, аромат цветов. Начало нового дня. Ни капли не похоже на те дни, проведенные в ненавистной деревне. Но все-таки я понимаю, что это всего-то еще один чертовски-жаркий день в Конохе, просто я чувствую себя иначе. Быстро поднимаюсь с постели, заправляю ее, одеваюсь. /Как омерзительно./ Не могу вспомнить, когда утро начиналось так бодро. Последний раз подобное было лет десять назад, тогда я был мальчишкой, который мне почти не знаком. Значит, дело не в дне, а во мне. Странно, но потерянная часть меня вернулась. Благодаря Наруто. Конечно же, все из-за него. /Какая липкая поэтическая дрянь./ Еще немного и мне удастся сломать дурацкую стену. Я знаю, что она трещит, знаю, что он хочет меня. И понимаю, что скоро сам буду обладать им, а остальное – не важно. Другие тоже шли своими путями. Никогда ранее не чувствовал себя таким образом. Но это чувство не заставляет ощущать себя плохо или неправильно. Больше похоже на головокружение. «Почти». И все же природа Учиха не призвана быть легкомысленной. Не смотрю в зеркало, зная, что «почти головокружение» делает меня похожим на идиота. /Нет, ты легкомысленный. Неразумный. Тошнит от тебя./ Разве не близко к тому, к чему стремился? Но этого достаточно. Привыкну. А может быть само пройдет. Иду на кухню, насыпаю хлопья. Хорошо, что с утра Какаши не стал играть в повара. Просто прекрасно. Хотелось бы избегать его так долго, как только можно, не находится под его постоянным контролем. Но мне, как обычно, удача не улыбается. /Нет, что ты. Сам виноват./ - Эй, соня! – лепечет одноглазый сенсей, словно представляя себя заботливой курицей. – Ты сегодня рано. Отворачиваюсь, склоняясь над тарелкой. Какаши обходит меня, берет коробку с хлопьями и насыпает себе. Только убрав молоко в холодильник, он не садится, а облокотившись о стол, смотрит на меня. К счастью, Хината не срезала челку, и я могу скрывать от него свое лицо. Ладони так же складываются в оборонительном жесте. - Мне кажется, или ты светишься от счастья? – замечает одноглазый старик, похрустывая хлопьями. Черт. /Так и не научился контролировать себя, милый?/ - Нет, - категорично заявляю, и голос прекрасно соответствует настрою. - Хм, - на мгновение Какаши замирает, скорее всего, чтобы изучить меня, но я и бровью не веду. Ему нет никакого дела. Зачерпываю ложкой кашу и отправляю в рот. - Что ж, если ты так говоришь… - Хатаке пожимает плечами и звенит пустой тарелкой в раковине. – Мне пора идти. Увидимся после обеда. А потом, не оглядываясь, направляется к двери, выключает в коридоре свет и одаривает улыбкой, от которой дрожь по спине, а потом закрывает дверь. Он не должен лезть в мои дела! - Эй! – кричу с искренним раздражением в голосе: – Ты собираешься мыть посуду или нет? Но Какаши уже вышел. В животе до сих пор тошнотворно покручивало. Поспешно складываю мытую посуду. Дважды проверяю карманы, и пытаюсь настроиться на то, что сегодняшний день станет знаменательным для четвертой команды. /Правильно используй время./ Выхожу наружу и сталкиваюсь лоб в лоб с Наруто, который, дуясь, стоит у перил. Если быть честным, то я не уверен в том, что должен делать, поэтому придерживаю рукой дверь и пытаюсь вспомнить хоть какую-то доступную технику самообладания. Я – Учиха Саске, и не могу вести себя словно девчонка. Если уже не веду себя так. /В какой-то манере./ Мы с Наруто смотрим друг на друга. Он не выглядит счастливым, хотя не могу сказать точно. Он ждет: терпеливо, спокойно, не известно сколько времени. Молчу. Но Узумаки еще сильней надувает губы, кривя их в неловкую линию. Именно он пришел ко мне, значит и должен начать разговор. Жду, пока его мысли соберутся. Замечаю то, как он сглатывает. Губы начинают шевелиться, и Наруто издает низкий вздох: - Это ничего не меняет. /Сейчас, именно сейчас, нам стоит посмотреть на то, как он тебя бросит./ Усмехаюсь. Фраза настолько предсказуема, что я почти не расстроен. Прикрываю дверь и становлюсь рядом. Наруто больше не скрещивает руки, а держится за перила, вцепившись пальцами в древесину. - Ничего? – спрашиваю. Даже находясь рядом, чувствую нервное тепло, исходящее от него. Тоже опираюсь о перила, но не касаюсь его. Поворачиваю голову и произношу достаточно тихо: - Вряд ли ты сам в это веришь. Воздух дрожит. Хочется разбить стеклянную пустоту. На мгновение Наруто опускает веки, словно чувствуя боль. - Это ничего не доказывает, - он открывает глаза, но взгляд все еще устремлен вниз. – Вряд ли оно что-то изменит, - взгляд скользит в сторону, но не поднимается. – Все станет лишь хуже. - Хуже? – лоб пересекают морщины. Я в недоумении. Наруто снова закрывает глаза и опять протяжно выдыхает. - Потому что я уже решил, - сначала он поднимает голову, а потом мучительно медленно и сами глаза. Весь его взор сосредоточен на мне, - что прощу тебя. /Что?/ Уголок губ дергается. Внутри зарождается радость, и я понятия не имею, что с ней делать, поэтому просто скалюсь. - Ты не заслужил этого, - уверенно заявляет Наруто. – Но так надо, – и отворачивается. – Я не могу злиться на тебя. Мне это не нравится, – новый направленный на меня взгляд пугает: в нем столько боли и тяжести. – А может, я должен быть честен перед собой. Может все, что ты сделал, имело смысл лишь для тебя, а не для меня. Быть может, ты не смотришь на вещи так, как смотрю я, - Наруто поджал губы. – Но уже не важно. Это ничего не меняет. Всю долгую паузу я жду. Жду, потому что могу. Потому что не могу понять. Все совсем не так, как я думал. И все же, его слова важны. Наруто заставляет чувствовать себя неуютно. /Посмотри, как низко ты пал./ Под кожей горят мышцы. Я только и делаю, что жду. Тишина между нами похожа на рычащего, разъяренного, голодного зверя. - Итак, - Наруто делает паузу и стискивает зубы. – Я не хочу, чтобы ты ко мне приходил. Я устал. К тому же, все без толку. /Хм./ С интересом прыскаю. - В смысле, устал? Наруто раздраженно выдыхает через нос. Вижу, как напрягается его лицо. - То и значит. Оно все равно не работает. Наклоняюсь немного ближе, обдавая того дыханием. Узумаки напротив, закрывает глаза. Лжец. - Ты не можешь так говорить. Светлые брови нахмурились. - Ты совсем меня не слушаешь. Поднимаю руку, тяну к его лицу, но Наруто уходит от прикосновения. - Что не так? Разве ты не сказал, что простил меня? Его взгляд стал ледяным, холодным и выразительным. - Иногда слова расходятся с делом. Да, у всего есть свой потаенный смысл. - Не усложняй, - хватаю пальцами воздух там, где еще недавно было его лицо. Лед в глазах Наруто быстро тает. Но он отходит, увеличивая расстояние между нами. - Ты слишком эгоистичный, - рычит Узумаки. - Позволь мне объяснить тебе, – желваки дрожат под кожей. – Я простил тебя ради себя, а не тебя. Я сделал это, чтобы разобраться в наших отношениях. Они сводят тебя с ума. И они бесполезны. Свожу в недоверии брови и моргаю. Что? Мотаю головой. Сжимаю кулак. - Ты не понимаешь. Наруто резко выдыхает, а потом сглатывает. - Как видишь. У тебя не вышло. Поэтому, я решил, что мы не можем быть друзьями или кем-то еще, кем бы могли быть. Этого я совершенно не ожидал. - Нет, - протестую и цепляюсь за запястье. Он совершенно не понимает. Все не может закончиться прежде, чем началось. Раздраженный, Наруто рявкает: - Да. Нет, не так должна была закончиться эта история. Я ведь знаю, что он хочет меня, он говорил, что любит. Но почему тогда? Сжимаю пальцы сильней и дергаю за запястье. - Объясни мне. Взгляд Наруто уверен, выражение его лица – непоколебимо. - Я уже это сделал. Я объяснил. В горле пересохло. Глаз дернулся, пальцы поднимаются выше, впиваясь в плечо. Наверняка у него останутся синяки. - Это ведь не значит, что… - Значит, - безапелляционно звучит Узумаки. Но разве он может самостоятельно решать такие вопросы. - Перестань упрямиться! – рычу, пытаясь притянуть парня к себе. Прижимаюсь к губам, надеясь почувствовать тот огонь, что загорался ранее. Но ничего. Потому что пламя погасло. Нет ничего, что намекало бы на прошлое, пронесшееся между нами. Что-то не так. Отшатываюсь от него, выравнивая прерывистое дыхание. Сердце бьется в ушах со страшной силой. Наруто не чувствует. Его веко дрогнуло, а волевая скула обрисовалась под кожей. Воздух мигом исчез из легких одним быстрым жестом. Всего пару секунд, а я полностью потерялся. Всё кончено. Веки нервно дрожат, голова дергается рывками. - Что? Но Наруто знает ответ. Он на самом деле знает ответ. - И я не хочу, чтобы ты оставался в Конохе из-за меня, - спокойным голосом продолжает Наруто. Будто ничего и не случалось. – Я не хочу, чтобы ты причинял себе боль или делал то, что не любишь из-за меня. Мне не нужна эта ответственность. Не хочу, чтобы ты… - Наруто останавливается, перехватывает воздух ртом: – Если ты так ненавидишь Коноху, то уходи. Все еще не могу дышать. - Ты не можешь, - категорично прошу, чувствуя, как ноет от впившихся ногтей кожа. В груди болит и копошится боль. Не хочу дышать. Наруто игнорирует меня. - Нет, ты должен. Так будет легче. Мне не хватает воздуха. Легкие разрывают грудную клетку. Вот-вот омертвевшая плоть провалится внутрь. Наруто долго смотрит на меня, а потом скользит взглядом то в одну сторону, то в другую. Он все еще не уверен: кажется, он раздражен и нервничает. Часто моргаю, чувствуя, как горят глазные яблоки. После того времени, что мы потратили, он просто перечеркивает наши отношения? Я…я не понимаю. Думал, что понял. Он ведь простил меня. Ведь знаю, что он чувствует то же самое. Должно быть, это иллюзия, вызванная недостатком сна или переутомлением. Потому что Наруто, мой Наруто, никогда бы не порвал со мной. Он слишком упрям. Но руки сводит от напряжения. Ткань штанов жесткая и неприятная. Наруто косится на меня ставшим небесно-голубым взглядом. - Ты так ничего и не скажешь? – с усмешкой шепчет он. Но он словно говорит на иностранном языке. Незнакомые звуки отскакивают от барабанных перепонок, не достигнув мозга. Мир меняется. Я не могу принять, не буду. Это не может быть правдой. Так не бывает. Медленно сжимаю кулаки, чувствуя неподатливые кости и забившиеся мышцы. Наруто не может стоять здесь и говорить подобные вещи. Наклоняю голову, но ничего не могу разглядеть. Различаю формы: квадрат, круг, линии; цвета: золотистый, оранжевый, синий. Но картинки не складывается. Края размываются, расползаются границы. Ничего не вижу. Это не может быть правдой. Эта обреченность и решимость в голосе мне не знакомы. Не верю… Не правда. - Саске, - низким надломившимся голосом просит Наруто, - скажи что-нибудь. Чувствую, что что-то потерял, но не могу понять, что именно. - Я, - начинаю, но голос ломается, дрожит. – Мне надо идти. Выпрямляюсь, неуверенно опускаю руки по швам. Я не чувствую себя. Это какие-то чужие Саске и Наруто. Потому что так. Это не может быть правдой. Какой смысл? Перед глазами – ни зги. Уши слышат лишь белый шум. Руки потеряли чувствительность. Не оглядываюсь вокруг, не делаю лишних движений. Не важно, как часто я буду моргать, зрение не улучшается. Все туманно и мутно. Интуитивно поворачиваю голову в сторону улицы. - Мне надо идти. Именно. Команда ждет меня. И стоит воссоединиться с ней, как рутина затянет меня и все станет на свои места. Первые шаги самые тяжелые: словно ноги налились свинцом и отдаются тупой болью. Медленно и болезненно спускаюсь по лестнице; низкий звук дерева звучит в голове. День начинается так, как и десятки других на протяжении нескольких месяцев, когда я только и жду, пока все станет на свои места. Потому что все это не имеет никакого смысла. Моя команда ждет меня. *** - Где твоя голова, Учиха! – голос Анко суров и высок, но для меня он звучит в отдалении. От удара спиной о дерево слышу хруст, а потом падаю вниз, чувствуя щепки коры в лопатках. Почему они не врезались глубже, не добрались до жизненно-важных органов? Шаринган активирован с самого начала, но абсолютно бесполезен. Раз за разом опускаю веки, но перед глазами все равно туман. Все предметы потеряли черты: лица членов команды искажены, показаны через кривое зеркало. От шарингана никакого толка. Нет ни намека на будущие атаки; на настоящие – тоже. - Саске-сан!.. – высокий и взволнованный голос Оуки с трудом достигает меня. Перед глазами мельтешит неясная тень с темными косичками. - Отставить, Инузука! – командует Анко. – Оставь его. Он для нас бесполезен. Все что он делает, так это тянет нас вниз. - Но… - трогательно, как девчонка старается вступиться. - Нет. А теперь вставай. Ты и Канамори будете тренироваться без него. Учиха же может идти на все четыре стороны. Учиха, - презрительно называет мою фамилию Митараши, - можешь присоединиться к нам, когда и если найдешь в себе силы. Чем больше удаляется тень, тем меньше я различаю ее. Мутное пятно кажется неподвижным, пока не вскрикивает голосом Анко. - Инузука! Тихий всхлип и Оука бежит прочь. Маленькая тявкающая тень мчится следом за ребенком. Но Анко права. Потеряв способность видеть, я стал абсолютно бесполезным. *** Не могу даже понять, как долго я сидел там. Но это и не важно. В какой-то момент, я подтянул колени к груди и обхватил их. Никто не нужен мне. Хватит. Я устал. Упираюсь лбом в колени и не смыкаю глаз, зачарованный темнотой штанов. Чтобы я не делал, внутри – пустота. Звуки леса доходят словно через вату. Нет причин, чтобы двигаться. Мне некуда идти. Как же я устал. Глухая навязчивая боль в груди стучится и рвется наружу, пульсируя в ритм с сердцем. Все еще не могу дышать. Проходит так много времени, прежде чем слышу звук мнущейся под ногами травы. Шесть. Ровно шесть шагов. Я слышал, их было именно столько. Жалкое скуление. И все, что я понимаю, как теплый мягкий подбородок опускается на мою руку. Кохана. Она вылизывает мои пальцы, ухо, скулит, просит открыть лицо. Жмется мокрым носом, дышит. Чувствую, как собака нервничает и не может выразить своих чувств. Еще два детских шажка с другой стороны. Кохана поднимает морду и скулит. Оука садится по другую руку – я чувствую ее. Девчонка склоняет голову на плечо и молчит. Тишина тяжелая, всепоглощающая. Но это не то молчание, что угнетает. Оно согревает, словно старое теплое одеяло. Волосы Оуки покалывают плечо, но это мелочь, и уже через минуту я не замечаю неудобства. Как и всего остального. Собака снова кладет морду на руку и возвращается к облизыванию уха, находя в этом особую заботу. Ее язык, словно влажная липкая наждачная бумага: неприятно, но я не отталкиваю ее. Два юных товарища по команде остаются со мной так долго, но не произносят ни слова. Ветер ласкает нас, доносит слабый запах Оуки. От нее веет свежестью, весенним теплом и усталостью, сладкой, как первый мед.