I tell you I would like to see you here with me But I know we could not live within harmony Don’t go, :Wumpscut:
Охранник в фойе Белой Башни подозрительно посмотрел на цыгана, смиренно идущего за доктором Прайсом, словно провинившийся пёс. Питер поёжился. Он прекрасно знал этот взгляд, который буквально кричал «таким тут не место». Руманчек с детства привык, что люди реагируют на его появление именно так, но всё равно каждый раз возникало неутолимое желание оправдать свою цыганскую славу — незаметно вытащить бумажник из кармана или увести золото с пальцев. Однако сейчас Питеру было не до того. Гнетущее чувство тревоги, поселившееся в нём с самого утра, разрасталось и пускало новые корни, подобно сорнякам на плодородной почве. Он лишь хотел поскорее выслушать Прайса, надеясь, что доктор даст волшебное «чудо-средство от всего», способное решить все проблемы и расставить всё по своим местам. Он прекрасно понимал, что обманывается, но так хотелось поверить, хотя бы на те пару минут, что они добирались до кабинета Прайса, что всё будет хорошо. Миновав холл, лифт, и петляющие узкие коридоры, они оказались в просторном помещении. За огромным окном, занимающим всю стену, распростерлось ночное небо, усеянное яркими звёздами. Бледный свет молодой луны едва освещал комнату. «Да здесь места больше, чем во всей квартире Дестини», — подумал Питер, обводя кабинет взглядом. Прайс хлопнул в ладоши и свет послушно зажёгся. Доктор прошёл через весь кабинет к большому сейфу. Раздалось глухое щёлканье кнопок, затем кодовый замок одобрительно пикнул. Прайс что-то извлёк из стального хранилища и кинул Питеру. — Что это? — недоумевающе спросил Руманчек, разглядывая небольшой бутылёк с красноватой жижей. — Синтетический заменитель крови. — Заменитель крови?.. — Как хорошо ты знаешь Романа, Питер? — спросил Прайс, усаживаясь в большое кожаное кресло. — Я знаю, что он упырь, если Вы об этом. — Что ж, тогда разговор выйдет короче. Я давно занимаюсь проблемой утоления ненасытного голода упырей, и у тебя в руках результат моих трудов. — Рад за Вас. Только какое отношение это имеет к делу?! — раздраженно рыкнул Питер. — Прямое. Так что сядь и слушай, — приказным тоном сказал доктор. Руманчек просверлил доктора недовольным взглядом, но сел. — Постараюсь объяснить быстро и доступно. Многое в организме регулируется гормонами. Съел дольку горького шоколада — получил порцию серотонина. В случае же с упырями не последнюю роль в выработке гормонов играет жестокость и насилие, т.е. причинение боли другому существу, пусть даже и себе, доставляет им определённое удовольствие и помогает утолить жажду. В некоторой степени. Донорская кровь, естественно, такого эффекта не даёт, в нашем же… «лекарстве» есть вещества, которые стимулируют выработку нужных гормонов искусственно. — В чём подвох? — спросил Питер недоверчиво. — Это синтетическое вещество, и при неправильном применении оно нарушает естественную работу организма, лишая его способности вырабатывать гормоны без дополнительной стимуляции. — То есть вызывает привыкание, как наркотики. — Вроде того. Сначала один бутылёк превращается в два, потом в три, в четыре. И вот жажду уже можно утолить только… более традиционным способом. — Он знал? Знал о последствиях? — раздражённо спросил Питер. — Да. Я предупреждал его. Неоднократно. — Тогда какого чёрта?! — подскочил Руманчек. В его глазах плясали гневные огоньки. — Я не знаю, что произошло. Он отказался рассказывать, так что об этом спроси его сам. — Это… это обратимый процесс? — Да, но весьма болезненный. Есть три пути дальнейшего развития событий. Первый — он сломается психологически, не сможет бороться с жаждой и отправится на «охоту». Последствия будут весьма… неприглядными. Второй — его тело не выдержит «ломку» и он, вероятно, просто умрёт. Третий — он сможет себя побороть и всё кончится хорошо. Как ты понимаешь, третий вариант самый маловероятный. — Куда он поехал? — Домой. — А Шелли? Она там?! — Нет, и я постараюсь, чтобы дома она не появилась, пока всё не разрешится. — Тогда Шелли оставляю на Вас, — сказал Питер и направился к выходу. — Что ты собираешься делать? — Не знаю, решу на месте, — отозвался Руманчек, не оборачиваясь. — Питер, — окликнул его доктор уже в дверях, — удачи! — Ага, — кивнул парень и вышел. Прайс откинулся на спинку стула и устало потёр переносицу. Если кто-то в этом городе и может пережить стычку с голодным упырём, так это оборотень. Хотя он не оценивал его шансы как высокие. Теперь нужно было придумать, как удержать Шелли в Белой Башне на сутки, а то и больше.***
Когда Шелли открыла глаза, за окном уже стемнело. В тусклом свете одиноко горящей настольной лампы номер отеля казался чужим и враждебным. Мысли в голове путались. Она не могла с уверенностью сказать, сон это или явь, реален ли мир вокруг. Девушка попыталась сесть и тут же ощутила ужасную слабость во всём теле. — Шелли, — раздался встревоженный голос Патрика. Только теперь она заметила, что он сидел рядом в большом мягком кресле с книгой в руках. — Ты как? В порядке? — Д-да, нормально, — соврала девушка. Голова ужасно болела, во рту пересохло. — Похоже, температура спала, — заметил он, осторожно прикоснувшись к её лбу. Его ладонь была сухой и холодной. — Что-то хочешь? — Домой, — тихо ответила она. — Конечно, да… скоро выезжаем. Я уже собрал вещи и заказал такси на десять тридцать. Ещё есть время, можешь отдохнуть. Шелли кивнула в ответ и постаралась встать, но это оказалось непросто. Ноги были словно ватные, комната кружилась. Девушка не удержала равновесие и начала падать. — Осторожно, — подхватил её Патрик. — Мне нужно умыться, — тихо сказала она. Он понимающе кивнул и проводил её до ванной комнаты. — Справишься сама? — спросил Патрик, включая свет. — Да, спасибо, — поблагодарила девушка и закрыла за собой дверь. Она с трудом повернула кран, пальцы дрожали и не хотели слушаться. Холодная вода стекала по лицу, вместе с ней пришла окончательная уверенность в том, что Шелли больше не спит. Мысли прояснились, обрели чёткую структуру, обрушив всю свою тяжесть на её хрупкие плечи. Она вспомнила тот день, вспомнила всё. Каждая деталь, каждый жест, каждый звук — всё было таким ясным, таким осязаемым, словно произошло только что. Казалось, она всё ещё чувствует запах крови и вес тела Кристины на своих руках, такой маленькой и беззащитной. Боль, злость и отвращение переполняли Шелли, сплетаясь в ужасающую химеру, разрывающую изнутри. «Чудовище», — прошептала девушка, увидев своё отражение в зеркале. Воспоминания комом встали в горле. От беспомощности и бессилия хотелось взвыть, но Шелли лишь тихо заплакала, уткнувшись лицом в ладони.***
На чердаке было темно и прохладно. Раньше здесь жила Шелли, но уже несколько лет это помещение использовалось как склад и было завалено коробками и старым хламом. Роман сидел на полу, прислонившись лбом к холодному стеклу мансардного окна, и смотрел на чернеющий в ночи лес. Жажда настойчиво давала о себе знать, растекаясь по всему телу жгучей болью и проникая в каждую клеточку. В голове то и дело всплывали яркие картины того, как его острые зубы впиваются в нежную бархатистую кожу Роуз и рвут её на части, а кровь хлещет, стекает по его обнажённому телу. Казалось, он даже ощущал металлический привкус во рту, и на секунду уголки его губ приподнимались в зловещей улыбке. Но Роман быстро приходил в себя и гнал эти мысли прочь. Он тряс головой, тёр глаза, стискивал зубы, и наваждение отступало на время, но вскоре возвращалось с новой силой. Он заперся на чердаке, хотя прекрасно понимал, что такие меры не смогут удержать упыря, но всё же щеколда, задвинутая с другой, неподвластной ему стороны дарила необъяснимое чувство безопасности. Это своеобразное заточение позволяло хоть немного удовлетворить внутреннюю потребность в наказании. Как никогда ему хотелось взять острую бритву и править себя, наносить раны одну за другой, чтобы чудовище утекло прочь с этой грязной испорченной кровью и оставило его в покое. Вдруг раздался сигнал телефон. Звук был таким резким и неестественно громким в тишине чердака, что Роман вздрогнул от неожиданности. Сообщение от Шелли. Она в полном порядке и собирается на самолёт. Годфри облегчённо вздохнул и устало обвёл чердак взглядом. Столько воспоминаний было связано с этим местом. Здесь он очнулся от комы. Здесь он видел, как Питер снова становится человеком, сбрасывая волчью шкуру. Здесь он убил себя, освободив дремлющего внутри монстра. И сделает это снова, если потребуется. Здесь он прятался от себя, от боли, когда потерял сначала Шелли, а потом и Литу. «Что тебе нужно, милый?» — голос Оливии прозвучал так живо, словно она стояла в дверях прямо сейчас. Парадоксально, но ответ остался прежним, хотя Роман и отказывался это признавать. Теперь он прекрасно знал, что же за уродство скрывалось у него внутри. Уродство, которое никто не сможет полюбить. Разве можно винить людей, что они стремятся убраться от него подальше? Он бы и сам от себя сбежал, будь у него такая возможность. Жаль, что над этим он был не властен.***
Питер стоял на пороге особняка Годфри. Свет нигде не горел, но машина, припаркованная у дома, говорила, что Роман должен быть здесь. Внутренний голос настойчиво призывал бежать как можно дальше. Питер достал из-под футболки медальон, который носил на удачу, прошептал что-то на цыганском, поцеловал стальной диск и возвёл глаза к небу. Удача ему сейчас нужна как никогда. Он собрался с силами и нажал на звонок. Ничего. «Сука», — тихо выругался Питер. «Всё, ты попытался, теперь — беги! Слушай свою природу, ты знаешь, что делать», — звучал в голове голос Николая. Питер зачесал назад спадающие на лицо волосы и надавил на звонок изо всех сил. Ничего. Цыган выругался ещё раз и полез в карманы. «Есть», — довольно сказал он, доставая отмычку. Несколько умелых движений — и замок открылся с тихим щелчком. В доме было пусто и тихо. «Роман?» — позвал Питер, но ответа не последовало. Руманчек закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Он старался сосредоточиться и сфокусировать все чувства, чтобы найти Годфри как можно скорее. «На чердаке», — вдруг понял Питер и помчался наверх со всех ног. Не прошло и минуты, как он стоял перед запертой дверью. Руманчек протянул руку и замер. Что теперь? Что дальше? «Была не была», — подумал он и решительно рванул щеколду в сторону.***
Роман услышал шаги за дверью и тут же подскочил на ноги. Человек по ту сторону замешкался, и Годфри успел преодолеть разделявшее их расстояние. Раздался скрежет металла и дверь распахнулась. Упырь и оборотень растерянно уставились друг на друга. На секунду повисла тишина. — Какого чёрта ты здесь забыл?! — первым прервал молчание Роман. — Я приехал помочь, — неуверенно ответил Питер. — Помочь? Кто сказал, что мне нужна твоя помощь?! — Я просто… — Проваливай туда, откуда пришёл, — Годфри махнул рукой в сторону выхода. — Обычно твоя помощь заключается в этом! — Да, из меня не самый лучший друг… — Друг?! Какой, к чёрту, друг?! — воскликнул Роман, сверля Питера злобным, негодующим взглядом. — Всё давно кончено, Питер. Ты прекрасно дал мне понять, что мы вовсе не были друзьями! Что ты вообще обо мне знаешь?! Ничего! Так что хватит совать свой волчий нос в мои дела! Тебя это вообще не касается! Поэтому съебись отсюда по-хорошему и закрой дверь с той стороны! — Всё сказал? — тихо спросил Питер, когда Роман закончил свою тираду. — А? — не понял Годфри. — Теперь послушай меня, — Руманчек вцепился в футболку упыря и притянул его к себе. — Перестань вести себя как обиженный ребёнок! Сейчас мне совершенно плевать, кем ты меня считаешь. Я пришёл, чтобы помочь. И я помогу тебе, хочешь ты того или нет. Заставлю силой, если придётся. Я не позволю тебе проходить через это в одиночку! На мгновение Годфри потерял дар речи, он стоял и, как завороженный, смотрел в эти пожелтевшие звериные глаза, которые видели его насквозь, видели всё, что он так старательно пытался скрыть от окружающих. Казалось, волк вот-вот вырвется наружу и разорвёт Романа на части. Сейчас он бы не стал возражать. — Эй?! Ты понял?! — прорычал Питер, хмурясь всё сильнее, от чего черты его лица всё больше напоминали волчьи. — Да, ладно, ладно! — Годфри поднял руки, сдаваясь. — Хорошо! Только держись от меня подальше, это… это может быть опасно. — Ага, знаю, — ответил Руманчек, разжимая дрожащие пальцы.***
Они сидели на полу, наклонившись на стену по разные стороны от окна, и молчали. Даже темноте не удавалось скрыть неловкость, повисшую в воздухе. Прошло несколько часов или минут — никто из них не мог сказать наверняка. Удивительно, но в компании Питера Роман чувствовал себя гораздо спокойнее. Хотя запах мха и папоротника, такой сладкий и притягательный, лишь сильнее будил в нём аппетит, навязчивые мысли перестали его терзать. В тишине снова пропиликал телефон, окрасив комнату синеватым свечением. Шелли написала, что уже в аэропорту. «Счастливого пути. Люблю тебя, принцесса», — ответил Роман и отложил телефон. Он снова не посмотрел, который час. Питер похлопал себя по карманам, достал косяк и прикурил. Дым закрутился причудливыми формами в блёклом свете полумесяца. Руманчек сделал ещё затяжку и протянул самокрутку Роману. — Серьёзно? — укоризненно спросил Годфри. — Считай, что это обезболивающее, — ухмыльнулся Питер. Роман поглубже втянул дым и задержал дыхание. Сложно сказать, помогало ли это нестандартное средство или всё дело в самовнушении, но голова действительно стала болеть меньше. — Как давно ты знаешь? — наконец решился спросить Роман. — Всегда, — ответил Питер, забирая косяк. — Я всегда знал. Сначала глаза упыря округлились от удивления, а потом он тихо рассмеялся. — Что? — спросил Руманчек. — Ничего. Он так старательно скрывал ото всех, кто он, скрывал настоящего себя. А Питер знал с самого начала, знал раньше него самого, что за чудовище прячется за этой смазливой внешностью, и всё равно был с ним. Роман ощутил себя полнейшим дураком и теперь никак не мог согнать с лица глупую улыбку. — В глазах упыря таится тьма. Настолько тёмная, что она сияет, — сказал Питер, выпуская клуб сизого дыма. — А? — Так говорил Николай, — объяснил Руманчек, возвращая косяк. — Ммм, — ухмыльнулся Роман. — И что? Таким ты меня видишь? Видишь эту «сияющую тьму», когда смотришь мне в глаза? — Ага, постоянно, — утвердительно кивнул Питер. — Та ещё жуть, знаешь ли. — Да пошёл ты, — хмыкнул Роман и затянулся. — Почему чердак? Ничего лучше не придумал? — О, видел бы ты взгляд горничной, когда я приказал закрыть дверь с той стороны и не возвращаться до понедельника. — Ха-ха, могу представить. Теперь тебя будут считать не только зазнавшимся мудаком, но и чокнутым. — Лестные прозвища — это у нас семейное, — улыбнулся Роман. — Точно, фамилия обязывает. Нелегко быть Годфри. Все эти деньги, влияние, связи. — Питер, ты же не думаешь, что это я? Ну, все эти убийства… — Не, упыри не летают. — Ха-х, ну да. — Что ж, — Питер встал, хрустнул шеей и потянулся. — Наверняка в этом огромном доме найдётся место поудобнее. Поднимайся, идём. Руманчек протянул руку сидящему на полу упырю как ни в чём не бывало. Роман посмотрел ему в глаза, но во взгляде цыгана ничего не изменилось. Словно ему было плевать, упырь он или ещё какое чудовище. Ни страха, ни презрения, ни ненависти — голубые глаза Руманчека не выражали ровным счётом ничего. Годфри нерешительно ухватился за протянутую руку, как за последнюю соломинку, связывающую его с этим миром, с его человеческой частью. Ладонь Питера оказалась умиротворяюще тёплой.***
— Ты как? — спросил Патрик, когда самолёт взлетел. — Нормально, — неловко улыбнулась Шелли. — Что-то нужно? Плед? Воды? — Нет, спасибо, я в порядке. — Слушай, я не стал говорить Роману, что ты потеряла сознание. Прости, не стоило ему врать… — Нет, ты всё правильно сделал, лучше сохранить это в секрете. — Можно спросить? — Да, спрашивай, конечно. — Почему Роман называет тебя сестрой? — Почему? Ну… — задумалась девушка. Нужно было соврать что-то правдоподобное. Как бы ни хотелось рассказать правду, никто не должен знать, что она та самая Шелли Годфри. Роман постоянно отчитывает её за то, что она недостаточно осторожна, а сам-то. — Не знаю, возможно, ему так удобнее. Это же Роман, никто не знает, что творится у него в голове. — И то правда, — согласился парень. — Давай лучше поговорим о тебе, — постаралась сменить тему Шелли. — Обо мне? — удивился Патрик. — Ладно, что ты хочешь знать? — Почему Белая Башня? — А? — Ну, ты довольно талантливый, у тебя уже есть несколько научных работ, хотя тебе ещё нет и тридцати. Думаю, у тебя был большой выбор. Так почему институт Годфри? — На самом деле есть несколько причин. Во-первых, меня заинтересовали работы доктора Прайса. Признаться, я восхищался им в студенческие годы. А теперь я хочу превзойти его. — А во-вторых? — Раньше моя семья жила в Хемлок Гроув, но нам пришлось уехать, когда я был ещё ребёнком. — Возвращение на малую родину? — Типа того. — А где сейчас живут твои родители? — Они… их больше нет. — Ох, прости. — Ничего, — грустно улыбнулся парень. — А друзья? Остался в Хемлоке кто-то с тех времён? — На самом деле я был крайне замкнутым ребёнком. Была одна соседская девочка, мы иногда играли вместе. Правда, она была младше на несколько лет, так что я воспринимал её скорее как младшую сестрёнку. — И как её звали? — Кристина, Кристина Венделл. Не знала её? — Н-нет, — неуверенно сказала Шелли. Внутри всё похолодело. — Точно, ты же приехала в город уже после тех ужасных событий. — Д-да. — Чёрт, прости, нагнал тоски. У меня не особо весёлая жизнь, ха-ха, — смущённо сказал Патрик. — Давай лучше посмотрим фильм. Думаю, какая-нибудь комедия подойдёт. — Угу, — кивнула Шелли, едва сдерживая слёзы. Мир вокруг продолжал неумолимо рассыпаться, и она ничего не могла сделать, чтобы этому помешать. Теперь она понимала, от чего бежала всё то время, что Роман искал её. Она бежала от себя самой и от того, что сделала. Но есть вещи, от которых не убежишь. Как бы быстро ты ни бежал и как бы далёко ты ни забрался, есть нечто, что всегда будет на шаг впереди.***
«Да вы издеваетесь», — буркнул Прайс, когда его разбудил звонок Нормана уже далеко за полночь. Доктор был зол и недоволен. Он активно осыпал семейство Годфри, и Нормана в особенности, всеми возможными проклятиями, попутно изобретя пару новых. Однако вот он здесь, стоит посреди ночи в гостиной, источающей тошнотворно приторный домашний уют, в гостиной Мари Годфри, которая считала его злом, сравнимым с самим дьяволом, а может и хуже. — Спасибо, что приехал, — поблагодарил Норман. Он был удивительно трезв, но всё так же измотан. — Почему не вызвали скорую? — сухо спросил Прайс. — Мари не хочет, чтобы девочку забрали в больницу, — объяснил Годфри. — Чудесно, — фыркнул доктор. — Она успокоилась и заснула, — раздался голос Мари. Женщина стояла на лестнице, ведущей на второй этаж, и прожигала Прайса взглядом. — Так что произошло? — Надя вдруг закричала во сне. Её лихорадило, страшный жар, и она всё звала папу, — обеспокоенно сказала Мари. — Когда я укладывала её спать, всё было хорошо. Ни температуры, ни жалоб. Она вела себя как обычно. — Мари тут же позвонила мне. Я дал Наде жаропонижающее и успокоительное. — Ясно, — сказал доктор. — Где её комната? — Второй этаж, дверь налево в конце коридора, — объяснил Норман. Прайс молча поднялся наверх. — Ты уверен, что стоило звать его?! — тут же накинулась Мари на бывшего мужа. — Этот человек убил нашу дочь! — Он не виновен в смерти Литы. — Правда? А я вот уверена, что он и твоя… — она замолчала, пытаясь подобрать цензурное слово, но не смогла, — и Оливия приложили руку к тому, что случилось с нашим ребёнком! — Мари, не начинай, прошу, — устало сказал Норман, потирая переносицу. — Ты сама попросила о помощи и сама отказалась везти Надю в больницу. Что ещё ты от меня хочешь? — Боже, — она закатила глаза, всплеснула руками и ушла на кухню, бормоча под нос что-то невнятное. И это что-то точно не предназначалось для детских ушей. Норман обессиленно сел на диван и закрыл лицо руками. Их дом практически не изменился, только теперь его, Нормана, здесь больше не было. Не было его фотографий, не было его любимого бокала или бутылки виски, не было его вещей. А комнату Литы занимала Надя, маленькая копия его дочери. Иногда он скучал по той жизни, по этому дому, по семье. Но Литы больше не было, а каждая встреча с Мари убеждала его, что уйти было верным решением. Есть вещи, которые нельзя починить, как бы ты ни старался. — Поверхностный осмотр показал, что с ней всё в порядке, — заключил Прайс. — Слишком поверхностный, — сказала Мари, вернувшаяся с бокалом вина. Доктор лишь окинул её холодным безэмоциональным взглядом. — Я выписал кое-какие лекарства. — Лекарства, ну да, — забирая рецепт из рук доктора, сказала женщина. — Да сколько можно? — взмолился Годфри. — Я взял кровь на анализ, но лучше свозить её завтра в больницу, — продолжил Прайс всё так же хладнокровно. — Конечно, я могу забрать её в институт Годфри прямо сейчас. — Нет уж, спасибо, — наотрез отказалась Мари. — Норман, тебя подвезти? — спросил Прайс, накидывая пальто. — А? — Я не видел твоей машины. — Да, я приехал на такси. — Ты остаёшься или едешь? Я бы хотел поспать ещё хотя бы час. — Да, да, еду, — неуверенно сказал Норман, поднимаясь с дивана. — Скатертью дорожка, — бросила Мари на прощание. Тьму осенней ночи, густую и непроглядную, разрывал лишь свет уличных фонарей. Город утопал в сонной тишине. Казалось, во всей округе лишь они одни не спали. Прайс быстрым шагом подошёл к машине, закинул сумку на заднее сидение и сел за руль. Норман печально посмотрел на окна дома, где он когда-то жил, и залез в машину. — Где ты остановился? — Можешь отвезти меня в Белую Башню? — В Белую Башню? — удивился Прайс. — Роман попросил позаботиться завтра о Шелли. Он так редко меня о чём-нибудь просит, что я даже растерялся, — улыбнулся Норман. — Думаю, мне проще остаться там. — Отлично, я туда и еду. — Точно, ты же живёшь на работе. Можно? — Годфри достал из кармана пачку сигарет. — Да, пожалуйста. Только открой окно. — Спасибо. И прости за Мари. Она… — Неважно, я давно привык к такому отношению. Уже говорил с Оливией? — Нет… ещё нет, — тихо сказал Норман и поспешил сменить тему. — Есть идеи, что с Надей? — Да, то есть нет. Нет, я не знаю, что с ней, — ответил Прайс. Конечно, у него было предположение. Скорее всего, между девочкой и отцом слишком сильная связь, и Надя каким-то образом чувствует, через что проходит Роман. И это отражается на её состоянии. Физическом и ментальном. Поэтому он прописал ей седативные. Однако рассказывать Норману, что его собственный сын и есть тот «ангел», от которого забеременела Лита, было плохой идеей. Годфри ещё не до конца переварил информацию об упырях. А такое известие вполне могло стать последней каплей и окончательно разрушить его шаткое душевное здоровье. Сам Норман выпытывать ничего не стал. Словно какое-то внутреннее чутьё говорило, что есть вещи, которые ему знать не стоит. Во всяком случае пока.***
Питер вышел в залитый солнцем коридор и осторожно прикрыл за собой дверь. Под утро у Романа началась лихорадка. Уже несколько часов он спал тяжёлым и тревожным сном. Руманчек мог лишь заботливо менять холодное мокрое полотенце на голове друга и ждать. Он спустился на кухню, вылил содержимое тазика в раковину и открыл холодную воду. Глаза слипались, он устал и его клонило в сон. Но спать нельзя — Роман может очнуться в любой момент. Питер закурил и открыл морозильную камеру, чтобы найти ещё льда. Когда он вернулся к раковине с добычей, вода уже перелилась через край таза. В заднем кармане джинсов завибрировал телефон. От неожиданности Руманчек подскочил и выронил форму со льдом. Тот живописно разлетелся по всему полу. «Чёрт», — выругался парень, зажимая сигарету в зубах. Дестини действительно умела выбрать подходящий момент для звонка. — Да, — недовольно буркнул Питер в трубку. — Что-то случилось? — Я рассыпал из-за тебя лёд. — Фух, — облегчённо выдохнула девушка. — Как он? — Спит. — А ты? — Стараюсь не заснуть. — Хотела бы я помочь. — Да всё нормально. Ты и так мне помогаешь. Как там у вас дела? — спросил Питер, вновь отправляясь на поиски льда. — Я кое-что узнала. Помнишь ту цыганку, одну из первых жертв? — Ага, — полка из морозильной камеры с грохотом упала на пол. — Что у тебя там? — Не обращай внимания. Рассказывай. — А, так вот. Я связалась с общими знакомыми. В последнее время она часто бывала в том клубе. — Ясно, — бросил Питер, пытаясь впихнуть полку обратно. Безрезультатно. — Слушай, я тут немного занят. — Да, конечно. Прости, что отвлекаю, просто хотела убедиться, что всё в порядке. — Дестини, — серьёзно сказал Питер. — Если что-то пойдёт не так… — Нет, Питер, даже не вздумай! — перебила его девушка. — Если что-то пойдёт не так, не обвиняй в этом Романа. Помни, что это было моё решение. — Питер!.. — из трубки послышалось всхлипывание. Ну вот, он довёл её до слёз. — Эй, не реви раньше времени, я ещё живой. — Угу. — Люблю тебя, до скорого, — обнадёживающе сказал он и повесил трубку. Питер посмотрел на бардак, который устроил, и задумчиво почесал щетину, слегка склонив голову на бок. Пол завален льдом и какими-то замороженными полуфабрикатами. Вода из раковины стекает по шкафу. «Мда, крепкий здоровый сон мне бы не повредил», — проворчал он себе под нос, потянулся и принялся за уборку.***
Ему было жарко и холодно одновременно. Всё тело била мелкая дрожь, а мышцы ломило так, словно накануне он пробежал марафон без подготовки. Внутренности сводило от голода и, казалось, его вот-вот вывернет наизнанку. Мысли путались, всё было как в тумане. Роман с трудом открыл глаза и сел, пытаясь понять, где он и что происходит. В комнате царил полумрак. Лишь редкие полосы света, падающие на пол и стены сквозь щели меж задернутых штор, свидетельствовали о том, что день в самом разгаре. Годфри определённо был в своей спальне. «Но почему я здесь? Я же был на чердаке… а, точно Питер же… Питер?!» — Роман резко обернулся по сторонам, но никого не нашёл. Он был совершенно один в этой тёмной душной комнате. Внутри что-то перевернулось, к горлу подкатил комок. Грудь сдавило, дышать стало тяжело. Он жадно хватал воздух ртом, как выброшенная на берег рыба, но продолжал задыхаться, словно кислород в комнате неумолимо кончался. Удары сердца, гулом отдающиеся в ушах, становились всё чаще и громче. Чёрное и вязкое чувство беспричинного страха стало медленно расползаться по телу, парализуя каждый мускул, пока не накрыло его с головой.