Вызов

— Ты почему еще здесь? Остальные уже в купальне. — Куникида только что вышел из душа в одном полотенце и совершенно не удивился сидящему на низкой лавочке Дазаю. Он заранее знал, что от напарника непременно будут проблемы даже в этой увеселительной поездке на горячие источники. Фукудзава хотел устроить для сотрудников ВДА пару дней настоящего отдыха, но Куникида сомневался, что сумеет ими воспользоваться в полной мере. Не при наличии Дазая в пределах досягаемости. Впрочем, останься тот в Йокогаме, Куникида нервничал бы не меньше. — Я тут подумал, Куникидушка-а-а, — Дазай забавно смотрелся в полотенце поверх бинтов. — В онсене слишком людно. Я лучше погуляю по лесу, подберу подходящий сук для повешенья… — Он мечтательно улыбнулся. Этого было достаточно, чтобы Куникида за несколько секунд перешел от невозмутимости буддийского монаха к состоянию кипящего чайника. Дазай явно взял бы олимпийский рекорд в дисциплине «Доведи напарника». — Это место, — Куникида наклонился к нему и орал свистящим шепотом, чтобы не тревожить посетителей; Дазай по-прежнему улыбался, — это место предназначено для дружеского общения, для отдыха тела и души, для единения с природой — но не такого, как ты себе воображаешь! Поэтому засунь свои мечты о суициде себе в задницу и не позорь… — Куникида внезапно замолчал. В пылу своей речи он схватил Дазая за руку, и шершавые бинты раскрыли ему глаза на истинную причину поведения напарника. — Ты не можешь снять бинты, а с ними в онсен нельзя, верно? — Ты несешь чушь, Куникидушка-а-а, — сладко протянул Дазай, но руку выдернул. Куникида остался растерянно стоять, коря себя за недогадливость. — Я не «не могу», я не хочу. Хочу в лес, к белкам и толстым сучьям. — Сиди здесь. — Куникида потуже завернулся в полотенце. — Я все улажу. Он старался не нервничать и не спешить, беседуя с администратором, но не мог не думать, ждет ли Дазай или все-таки сбежал в лес и придется идти искать его вместо того, чтобы наслаждаться горячей водой и остроумием дурачащегося Рампо. Но Куникида все равно не смог бы расслабиться, зная, что Дазай бродит где-то один. Тот часто говорил, что обожает одиночество, — так часто, что Куникида давно перестал этому верить. Но Дазай никуда не ушел. Сидел смирно, вытягивал нитки из бинтов и связывал в крошечные бантики. — Пойдем, — сказал Куникида. — Все в порядке. — Ты такой умный и всемогущий, Куникидушка, — сообщил Дазай, направляясь к купальням. — Ты ведь сообразил взять разрешение и на сакэ? — Убью, — прошипел Куникида. — Утоплю в ванне. Дазай радостно улыбнулся. Лежа в теплой, пузырящейся воде, Куникида чувствовал, как отступает усталость. Не нужно было ничего печатать, отвечать на звонки, мчаться сломя голову на очередной вызов. Даже Дазая не требовалось контролировать — тот сидел рядом и весело трепал языком. Куникида попытался слушать, откинул голову на полотенце, уложенное с краю ванны, прикрыл глаза… Он проснулся от тишины вокруг. Небо, видное сквозь редкую бамбуковую крышу, уже потемнело. — Где все? — спросил он все так же сидевшего рядом Дазая. Мозг с некоторым трудом встраивался обратно в реальность. Куникида давно не позволял себе так основательно отключиться от насущных дел. — Ушли поесть. — Мокрый Дазай был смешным, как пудель, выкупавшийся в пруду. — А ты? — Должен же кто-то присмотреть, чтобы лучший сотрудник Агентства не утонул в минералке? — Лучший у нас ты, — машинально поправил Куникида. Дазай ничего не сказал. Куникиде, однако, показалось, что тот доволен. Странно — Дазаю сотни раз говорили, что он лучший. Правда, Куникида признал это вслух впервые. — Я не очень хочу есть, — он выбрался из воды, прикрывшись полотенцем. — Пожалуй, сразу пойду спать. — Я тоже не хочу, — кивнул Дазай. — Пойдем, нам по пути. — Что ты сказал администратору? — поинтересовался он, когда, переодевшись в юкаты, они шли по длинному коридору к своим номерам. — Что у тебя редкая кожная болезнь, от которой очень помогает здешняя вода, но дневной свет, даже в малых дозах, резко обостряет ее течение. И дал честное слово, что она абсолютно не заразна. Он поверил. — Ты такой правильный, что тебе трудно не поверить. — Дазай ухмыльнулся. — Кто бы подумал, что ради меня ты нарушишь свои принципы и соврешь. — Я не врал, — возразил Куникида. — То есть?! — У тебя действительно может быть такая болезнь. Я ведь не знаю, что на самом деле под твоими бинтами. Я не лгал, я лишь сделал предположение. И это точно не заразно. Коридор расходился в разные стороны. Куникида свернул влево, Дазай — направо. — Куникида, — послышался его потерявший уверенность голос, когда напарник уже прошел часть левого коридора, — а ты хочешь… Куникида остановился. Тон голоса Дазая, то, как прозвучало начало фразы, — все вместе неожиданно заставило Куникиду предположить, что он знает, о чем речь. Это была крайне сомнительная и безобоснованная догадка, но Куникида вдруг захотел, чтобы она оказалась правдой. Ему стоило большого труда не подтолкнуть Дазая к продолжению, но он сдержался. Тот должен был решить сам. Но Дазай заметил его ожидание, спрятанное в неподвижности и сдерживаемом дыхании. — …хочешь узнать, что скрывается под ними на самом деле? Куникида сделал шаг назад — или вперед, как посмотреть. — Очень, — сказал он голосом, который сам не узнал, — очень хочу. — Тогда пойдем ко мне. — Дазай подождал Куникиду, и они пошли рядом, изредка сталкиваясь плечами. Дазай не был в восторге от идеи единения с природой, однако мысль о единении с Куникидой не вызывала никакого отторжения — только предвкушение и участившееся дыхание. Он надеялся, что этот эффект не относится к запланированным Фукудзавой. Хотя с того станется. Но о директоре сейчас хотелось думать в последнюю очередь.