Твой удивительный мир

Джерард сильно втягивал воздух носом, словно надеялся до потери сознания заполнить им лёгкие, и резко выдыхал, уставившись в одну точку. Голоса Хазлетта и второго санитара не утихали, но и не приближались, и мне совсем не хотелось, чтобы Джерард случайно привлёк к себе внимание. Поэтому я, встревоженно заглянув ему в лицо, медленно прислонился ухом к его груди, слушая оглушительное сердцебиение. Я взял его за обе руки, большими пальцами успокаивающе массируя ладони, и прикрыл глаза, слушая его срывающееся дыхание, надеясь, что ему станет чуть лучше от моих прикосновений и всё обойдётся. Он не сжимал мои пальцы в ответ, он будто унёсся в иное пространство, оставив здесь лишь оболочку. Однако эта оболочка явно кровоточила, хоть и незримо, и я не мог игнорировать это, я не мог позволить ему испытывать боль и ничего не предпринимать. — Я не могу, — прошептал он еле слышно. — Тш-ш, — я сильнее сжал его руки, пряча лицо у него на груди и тяжело дыша. Мы некоторое время стояли молча, в то время как Джерарда мелко трясло, а потом голоса начали утихать, словно отдаляясь вглубь по коридору, отражаясь от стен лечебницы эхом и растворяясь в окружающем нас воздухе. Я выпустил руки Джерарда, осторожно выглянул из закутка, вглядываясь в полутьму, и, не обнаружив там ни одного силуэта, вернулся в обратное положение и взглянул на Уэя. Покрасневшими глазами он смотрел куда-то в сторону, закусив нижнюю губу и подняв брови так, что на его лбу образовались две морщинки. — Джерард, идём? — тихо проговорил я, снова хватая его за руку. Он быстро кивнул и, шмыгнув носом, нервным движением убрал пряди волос, упавшие ему на лицо. Честно, я понятия не имел, что говорить ему, как его утешить, поэтому мы молча крались по коридору, стараясь как можно скорее миновать полоски света из-под чуть приоткрытых дверей палат и кабинетов. Его рука, крепко сжатая моими пальцами, всё ещё дрожала, да и сам он напоминал тряпичную куклу, запросто ведомую в неизвестность, потому что ей уже плевать на то, что с ней может произойти. На самом деле я был ужасно благодарен Джерарду за то, что он не выбежал навстречу Хазлетту, несмотря на то, что ему было очень, очень плохо. Заставить свой мозг продолжать мыслить здраво в такой ситуации было очень сильно с его стороны, не уверен, что на его месте я бы справился. Что же испытывал я? Сразу несколько чувств: страх — как перед Хазлеттом, так и за Джерарда, ненависть к этому человеку за всё, что он сделал со мной, а теперь одним своим видом довёл Уэя чуть ли не до панической атаки. И, как бы странно это ни звучало, я чувствовал жгучую ревность, проходящую сквозь органы и поднимающуюся к горлу, мешая дышать. Ну, знаете, так бывает (уверен, что бывает), когда человек, который очень хорошо к тебе относится и уделяет слишком много внимания, вдруг переключается на кого-то другого. Ещё хуже, если этот кто-то изначально вызывает в тебе неприязнь. Да, ведя Джерарда по пустым и тёмным коридорам больницы, я эгоистично думал о том, что теперь он, возможно, будет относиться ко мне иначе, перестанет заботиться, а я... Я, если честно, уже привык к этой заботе, потому что до Джерарда очень долгое время был никому не нужен. Знаю, это омерзительные мысли и звучит так, будто я в самом деле вижу в нём только функцию (пусть и не с материальной точки зрения), но это не совсем так. Где-то в глубине души я всё это время надеялся, что Джерард в каком-то смысле нуждается во мне, а я более чем нуждался в нём, пусть и не очень хотел себе в этом признаваться. И в тот раз, когда он плакал ночью, обнимая меня, я подумал о том, что мы два переломанных одиночества из разных миров, каким-то необычайным образом встретившихся — это ли не судьба? Спустившись на первый этаж, я двинулся в сторону выхода и обернулся к Джерарду. Он даже не посмотрел в мою сторону, слепо глядя вниз и коротко шмыгая покрасневшим носом. Я отвернулся быстрее, чем желание обнять его перевесило желание свалить отсюда, и поспешил к железной двери, успешно миновав небольшую комнатку, из-за чуть открытой двери которой доносился запах жареной рыбы — к счастью, охранник решил устроить поздний ужин, что было очень кстати, поскольку он даже не заметил, как мы прошмыгнули мимо двери. Выдохнув, я отпустил руку Джерарда и осторожно отодвинул внутренний замок, выглядящий как огромная щеколда. От трения железо о железо он заскрипел, и я болезненно прикусил губу, молясь, чтобы никто не услышал. После этого я распахнул дверь и, обернувшись к Джерарду, выскользнул на улицу, а когда он вышел следом за мной, осторожно прикрыл за нами дверь. — Бежим, — бросил я, и мы рванули к воротам, которые оказались закрыты, поэтому нам пришлось перелезать через них. Что ж, меня не было три дня, наверное, я уже в розыске. Или персонал больницы пока что скрывает факт того, что у них пропал пациент? Это всё было сейчас не столь важно, потому что, как только мы отбежали на безопасное расстояние, попав в небольшой сквер, Джерард обессиленно опустился на ближайшую скамейку. Я сел рядом с ним, с внимательной осторожностью глядя ему в лицо, а он вдруг начал плакать. Беззвучно, обхватив себя руками, словно пытаясь согреться, дрожа то ли от холода, то ли от стресса. И я снова не знал, что ему сказать, но опыт показал, что мои объятия ему немного помогают, поэтому молча обхватил его плечи, притягивая к себе. Джерард судорожно всхлипнул и, несколько неловко повернувшись, чуть опустился и положил голову мне на грудь. Я прижал его к себе сильнее и одной рукой принялся убирать запутавшиеся волосы с его лица, попутно вытирая с покрасневших щёк слёзы. А потом немного отстранился, заставляя Джерарда разогнуться и посмотреть на меня слегка испуганным взглядом. Я едва заметно улыбнулся, чуть придвинулся к нему, осторожно обхватив одной рукой его подбородок, погладил линию челюсти и коснулся губами его виска, скрытого за прядями волос. Джерард шумно шмыгнул носом, а я принялся покрывать короткими поцелуями его заплаканное лицо — от виска до подбородка и обратно. Зачем? Хороший вопрос, но я понятия не имею, почему позволил себе что-то подобное. Мне просто... Ну, захотелось? А адреналин подхлёстывал, даря самоуверенность, которой во мне прежде не было. И, да, мне ужасно сильно хотелось показать Джерарду, что он мне чертовски нужен, что он не один, но, к сожалению, я всё ещё не умел выражать чувства посредством устной речи. — Фрэнки, — прошептал он, и я растаял от уменьшительной формы своего имени, которая в большинстве случаев меня раздражала, но Джерард произнёс это так ласково, что меня буквально согрело сочетание звуков, мягкими лучами проходясь где-то под сердцем. — Послушай, — глубоко вздохнув, я отстранился и посмотрел ему в глаза, — этот человек — не тот парень, которого ты потерял. У них нет ничего общего и никогда не будет, даже если ты очень сильно захочешь. — Это очень жестокие слова, — тихо сказал Джерард, опустив взгляд и сжав губы ниточкой, а я почувствовал себя настоящим чудовищем, которому вообще нельзя открывать рот и контактировать с людьми. — Прости, — шепнул я, ненавидя себя всей душой, и отвёл глаза, вглядываясь в темноту сквера, лишь изредка разбавляемую блёклым светом фонарей. Джерард достал из кармана пальто сигареты и поджёг одну из них нервными движениями. Облако табачного дыма окутало меня, и, признаться честно, мне тоже хотелось курить, но я видел, что кроме этой у Джерарда осталась ещё одна сигарета, поэтому решил, что ему нужнее. — Я просто никогда бы не подумал, что у меня будет ещё один шанс услышать его голос, — проговорил Джерард, выпуская дым изо рта. — И знаешь, что самое ужасное? — он печально усмехнулся и покачал головой, уставившись вдаль. — Я ни черта не чувствую к этому человеку, хотя все эти годы был уверен, что это самая настоящая любовь. Ты прав, он совсем не тот парень, которого я любил, но его голос такой же, и это на какое-то мгновение сбило меня с толку. Словно у меня появился шанс вернуть того, кто погиб, спасая меня, малолетнего придурка. — Ты не говорил мне об этом, — я покосился на Джерарда, и он, чуть повернувшись, поймал мой взгляд, поглядывая из-под полуприкрытых век. — Мне было семнадцать, так что я не нёс ответственности за наши отношения. Да, некоторое время за мной тщательно следили, а ещё я пробыл в тюрьме восемь месяцев после совершеннолетия, но перед этим они привели меня на его казнь как соучастника... Преступления, — это слово Джерард практически выплюнул с саркастической насмешкой, после чего снова затянулся. — Бену было двадцать три и он должен был ответить за то, что мы нарушили закон. Хуже было то, что в суде он заявил, что совратил меня, запудрил мне мозги и воспользовался несмышлёным мальчишкой. Это немного сократило мой тюремный срок, но и приблизило его казнь. В тот день я был в одном из первых рядов, а он стоял за стеклом, связанный и исхудавший. Он смотрел только на меня всё это время, и даже когда раздался первый выстрел, он продолжал смотреть мне в глаза и шептать одними губами, что он меня любит. Знаешь, я всё надеялся, что в последний момент приговор изменят или произойдёт какое-то чудо, да хоть хищение инопланетянами, но он погиб на моих глазах, весь в крови от пуль. Я видел, как он лежал на полу, уставившись мёртвым взглядом в пустоту, и так сильно хотел повернуть время вспять и сделать хоть что-то, что могло бы спасти его. Потому что мы сами позволили этому случиться, мы всё это время были беспечными идиотами. Могли начать целоваться прямо посреди улицы, не думая о последствиях. Мы просто не верили в то, что это может произойти именно с нами. — Мне жаль, — только и смог произнести я, до глубины души потрясённый услышанной историей. — Родители отправляли меня к мозгоправам, но я отказывался, зная, что любой сеанс наверняка закончится изгнанием из меня «бесов». А ещё я был наслышан о препаратах, которые они прописывают, вроде химической кастрации, напрочь убивающих либидо и медленно сводящих с ума. Поэтому я принял самостоятельное решение больше ни с кем не заводить отношений, а потом съехал от родителей, жил на пособия и целыми днями лежал на полу своей квартиры, убиваясь по Бену. Я был совсем один, рыдал, бил кулаками стены, стирая костяшки в мясо и раздирал свою кожу ногтями, потому что душевная боль была настолько сильная, что её даже физической заглушить не получалось. Джерард напряжённо замолчал, продолжая курить, а мне захотелось сделать для него хоть что-нибудь, чтобы он понял, что больше не одинок и что я готов просто быть рядом. Встав со скамьи, я протянул ему руку, вызывая вопросительный взгляд. — Я хочу показать тебе одно место, — пояснил я, чувствуя себя последним придурком. — Я часто ходил туда, когда мне было плохо. — Место силы? — хмыкнул Джерард и, опираясь на мою ладонь, поднялся. — Вроде того. Он выбросил окурок в урну, после чего я направился в сторону людной в обычное время суток улицы, которую нам нужно было преодолеть, прежде чем дойти до места, куда я правда приходил подростком после того, как меня обижали хулиганы, и подолгу плакал, радуясь, что хотя бы там никто не увидит мои слёзы и не застыдит за них. А потом я начал приходить туда после расставания с парнем, рассуждая о том, стоит ли мне что-то делать с собой и будет ли в моей жизни ещё хоть что-то хорошее. Как ни странно, это хорошее появилось — как минимум, оно шагало рядом со мной, удивляясь тому, как сильно изменился знакомый мир. Джерард таращился во все стороны, а я превратился в гида, отвечая на все его вопросы и радуясь, что он больше не плачет, а заинтересованно смотрит вокруг. Минут через пятнадцать мы прибыли в забытое богом (но не мной) место, именуемое когда-то самым известным кинотеатром под открытым небом в нашем штате. Позже власти забросили спонсирование этого места, и постепенно кинотеатр превратился в стоянку заброшенных машин, которые были настолько потрёпаны, что продать их не представлялось возможным. Мой любимый микроавтобус, на крышу которого я всё время забирался, проводя здесь мысленные дебаты с самим собой, всё ещё стоял на своём месте, и я направился в его сторону. — Мы полезем наверх? — удивился Джерард, глядя на то, как я ловко карабкаюсь по ветхой лестнице по стенке микроавтобуса. — Да, не бойся, — забравшись наверх, я как можно более ободряюще ему улыбнулся. Джерард взвесил свой рюкзак на оба плеча и, боязливо поглядывая на ржавую лестницу, осторожно забрался следом за мной. Я чуть отодвинулся назад, освобождая место, после чего Джерард сел напротив и, положив рюкзак на колени, расстегнул его. Он выудил оттуда свой небольшой магнитофон, заставив меня удивлённо прыснуть. — Ты что, его теперь везде с собой носишь? — спросил я, едва сдерживая смех, боясь его этим задеть. — У меня бывают приступы паранойи, когда мне кажется, что кто-то найдёт у меня дома нечто запретное, — пояснил Уэй, нажал на кнопку, включая магнитофон, и поставил его между нами. — Мне просто спокойнее, когда подобные вещи со мной. Заиграло медленное начало «Can’t Take My Eyes off You» Фрэнки Вэлли, и я почувствовал себя дико неловко. Это ведь одна из самых известных романтических песен, и не очень уместно, наверное, слушать её с другом, которого собираешься как-то поддержать. Даже несмотря на то, что совсем недавно я пытался утешить его невинными, но всё же поцелуями. — Одолжишь сигарету? — спросил я, потому что желание курить усилилось со звуками музыки и под пристальным взглядом Джерарда. — Моему организму очень сильно нужен никотин. — У меня последняя, — произнёс он, вытащил из кармана пачку с зажигалкой и, достав сигарету, поджёг её. — Я просто всё ещё не отошёл, прости. Он затянулся, а я понимающе кивнул и поднял голову, разглядывая небо, покрытое россыпью созвездий, что было не очень-то характерно для октября. Обычно в такое время небо скрыто под серо-коричневыми слоями туч, а тут так ясно, словно кто-то невидимый специально расчистил для нас обзор. Клянусь, я бы продолжил дальше пялиться на звёздное небо, если бы Джерард вдруг не подполз ближе ко мне и не начал подпевать песне (без понятия, когда он успел заслушать кассету, но, видимо, я правда очень много сплю): — So if you feel like I feel Please let me know that it's real You’re just to good to be true Can't take my eyes off you. Он пел это, глядя мне прямо в глаза, так, словно посвящал эти строчки мне, отчего по позвоночнику пробежал холодок, и я нервно сглотнул. Джерард улыбнулся краем губ и, приблизившись к моему лицу, мягко надавил на мой подбородок большим пальцем, заставляя меня разомкнуть губы. Он медленно затянулся, чуть наклонил голову вбок и вдохнул дым мне прямо в рот, почти прикасаясь своими губами к моим. Я же замер, делая глубокий вдох и втягивая в себя дым вперемешку с дыханием Джерарда, а потом осторожно вытащил сигарету у него из пальцев и неуверенно, едва касаясь, провёл тыльной стороной ладони по его щеке, отчего Джерард блаженно прикрыл глаза и, чуть улыбнувшись, открыл рот, подаваясь ближе к моему лицу. Я затянулся как можно сильнее, выдохнул дым между его губ и увидел, как он проводит языком по кромке своих зубов, словно смакуя во рту аромат табака. Я опустил веки, а он выдохнул остатки дыма, и в следующий момент меня словно опять прошиб ток: Джерард разорвал последние миллиметры расстояния между нами и прижался к моим губам своими, положив руку мне на затылок и притягивая к себе. Я, честно говоря, не знал, как реагировать и как вообще воспринимать — это был неожиданный порыв или нечто большее? Видимо, Джерард по-своему истолковал моё бездействие, поэтому наш поцелуй, если его вообще можно так назвать, продлился примерно пять секунд, после чего Уэй отстранился и встревоженно заглянул мне в глаза. И, блять, я был уверен, что он начнёт сейчас извиняться, поэтому бросил сигарету, молча обхватил его шею руками и сам прильнул к его губам, мягко раскрывая их и чувствуя, как Джерард тут же отвечает мне, нежно обхватывает мою нижнюю губу своими, чуть засасывая её, оттягивая, и скользит по обеим губам, заставляя меня окончательно забыться. Никто из нас не заходил дальше, мы так и продолжали нежно, хоть и немного жадно исследовать губы друг друга, словно этот поцелуй был тем, чего нам не хватало как минимум всю прожитую жизнь, а может и несколько предыдущих. Я слегка поглаживал кончиками пальцев шею Джерарда, а он крепко держал меня за талию, будто боялся, что я могу исчезнуть. Самая романтическая песня всё ещё играла на фоне, и что-то подсказывало мне, что отныне, слушая её, я каждый раз буду вспоминать мягкие губы Джерарда и его тёплые объятия. Да, буду откровенен, я даже знать не хочу, что ждёт нас в будущем, но надеюсь, что однажды, слушая эту песню, Джерард всё-таки вспомнит старый микроавтобус, прекрасное звёздное небо, одну на двоих сигарету и меня.