Вызов

Куникида сидит за столом. Работает. Как обычно. Дазай сидит рядом. Не на краю стола, не на диване, не на стремянке, оценивая возможность закрепить петлю на потолочной балке, — нет, он смирно сидит на рядовом офисном стуле и даже не пытается привстать, чтобы стянуть у напарника блокнот. Только взгляд скользит по офису, блестящий, невинный, способный вызвать неподдельную жалость у наивных сердец. — Ты что с ним сделал? — спрашивает Йосано, кивая на тихого Дазая. — Я его наказал, — ровно говорит Куникида, не поднимая головы от компьютера. — Фукудзава разрешил мне использовать любые методы воздействия. Поэтому Дазай будет сидеть так до конца урока… рабочего дня, я хотел сказать. — Это понятно. — Йосано в задумчивости трогает свою заколку. — Я спрашиваю — почему он сидит? Это же Дазай. Он давно должен был разнести кабинет, перевернуть твой стол, сломать цветок… — Потому что я его привязал, — Куникида поднимает на нее безбрежный в своем спокойствии взгляд. Йосано снова смотрит на Дазая и только теперь замечает прозрачные полосочки скотча, поблескивающие и эргономично фиксирующие его. — А-а, — говорит она, — ясно. И тут же теряет интерес. То, что происходит у этих двоих, ее не касается. — Я в туалет хочу, — говорит Дазай чуть хрипло после долгого молчания. В офисе тихо и скучно. — И вообще, рабочий день закончился. Все уже дома, наверное. — Потерпишь, — без капли жалости отвечает Куникида. — Твой рабочий день закончится, когда я скажу. Дазай молчит. Через несколько минут Куникида бросает на него беглый взгляд. И следом — второй, более долгий и внимательный. Классический покрой брюк Дазая мало способен скрыть стояк. — Ты же говорил, что хочешь в туалет, — Куникида выходит из-за стола и становится напротив Дазая. Тот поднимает ничуть не смущенный взгляд. — Да. А теперь я хочу еще и подрочить. Сейчас все внимание Куникиды безраздельно принадлежит Дазаю. Кажется, вырисовывается что-то любопытное. Он склоняется к лицу напарника, впивается в него глазами, чтобы не упустить ни единого изменения, способного дать новую информацию. — Так тебе нравится подчиняться? С лица Дазая разом смывает всю игривость, насмешку, дурашливость. На мгновение перед Куникидой оказывается другой человек. Таких невольно обходят стороной даже пьяные задиры в барах. — Мне не нравится подчиняться. Глаза — сталь, голос — свистящая сталь, и Куникиде хочется отшатнуться. Слишком холодно и пусто становится вокруг Дазая, слишком не место ничему живому. — Но, — низким голосом продолжает тот, и улыбка возвращается к его губам и глазам, они снова теплеют, — мне нравится, когда приказы отдаешь ты. Розовый язык мягко проходится по губам. Куникида словно застывает, склоненный к Дазаю. Только темнота заливает радужки, горячая, плохо контролируемая, не имеющая отношения к разуму. — И что, ты выполнишь любой мой приказ? — голос падает до сухого шепота. Горячая ладонь замирает у щеки Дазая, почти касаясь. — А ты проверь, — так же шепотом отвечает Дазай. Тянется навстречу взглядом, лицом, дыханием. Глаза у Куникиды совсем черные. Губы пересохли. Пульс частит так, что скоро должно сорвать. Он берет канцелярский нож и перерезает первую полоску скотча. Дазай следит за ним блестящими глазами. Пальцы непроизвольно подрагивают в предвкушении. Сегодня они узнают друг о друге что-то новое.