честно говоря

На венчании Мещеряковы не присутствовали, пожаловав лишь на последующее торжество. Сдержанно поздоровались и с Трубецкими, и с Ларионовыми, пожав всем руки и перекинувшись парой слов на входе. Задерживаться не стали, так как особой дружбы ни с одной из семей не водил даже и сам Алексей. Вернее сказать, относились к нему все достаточно хорошо, даже любили за его простоту и душевность, но тому по тем же причинам было с ними в компании худо. Какая-то детская наивность и открытость заставляла его в их окружении скучать — сплетни ему были неинтересны, а Трубецкие и Ларионовы именно таких тем мастерами и были. Остановились, дойдя до семейства Черных, кротко поприветствали Сергея, и Алексей на несколько минут разговорился с Оксаной. Та была женщиной, потрёпанной тяжёлым браком, но всегда сохраняющей почти что искреннюю улыбку. Потому что хоть Алексей и чувствовал с ней родство из-за объединяющего их добродушия, окружающее её общество не было ей чуждо, как ему. Она в нём чувствовала себя уверенно, ей в нём было комфортно. О себе он такого сказать не мог — светская жизнь его не пугала, просто приходилась не по душе. Подошедший к матери Филипп (оба Мещерякова в очередной раз про себя отметили их сходство) со всем радушием поприветствовал Алексея и поспешил увести в сторону его сына. Артём пусть и не сказал того вслух, остался ему очень благодарен за это. — Поздравляю, Артём Алексеич, ты в этот раз минута в минуту! — он шутливо похлопал товарища по плечу, припоминая ему прошлое мероприятие. Тот лишь усмехнулся, решая оставить колкость без ответа. — Ещё даже не все, кто на венчании был, подъехать успели. Скоро вот должны. — А кто там был? — уцепился за фразу Мещеряков, ожидая услышать одну-единственную фамилию. И не разочаровался. — Сменкины. Филипп хотел было ещё упомянуть семьи присутствовавших Карины, Марины и Ильи, но увидел, как взгляд друга устремился в сторону входа в помещение, и воздержался. — Тут, знаешь ли, слухи ходили… — начал тот, желая привлечь внимание, но заметив, что парень не повернулся к нему, продолжил: — что ты, Артём Алексеич, в их дом зачастил. Тот резко развернулся в сторону Черных. — Неужто к Виктору Андреевичу в гости захаживаешь? Товарищ его потянулся было, чтобы по обыкновению поправить фрак, но отчего-то одёрнул руки, не зная куда ещё их деть. — Прав ты был, Филипп, хороший он человек. Добродушный, простой. Такие люди на вес золота. Врать столь же убедительно, как это умела Кира Андреевна, он не умел и, по правде сказать, очень сомневался, что так смог бы кто-либо в мире. И Филипп ему, разумеется, ни на минуту не поверил, но разумно воздержался от комментариев, лишь усмехнувшись и снова хлопнув его по плечу. Однако и лжи, как таковой, в его словах, если посудить, не было. Ходил он и вправду не к Виктору, но чтобы учить его сестру, да только парня этого он и правда очень уважал и любил. И действительно считал его добрым и простодушным, что сам ценил. — О, а вот и сами люди на вес золота, — по-доброму передразнив товарища, Филипп кивнул на вход, у которого уже обменивались любезностями три семьи. Действие это тут же приковало к себе внимание обоих парней. Старшие Сменкины, в особенности Андрей, горячо приветствовали хозяев, поздравляли и нахваливали то убранство, то организацию, то самих детей. Младшие же, в целом не разделявшие восторга родителей, изо всех сил старались не кривиться, слыша имя Алины Павловны. И если у Киры это получалось, то отвращение её брата не мог заметить разве что слепой, да отвлечённые родители молодых. Словно ища спасения, Виктор окинул взглядом залу, чтобы заметить смотрящих в их сторону ребят, вмиг повеселел, кивнул сестре, и они оба направились в их сторону, оставив становящуюся с каждой секундой более тошнотворной беседу старшим. Филипп прекрасно знал причины такого поведения, так как о ситуации знал больше, чем кто-либо другой во всём доме (за исключением самой Алины), а вот Артём по сей день находился в неведении, а потому искренне удивился. Если фальшивую улыбку Сменкиной он ещё мог объяснить, то нескрываемое разочарование во всём происходящем от её брата было в новинку. Но спрашивать об этом так сразу и прямо было бы чересчур нагло даже для него, а потому он просто проигнорировал навязчивую мысль, возвращаясь к ощущениям от атмосферы бала. — Кира Андревна! — воскликнул Филипп, когда девушка протянула ему руку, и все в их небольшой компании едва ли не синхронно улыбнулись. — Глазам своим не верю, Кира Андревна! В самых смелых своих мыслях я не мог предположить, что когда-либо увижу вас на бале! Та подала руку Мещерякову в знак приветствия, но обратилась к своему громкому товарищу: — Где ваши манеры, право слово! — шутливо бросила она, и друг её усмехнулся в ответ. — Мне приятен ваш восторг, но не забывайте о приличии. Она рассмеялась своим же словам, заразив смехом и парней; однако лица их посерьёзнели, стоило лишь заиграть оркестру. Наконец-то показались молодожёны, чтобы открыть бал вступительным вальсом, и Артём наконец понял, в чём суть дела. Алина Павловна была одета в белое, но словно находилась в глубоком трауре. Она улыбалась, настолько искренне, насколько могла, но он чувствовал это, даже смотря на лица друзей, которые поджимали губы, следя за развевающейся белой фатой. К танцующим стали присоединяться другие пары, и Артём краем глаза заметил, как Виктор чуть ли не шёпотом проговорил что-то вроде «ну, делать нечего» и увёл в центр залы подошедшую к ним только что светловолосую девушку. Лишь потом, увидев их в танце, он понял по улыбке Сменкина, что это была та самая «иностранка». Он улыбнулся уголками губ и вздохнул, оборачиваясь. Кира Андреевна стояла чуть поодаль от них с Филиппом, сжимая в руках веер, который ей, судя по всему, лишь для этого и был нужен. Её платье также было светлым и также абсолютно не сочеталось с эмоциями. Она старалась смотреть на брата с его возлюбленной, но то и дело возвращалась к вальсирующей Алине и вздыхала. — Могу ли я?.. — парень протянул руку, испытав что-то, похожее на дежавю. Он обернулся на друга и, убедившись, что Филипп не может его слышать, добавил: — Надеюсь, я рисковал своими стопами не ради того, чтобы вы снова мне отказали. Та серьёзно на него посмотрела, отчего внутри у Мещерякова всё сжалось, а затем едва заметно рассмеялась, оценив колкость в свою сторону. Однако вместо ответа в таком же настроении, она без слов положила свою ладонь в его и сама повела в сторону танцующих. — Можете закрыть глаза, если хотите, — мягко сказал он, заметив её волнение перед началом. Та с полминуты подумала и, кивнув, последовала совету. Это было тяжелее, чем на репетициях, ведь вокруг была куча народу, которую нужно было не сбить с ног. Вообще-то, это являлось задачей Мещерякова, с которой тот успешно справлялся, но она то и дело думала о том, как запнётся наступив тому на ноги, и всё полетит к чертям. Но этого не происходило. Парню следовало развлекать её светскими разговорами, вместо чего тот убеждал её, что она делает всё правильно, что всё хорошо. Сменкиной от этого было почему-то смешно, хоть и заметно спокойнее. В конце концов, она открыла глаза, посмотрев на него, отчего тот сразу замолчал. — А ведь у вас и правда получилось, — без какой-либо насмешки сказала она, когда он отвёл взгляд, чем заставила снова посмотреть на себя. — Научить меня вальсу. Артём заметно растерялся, но постарался собраться как можно скорее: — Вы знаете, это не только моя заслуга… — Ох, бросьте! — та не постеснялась закатить глаза, но всё же не перестала улыбаться. — Я никогда не верила в эту затею. Я была уверена, что вы убежите после первой же попытки, после второго же занятия мне всего-навсего стало интересно, на сколько вас хватит, — она выдержала паузу, давая ему обдумать сказанное ею, и продолжила: — А вы остались. Не знаю уж, причина в вашей целеустремлённости или вере в меня, но я вам благодарна. Без шуток, — будто в подтверждение своих слов, девушка изменилась в лице, вмиг посерьёзнев, — спасибо. — Мне это только в радость, — только и мог сказать Мещеряков, предварительно потратив на раздумья не менее двух-трёх минут. Голова была пуста, мысли отсутствовали. Он успевал лишь изумиться быстрой смене эмоций на её лице, пытаясь тут же считать их. Они не говорили; Сменкина до неприличия долго и прямо смотрела ему в глаза, и тот про себя отметил, что уже привык к тому, что этикет не был у этой девушки в почёте. При этом Артём Алексеевич знал, что она могла быть образцом идеальных манер, если ей это было нужно, или от неё того требовали. И всё же было в её хамстве и бунтарстве что-то очаровательное и вместе с тем мощное, сильное. Она того или не видела, или избегала видеть, но смотрела на неё половина залы. Татьяна была горда; она что-то говорила стоящему рядом Андрею и то и дело прятала лицо в платок. Многие присутствующие просто с интересом рассматривали её, наконец явившуюся высшему свету. Алина Павловна, заметив подругу, заметно оживилась, широко улыбнулась и хотела было кивнуть, но Кира не видела её. Она не придавала этому моменту такого значения, как это делали родственники и окружающие, но всё же это был миг триумфа. Просто отчего-то было так легко и хорошо, будто всю жизнь она ждала именно этого самого танца, и ничто иное не имело смысла.