Хроники расхитителей гробниц. Пещера кровавых зомби

Лицо было страшно изуродовано, но понять, что именно случилось — сошла ли кожа, обнажив мышцы, или кровь сочилась прямо сквозь плоть — у меня не получалось. И тут я внезапно сообразил, что знаю этого человека — тщательно всмотревшись, я понял, что передо мной Большой Кай. Пуля срезала кожу с левой стороны его головы, обнажив кости черепа, но, похоже, мозг не задела, и я ощутил слабую надежду. Хотя раны и были серьезными, они не казались смертельными. — Большой Кай, пойдем со мной, — позвал я его, — может быть, нам удастся тебя спасти. Он не пошевелился и только зло смотрел на меня, словно ненавидел нас всех за то, что мы бросили его. А затем он схватил меня за руку, и она сделалась такой же кроваво-красной, как и все его тело. Я почувствовал волну жгучего зуда и понял, что мне конец. У Большого Кая вырвался слабый возглас, он потянул меня вниз. Вспомнив тот ужас, с каким я смотрел, как плавится его кожа, я в порыве решимости стряхнул его ладонь. Тогда он схватил меня за ногу, словно напоследок желал утащить нас всех за собой в преисподнюю. — Большой Кай, отпусти меня! — взмолился я. — Все мы по-настоящему хотим лишь одного —жить. Если и ты хочешь того же, пойдем со мной. Как знать? Мы еще можем найти лекарство от того, что тебя убивает. Мои слова, казалось, лишь распалили его еще больше. Он бросился на меня, его глаза горели злым огнем. Схватив меня за шею, он принялся меня душить. Кому-то из нас предстояло умереть, но это буду не я. Я изо всех сил пнул его, и когда хватка ослабла, уткнул пулемет ему прямо в грудь и нажал на спусковой крючок. Большой Кай отлетел, во все стороны брызнула кровь, а затем, раскинув руки, он упал в самую гущу жуков. Рука, за которую он схватился, так онемела, что я совсем ее не чувствовал и понятия не имел, держусь все еще за ветку или уже нет. Я начал соскальзывать вниз, попытался другой рукой ухватиться за одну из чертовых лиан, но меня все еще защищала каменная пыль, и лиана качнулась прочь. Я выругался в окружающую меня темноту и, все-таки сорвавшись, приземлился на один из толстенных сучьев. Весь его покрывали трупоеды, часть из них свалилась, когда я упал. Я обхватил сук ногами, чтобы не соскользнуть еще ниже, но жуки снова начали стягивать вокруг меня кольцо. Не в силах сдержаться, я улыбнулся перед лицом горькой истины. Такая передряга и такой богатый выбор способов умереть — разбиться насмерть, пойти на корм жукам или скончаться от яда. Судьба столь щедро одарила меня разнообразием в час нужды, пожалуй, это заслуживало больше благодарности, чем я испытывал. И тут появился Толстяк. Отпихивая со своего пути трупоедов, он направился ко мне. —Ну и хрен ли ты разлегся и на меня пялишься? — посмотрев на меня, заорал он. —Дырки у меня на заднице считаешь? Наконец, он добрался до меня и протянул руку. — Не трогай, — воскликнул я. — Я отравлен. Уходи. Меня уже не спасти! Толстяк ничего не ответил, только рассмеялся и подхватил меня на руки. — Найди зеркало и хорошенько посмотрись. Да ты краше меня выглядишь. Румянец во всю щеку, как у юной прелестницы. Какое еще отравление? Вздрогнув, я опустил взгляд и обнаружил на руке только красную сыпь, словно меня покусали сотни комаров. Но у плеча она исчезала и, похоже, вообще понемногу проходила. Почему же яд не подействовал? Взвалив меня себе на спину, Толстяк стиснул зубы и полез обратно. Я тем временем превратился в живой щит — теперь все трупоеды прыгали на меня и кусали уже мою задницу. — Эй, жирдяй! — возмутился я. — Я думал, ты мне помочь хочешь, а тебе, оказывается, просто понадобилось прикрыть чем-то зад! — И на что ты жалуешься? — заорал он в ответ. — Не нравится — так давай меняться. А то у меня на булках уже живого места нет. Продолжать нести чушь мне не хотелось. Ствол густо окружали трупы, и время от времени Толстяк натыкался на грозди костей. К счастью, с жуками происходило то же самое. Всякий раз, как Толстяк врезался в очередного покойника, тот начинал яростно раскачиваться, а поскольку жуки не видели разницы между живым человеком и мертвецом, изрядная их часть перепрыгивала на тела вокруг и вгрызалась в мертвую плоть. Заметив это, Толстяк решил, что нам оно только на руку, и сказал мне толкать тела, чтобы заставить их качаться, всякий раз, как у меня получится дотянуться. Было противно, но я послушался, надеясь, что это поможет спасти наши жизни. Так что я пинал всякий замеченный труп, и скоро весь наш путь оказался отмечен раскачивающимися мертвецами. Интеллектом с людьми трупоеды явно не могли потягаться. Сообразить, что лучше — преследовать нас дальше или притормозить и попировать болтающимися покойниками — у них никак не выходило. Толстяк прибавил скорость, расстояние между нами и жуками увеличилось, и мы наконец-то ощутили себя в достаточной безопасности, чтобы облегченно выдохнуть. Тем временем к моим ногам и рукам вернулась обычная чувствительность, и я начал склоняться к мысли, что ощущение, которое я испытал после отравления, видимо, было тем же самым, что мой дедушка описал в дневнике, после того как по его спине пробежал кровавый зомби. Дед тогда выжил. Возможно ли, что я, его потомок, унаследовал его невосприимчивость к яду? Наконец, я смог передвигаться самостоятельно, и Толстяк спустил меня со своей спины. Лицо у него было все мокрое от пота и пыхтел он, точно пес в летний зной. Я вспомнил, что, когда сам нес его на спине, у меня чуть кровь не пошла горлом. Теперь мы были квиты. И вдруг я увидел, как позади Толстяка кто-то на ветке машет мне рукой. Дрожа, я потер глаза, и человек исчез. Тогда я решил, что он спрятался за деревом, и вытянул шею, чтобы посмотреть. — Кончай тормозить, — проворчал Толстяк. — Пошли. — Подожди! — Я потянул его назад. — Поверни налево! Я только что видел, как кто-то махал мне рукой. Мы осмотрелись, но нашли только дыру в дереве, повторявшую по форме очертания человека. Внутри было темно, и мне захотелось узнать, что же там. Толстяк зажег фонарик. На дне лежала связка скрученных лиан, обвивших разлагающийся мужской труп. Его голубые глаза оказались до того затянуты мутной пеленой, что невозможно было отыскать зрачки, а рот широко раскрылся, словно он хотел что-то нам сказать. — Всего-то мертвяк, — усмехнулся Толстяк. — Как думаешь, может, призраки захотели дружески помахать тебе ручкой в знак приветствия? За время путешествия я столкнулся с зашкаливающим числом странностей — мне не хотелось обсуждать с Толстяком, существуют призраки или нет. Если этот мертвец нас звал, значит, у него были на то причины, подумал я. Я внимательно к нему пригляделся и заметил, что он что-то сжимает в руке. Тогда я разжал мертвые пальцы и обнаружил на ладони подвеску. Внизу снова застрекотали и принялись карабкаться к нам жуки. Я посмотрел на мертвеца, поклонился ему и продолжил подъем. На этот раз мы с Толстяком двигались куда быстрее обычного; до расщелины в потолке оставалось всего ничего, и мы с легкостью добрались до нее. Протиснувшись наружу, мы посмотрели назад и обнаружили, что трупоеды и не думают прекращать наступление. Они уже добрались до самой трещины, и Толстяк завопил: — Не время прохлаждаться. Бежим! Я так много времени провел под землей, что теперь открытое пространство вокруг сбивало с толку. Из-за кустов, сжимая что-то в руках, выскочил человек — как оказалось, Третий дядя. Увидев меня, он крикнул: — Быстро — разливай бензин! Я подбежал к нему, оглянулся — ту дыру, через которую мы попали в гробницу, и расщелину, сквозь которую выбрались наверх, разделяла всего лишь небольшая скала в пару футов высотой. Все наше оборудование оставалось на месте, а от вида дожидающихся нас канистр с бензином мое сердце торопливо забилось, и я подумал: ну ладно, гаденыши вы мелкие, погодите, сейчас вам достанется. Спрыгнув вниз, мы с Толстяком подхватили по канистре и побежали к дяде. Он уже заливал бензин в трещину, через которую мы все выбрались, и тот стекал вниз по стенам пещеры. Едва трупоеды подобрались к расщелине, Третий дядя поджег коробок спичек и бросил пылающий сгусток в дыру. Огненный шар прорезал воздух, в ноздри ударил запах адского пламени. Бензин вспыхнул, превратившись в стену огня, и волна трупоедов откатилась прочь. Мы слышали, как они ревут в агонии, сгорая заживо. Звучало это просто прекрасно. Еще сильнее распаляя пожар, мы вылили в дыру остатки бензина. Пламя взметнулось вверх, и теперь его языки превышали два человеческих роста. Нас обдало раскаленной волной, мне опалило брови, и я, отступив на несколько шагов, решил осмотреть подвеску, которую до сих пор крепко сжимал в руке. Это оказался жетон с выбитым на нем именем «Джеймс» — может быть, так звали мертвеца, с которого я его снял? Я протер подвеску рукавом и положил в карман. Если у меня будет какой-то шанс, я найду его семью и верну им жетон, чтобы его владелец мог покоиться с миром. От нашего адского пламени Толстяк взмок, точно мышь. — А где те двое? — спросил он Третьего дядю. Дядя указал нам за спины. — Паньцзы отключился. Похоже, у него жар. А Мэньюпина я нигде не видел. Я думал, он с вами. Я посмотрел на Толстяка, и тот вздохнул: — Я тоже его не видел — готов поспорить, он не выбрался. Третий дядя покачал головой. — Нет. Этот парень появляется и исчезает неведомо как. И он все время был впереди. Если бы он угодил во взрыв, его, скорее всего, вышвырнуло бы из пещеры. Мы бы видели. По лицу Третьего дяди я понял, что на самом деле он не очень-то верит в благополучный исход. Хоть Молчун и был опытным расхитителем гробниц, перед взрывом он находился в такой же опасности, что и мы. Если взрывной волной его сбросило с дерева, он наверняка погиб. Мы обыскали все вокруг, но безуспешно. Молчуна нигде не было и следа. Тогда мы вернулись в лагерь, собрали вещи и разожгли костер, чтобы подогреть консервы, которые взяли с собой. Я проголодался так зверски, что готов был съесть что угодно. Пока мы ели, Третий дядя указал на невысокую скалу за нами. — Взгляните, тот лагерь прямо у края расщелины. Очевидно, то дерево-демон, которое видел старик, было хищным кипарисом. Думаю, шум от праздника, устроенного той группой, что он вел, привлек его, и оно проломило потолок. Хорошо, что мы не остались здесь ночевать и сразу отправились вниз, иначе нас оно тоже схватило бы. — Кто знает, сколько продержится огонь, — заметил Толстяк. — Когда он погаснет, жуки повылазят, и дело плохо. Уже почти рассвело. Давайте-ка убираться поскорее из леса, а обсудим все позже. Я торопливо проглотил еще несколько кусочков и кивнул. Решив, что Третий дядя и Толстяк по очереди будут нести Паньцзы, мы двинулись в лес. Дорога прошла в молчании. Когда мы впервые здесь оказались, мы все время болтали и весело пели. Теперь нас заботило лишь спасение, и мы бежали, не произнося ни слова. Мы знали, что бежим прочь от смерти. Я чувствовал, что едва держусь. Последний отрезок пути я и вовсе преодолел почти исключительно на силе воли. Если бы передо мной появилась кровать, я бы уснул меньше, чем за две секунды, — но кровати не было. Мы шли весь день и выбрались из леса только следующим утром. Миновав каменистые склоны, образованные оползнем, мы наконец-то увидели ту славную деревушку. Но мы не могли пойти отдыхать, пока не доставили Паньцзы в деревенскую больницу. Подошедший сельский врач нахмурился и мгновенно позвал на помощь сестер. Я сел на ближайший стул и тут же уснул. Мой сон был сном глубокой усталости — тяжелым, темным, без сновидений. И проснулся я лишь потому, что услышал доносящийся с улицы шум и захотел выяснить, что же там происходит.