Дневник наблюдений некой экономки

К тому, что господин Тяньлан постоянно приглашает кого-то в свой дом, можно было привыкнуть. По крайней мере, у Шан Хуа с этим никаких проблем не было — он ещё совсем молодым мальчиком был на побегушках у прежней госпожи, когда той приходило в голову собрать в их маленькой гостиной табор подруг и подруг подруг, которые, в свою очередь, звали… Именно по этой причине он предпочитал называть их табором. Если вернуться к отцу Ло Бинхэ, всё было куда терпимее. Его особняк (по его словам — прелестное скромное жилище грустного вдовца), мог вместить в себя и пару сотен человек — было бы желание. Сам господин Тяньлан был очень общительным и социальным, вечно чесал языком и над чем-то смеялся, а если уж ему становилось скучно… Если уж ему становилось скучно, все вокруг знали, что в первую очередь стоит спрятаться где-нибудь, а если уж услышишь его шаги и бодрое насвистывание — придётся бежать так быстро, как никогда в жизни не бегал. Господин Тяньлан совершенно не выносил скуку и одиночество, оттого мог прилипнуть к кому угодно, будь то горничная или охранник, лицо которого по неизвестной причине выражало страшную скорбь. Потом его никак не отдерешь, и работать не получится до того самого момента, как господина заинтересует что-нибудь помимо одностороннего «диалога». Шан Хуа вздохнул, глядя на развешанные по саду бумажные фонари. Хозяину дома такие нравились, да и сам, признаться, любил их мягкий, приглушённый свет. Они как нельзя лучше сочетались с красными пионовидными розами, лепестки которых укутали просторный сад. Цветы были крупными и так походили на мягкие алые облачка, что казалось, будто скамейки, маленькие столики и живая изгородь позади кустов утопали в них. В доме, прямо за большими стеклянными дверьми и окнами в пол, из которых струился яркий свет ламп, было шумно и, похоже, довольно весело. Шан Хуа усмехнулся, крепко сжимая чашку горячего вина замёрзшими пальцами. Вечер выдался необычайно холодным — странно для летнего вечера в их крохотном тёплом городе. Боковым зрением Шан Хуа заметил знакомую фигуру. Прищурившись, он попытался найти промелькнувшую почти позади него тень, но та исчезла за углом — там, где был запасной вход на кухню. Сейчас никому не было надобности там бегать, да и будь это одна из горничных, пышные юбки не ускользнули бы от чьего бы то ни было взгляда. Определённо, это был молодой юноша. Чуть меньше, чем Ло Бинхэ (тот, к слову, переставал быть таким милым и миниатюрным, каким экономка помнила его с последней встречи), ростом пониже, да отчего-то напоминал Мин Фаня. «Да ну, — мотнул Шан Хуа головой. — Откуда ему тут быть? Выпил горячего вина пару глоточков, а уже что-то мерещится. Правильно тётя говорила, уф…» Внезапно плечо сдавили тисками, да так сильно, что Шан Хуа пискнул от испуга и чуть не выронил чашку, расплескав часть напитка по мощёной белым камнем дорожке. Чьи-то музыкальные пальцы сквозь тонкую ткань впились в кожу до синяков, не позволяя вырваться. Шан Хуа задрожал; он чувствовал себя маленьким животным в капкане, боясь развернуться и взглянуть на «охотника». Тот, впрочем, сам развернул его, чуть ослабив хватку — так, чтобы резкая боль отступила, но недостаточно, чтобы вырваться и сбежать. — Ты, — прохрипел Шэнь Цзю, сверкнув тёмно-изумрудными глазами. Оскал на его лице был таким знакомым, что уже казался привычным. — Так вот куда ты сбежал… На секунду Шан Хуа подавился воздухом, совершенно не способный хоть что-то сказать. Наконец, он взял себя в руки и дёрнул плечом. — Т… Тебе какое дело? — пискнул он скорее жалобно, чем смело. — Вот как, — фыркнул Шэнь Цзю. — Уже перешли на ты? Не помню, чтобы раньше ты так ко мне обращался. — Раньше я у тебя работал. Теперь нет. Нас ничто не связывает, буду говорить так же, как ты говоришь со мной, — отозвался собеседник и нервно прикусил губу. — Отпусти меня. — Ха-а, — протянул господин Шэнь и потянул экономку сильнее. — Не буду. Ничто не связывает? Кажется, сбегая из моего дома, ты забыл порвать контракт на ма-аленькие-маленькие кусочки. Вообще-то, ты всё ещё на меня работаешь. И, между прочим, уже две недели пропадаешь неизвестно где. Я очень великодушно тебя прощу, если ты не будешь рыпаться и вернёшься со мной прямо сейчас. Вначале Шэнь Цзю тянул гласные, будто нараспев; ближе к концу маленького монолога он сердито выплёвывал слова, глядя прямо в глаза Шан Хуа. — Что ты несёшь? Никуда я не пойду! Пусти меня! — пропищал тот, чувствуя, как быстро забилось его сердце. — Что ты себе позволяешь? — Прекращай, — закатил глаза Шэнь Цзю. — Ты ведь даже не работаешь здесь? В поместье Цзюнь есть своя экономка, и ей явно не нужна твоя помощь. Не останешься же ты бездомной приживалкой? Просто вернись назад, и мы забудем этот глупый конфликт, ясно? — Ничего мне не ясно, — вспыхнул Шан Хуа. — Ничего я не понимаю? Это Шэнь Юань тебя попросил, да? Что-то не припомню, чтобы ты наступал себе на горло ради… — За-мол-чи, — тихо прошипел Шэнь Цзю, стрельнув в схваченного им мужчину глазами. — Будешь рассуждать, какой я хороший брат? Почему ты так любишь пререкаться? Неужели нельзя просто делать свою работу и не лезть в чужую голову?! — А что ты мне сделаешь, если буду? — осмелев, отозвался Шан Хуа. — Что, убьёшь? Пха… Шэнь Цзю оскалился, хватая экономку и за второе плечо. Притянув его ближе, он прищурился и клюнул мужчину в губы. Укусив до крови, он оттянул нижнюю, и быстро отпустил её, слизывая маленькую алую каплю. У Шан Хуа сперло дыхание. Он… что? Раздался хлопок. Маленькая ладонь столкнулась с бледной щекой Шэнь Цзю, оставляя настолько яркий след, что он напоминал мак на снегу — белая кожа господина мигом покраснела; сам он поморщился, зло глянув на Шан Хуа, и развернулся. — Отлично, — сказал он и почему-то заливисто рассмеялся. — Что, даёшь мне сдачи? Кажется, это превращается в наш единственный способ общения. — Ты отвратителен! — громко заявил Шан Хуа, потирая саднившую ладонь. — Убирайся от меня подальше! Шэнь Цзю обернулся через плечо, горько улыбаясь. — Ну и когда мне ждать тебя на работе? Шан Хуа замахнулся едва уцелевшей чашкой. Всё вино давно было под ногами, окрашивая светлые камни рубиновыми пятнами. Господин Шэнь едва заметно махнул рукой и ушёл, оставляя его одного. Чашка улетела куда-то в траву и разбилась. Утирая непрошенные слёзы, Шан Хуа шмыгнул носом. «Идиот, идиот, идиот…» В конце концов, не заботясь о том, что кто-то может увидеть, он поднял край своего обычно чистейшего белого фартука и вытер им лицо. Пришлось идти за метлой и совком. Шан Хуа это даже не расстроило — напротив, уборка частенько поднимала его настроение, когда он ссорился с кем-нибудь: дрался (или избивался?) дворовыми мальчишками или ругался со строгой тётушкой и отхватывал так, что потом неделю не мог сидеть. Только вот Шэнь Цзю не был ни тётушкой, ни дворовым мальчишкой. Он был… «Придурком, — сердито подумал Шан Хуа, открывая дверь в подсобку. — Придурок он и есть.» Выходя из подсобки с метлой, он запер дверь и прислушался. Казалось, будто неподалёку кто-то громко хихикает и безостановочно тараторит. Ведомый любопытством, Шан Хуа прошёл вглубь коридора и заглянул на малую кухню, из щели двери которой выглядывала полоска света. Толкнув дверь пострадавшим плечом, он замер на пороге, не зная, куда лучше смотреть. Наконец, он остановился на чужом лице, попытался что-то сказать, закрыл рот и снова совершенно глупо закрыл его. — Господи… Мин Фань?