Вызов

Темно. Возможно, из-за неосвещенности помещения, возможно — из-за мешка на голове. Трудно судить, когда ты привязан к стулу — а стул, похоже, привинчен к полу. Из плюсов положения — ты жив, ты можешь думать, говорить и у тебя за спиной к такому же стулу привязан твой напарник. Если вытянуть пальцы связанных за спинкой стула рук, можно скрестить их с его пальцами. Они, конечно, так не делают. Они уже обсудили ситуацию со всех сторон… Шаги в коридоре. Обычные, никто бы и внимания не обратил, но Рампо весь вытягивается над столом, открывает рот, Куникида тоже выпрямляется, левая рука находит блокнот, и все, один за другим, подаются к двери, готовясь вступить в бой… Невидимое едкое облако ползет из-под двери — больше неоткуда, — и сознание Куникиды гаснет. …и теперь треплются ни о чем. Забивают эфир. Вытесняют тревогу. Заполняют время между. Между их обычной хреновой жизнью и возможной хреновой смертью. — И о чем же ты жалеешь, Куникидушка? — тянет Дазай. Куникида только что сказал, что люди перед смертью, как правило, вспоминают о несделанном, о несбывшемся. Зря сказал. Или нет? Он думает, перебирает в голове все свои двадцать два года — целых двадцать два. Можно было успеть больше, сделать лучше. Но жалеть? — Нет, — твердо говорит он, — я ни о чем не жалею. — Даже о том, что не переспал со мной? — тянет за спиной Дазай. Не хочет о скучном. О важном. Личном. Не то чтобы Куникида удивлен. — Почему я должен жалеть о том, чего даже не хотел? — Неправда. Меня все хотят. — Почему ты так считаешь? — Я же Дазай Осаму. Это жалко. Это жалко, и Дазай это знает, и Куникида знает, и Дазай знает, что он знает. На пороге возможной смерти у Дазая нет ничего, кроме плохо наряженных иллюзий. Куникида не знает только одного: поддержать их или опровергнуть? Если поддержать, Дазай с полпинка распознает ложь и хуже того — жалость. А честность обрушит весь этот нелепый цирк. Принципы вступают в сражение с чем-то вроде долга перед напарником — Куникида предпочитает думать именно так. Никто не побеждает. Куникида вытягивает кисти как только может, находит пальцы Дазая, гладит, греет. Я с тобой, говорит каждое его движение. Пусть это считается ответом. Пусть Дазай понимает как хочет. В замке щелкает ключ. — Хочу предупредить, — громко и четко говорит Куникида, — идиот за моей спиной — суицидник со стажем, так что смерть будет для него лучшим подарком, имейте в виду. — Да конечно, — перебивает веселый-развеселый голос Дазая, — слушайте его больше! Только попробуйте меня тронуть — от вас даже молекулы ДНК не найдут, чтоб опознать по генетическому коду! Плюньте на эту канцелярскую крысу, разберитесь сначала со мной! После оба будут стыдиться этой наивной импровизированной бравады, но попробовать стоило. Чтобы потом не жалеть, если что. Будут жалеть. Все равно будут. Слишком много упущено. Слишком мало успето. На кончиках пальцев. Когда мешок стягивают с головы, перед ослепленными внезапным светом глазами оказываются очень официальные корочки. — Служба правительственной безопасности, внеочередная проверка…

* * *

— Нас недолюбливает не только Портовая мафия, но и кое-кто в правительстве, — продолжает Фукудзава. — Чиновники работают медленно, но упорно. Я не ожидал, что в мое отсутствие вам могут устроить подобную проверку. Больше такого не повторится. Приношу извинения за свою непредусмотрительность каждому из вас. Особенно тебе, Куникида-сан. Я постараюсь все исправить. Через несколько минут члены Агентства имеют возможность наблюдать уже привычную картину: напарники уничтожают друг друга. Правда, на сей раз орет Дазай, а Куникида пытается выглядеть невиноватым. — За что директор перед тобой извинялся?! — спрашивает Дазай, встряхивая напарника за грудки. — Что ты еще натворил, идеалист недоделанный?! Из карманов Куникиды вылетают на пол ручки, бейджи и «Идеал». Дазай взглядом прослеживает их путь — и вдруг выпускает напарника, наклоняется и поднимает блокнот. — Что это? — спрашивает он. Уже не орет. Голос — будто песок сыплется. — Что это, блядь, такое? — Отдай, — у Куникиды голос не лучше. Песок высыпался, только эхо гуляет в пустоте. — Почему он стал меньше? — Дазай прижимает Куникиду к стене, и сейчас его принадлежность к Портовой мафии влегкую считывается по взгляду, пустому и спокойному. — Что там произошло, когда вы разговаривали наедине? Ну? …Безопасники сообщили, что по результатам проверки один из сотрудников, Дазай Осаму, должен быть отстранен от работы без возможности восстановления. Куникида пытался возражать — заранее зная, что не прокатит. У пришедших была своя задача — ослабить Агентство, ставшее кому-то наверху костью в горле. Дазай не был ни в чем виноват. Никто не был. И если бы Куникида сдался и согласился, подписал, его бы тоже никто не винил. Но… — Они хотели выкинуть тебя из Агентства. — И что? — А то, блядь. — Куникида замолкает на секунду, подбирает слова, а потом плюет на все и рубит напрямик. — То, что ты сдохнешь без Агентства. Это все, что у тебя есть. Мы все такие. Тут наша семья, дом и жизнь. Я не мог позволить им забрать это у тебя. К счастью, они пошли на сделку. Способность их эспера в чем-то перекликается с твоей — влияет на силу других. — Ты променял тридцать процентов своей способности на мое трудоустройство? Ты теперь даже пистолет создать не можешь! — Большое дело! Буду носить обычный, — смеется Куникида. Он вроде бы даже весел. В то время как Дазай нахмурен и смертельно серьезен. Будто в зеркале. — Ты еще пожалеешь об этом. — Время покажет. Они смотрят друг на друга минуту, другую. Куникида зажат между стеной и Дазаем, но кажется, он в порядке. Дазай прижимает локтем его горло, но кажется, он зафиксирован невидимыми путами и не может отойти. — У меня не осталось тех, кого можно любить, но есть те, кого я боюсь потерять, — наконец отвечает Куникида на незаданный вопрос. — Поэтому ты постоянно достаешь меня с того света? — хмыкает Дазай. — Я не сказал, что ты среди тех, за кого я боюсь. — Но разве это не так? Дазай очень, очень хочет, чтобы было так. А Куникида уже не видит смысла молчать. И оба не хотят добавлять к списку вещей, о которых пожалеют на пороге смерти, еще одну. Так что, наверное, что-то у них получится. По крайней мере, они попробуют. … — Я разберу Йокогаму на атомы, но найду способ вернуть прежние размеры твоему «Идеалу». Кстати, больше ничего увеличить не надо? — Сначала попробуй, потом шути насчет размеров, идиот. — Я попробую, — Дазай склоняет голову к плечу, глаза ясные. Куникида невозмутимо поправляет очки. — Какая жара, — говорит Йосано, обмахиваясь импровизированным веером, и Рампо протягивает ей мятный леденец.