Вызов

Домой не тянет вовсе. У Куникиды милый дом. Так считают все те два человека, что были у него в гостях. Немного безликий, немного слишком продуманный, немного напоминает номер в отеле — но, несомненно, милый. Правда, ни один из гостей не выразил желания прийти еще раз. Но Куникиде нравится. Но сегодня он домой не хочет. Сегодня он никуда не хочет. Прошло два дня после смерти Лазурного вестника и Рокузо. Возможно, следовало бы пойти в бар, но Куникида считает это неправильным. Ни один из них не заслуживает такого неприглядного прощания. Каждый из них заслуживает жизни. И все это очень несправедливо. — Чупа-чупс? — Дазай появляется из ниоткуда, как и леденец в его руке. — Сколько раз повторять — я не люблю сладкое! — сорваться на Дазая всегда сладко, без всяких чупа-чупсов. Куникида давно это заметил, но пока не решил, насколько такое положение дел отвечает его принципам. — Тогда иди домой. — Не твое дело, когда я пойду домой. — Мое. Я твой напарник. Если ты не выспишься, ты можешь подставить меня под удар. Как подставил Рокузо. Куникида опускает голову на скрещенные запястья. — Значит, ты тоже считаешь, что это я виноват… — Так я и знал! — чупа-чупс исчезает неизвестно куда вместе с напускной дурашливостью. — Ты винишь себя в их смерти. — Потому что так и есть. Если бы я приложил больше усилий, отец Рокузо не погиб бы, а Лазурный король оказался бы под арестом. Ни у кого не было бы причин для мести. Ты бы в той ситуации принял верное решение. — Возможно, да, возможно, нет. — Дазай сидит на краю его стола и болтает ногой. Это неправильно. — Ты неверно подходишь к вопросу. Правильно начать с того, что какое бы решение я ни принял, я бы не переживал о его последствиях. Потому что каждый может ошибиться. Если бы люди совершали только правильные поступки, мир остановился бы. — Нет. Мир стал бы идеальным. — Разве что если бы все были такими, как ты. И он как будто даже не издевается. — Я стараюсь быть идеальным. Но совершаю массу ошибок. — Ты ни разу не опоздал спасти меня. Кстати, сколько раз это было? — Девяносто восемь, — без запинки отвечает Куникида. — Ведешь учет на отдельной странице блокнота? — Вот теперь Дазай немного подначивает. — Просто помню. — Значит, ты спас девяносто восемь жизней. Чем ты недоволен? — Дазай, прекрати. Я спас одну жизнь девяносто восемь раз. И то… — Куникида замолкает, но поздно. — И то ту, которую спасать бы не стоило, верно? — Сохранить нечто ценное и безделицу — неравнозначно. — Впервые Куникида говорит об этом вслух, тем более с Дазаем. — Ты слишком мало ценишь жизнь, чтобы я мог быть доволен ее спасением. Не знаю, почему ты не хочешь жить, но это чересчур неправильно. — Я хочу. — Ладонь Дазая небрежно лежит на столе, но Куникиде кажется, что она вот сожмется в кулак и попытается пробить лакированную доску. — Только не могу. Кстати, хочешь узнать один мой секрет? Куникида не отвечает, но его взгляда Дазаю вполне достаточно. — Придя в ВДА, я действительно пытался покончить с собой. Это стало частью моей жизни. Но после каждой неудачной попытки, приходя в себя, я снова и снова видел твое лицо. И знаешь, — он вдруг улыбается, — мне стало интересно, насколько тебя хватит. И я немного… немного увлекся. — ЧТО?!! — Я думал, тебе скоро надоест, ты махнешь рукой и ухватишься за возможность завести нового напарника. А тебе почему-то не надоедало. — И сколько же раз… — у Куникиды зубы сводит от гнева, — сколько раз ты «понарошку» отвлекал меня от графика? — Не знаю, — беззаботно говорит Дазай, — я не веду подсчетов, у меня даже блокнота нет. Десять, двадцать… может, сорок, но это максимум, честно! Куникида хочет его убить. Сам, своими руками. — Но больше я так не делаю, — торопливо заверяет Дазай. — Если хочешь, я вообще сокращу количество попыток… скажем, до одной в неделю. И буду присылать тебе расписание — где и когда. Хотя ты все равно будешь меня спасать, даже если я этого не сделаю. Ты ведь любишь, чтобы все было пра-а-авильно… — Вместо насмешки в его голосе неожиданное раздражение. А еще Куникида любит, чтобы все было честно. — Вообще-то я спасаю тебя не только поэтому, — говорит он перед тем, как закрыть за собой дверь кабинета, и выражение лица Дазая при этих словах сбивает в нем все правильные настройки до следующего утра. Когда Дазай приходит вовремя — секунда в секунду, — и вместо «я хочу умереть» в его взгляде читается «я хочу договорить». Куникиду это, пожалуй, устраивает.