Лето пролетело быстрее, чем ожидалось: кажется, ещё совсем недавно все грезили о долгожданных знойных неделях, как всё закончилось крайне неожиданно и странно, — получалась какая-то временная засада, ведь только-только было первое июня, а помятый за год рюкзак с забытой внутри булочкой из столовки был закинут в некасаемый видением угол шкафа, как уже сегодня число в календаре оглашается первым днем осени, и этот рюкзак приходится доставать и выметать из него бумажки, старые шпоры, фантики и погрызанную подкроватным монстром слойку.
Отдых подошёл к концу, и теперь снова придётся заводить несколько будильников, а потом вставать, чистить зубы, держа руки под горячей водой, идти на кухню, чтобы съесть бутерброд с сыром и выпить чай, затем нехотя плестись по дворам, размышляя о том, что сегодня надо бы лечь пораньше, но в итоге опять уснуть под полночь, а то и позже, и вновь ненавидеть весь этот мир в шесть утра.
Дуня стоит на автобусной остановке, ковыряя носком ботинка засохшую лужу, и слушает диалог Тани и Оли, которые не поделили утюжок при сборах на линейку. Их мизерные пререкания были забавными, и Раскольникова всегда улыбалась с этих перепалок. Холодный ветер пробирается под воротник белоснежной рубашки и пробуждает табун мурашек по спине, от первого до последнего позвонка — девушка ощутимо вздрагивает, привлекая тем самым внимание.
— Ты в порядке? — спрашивает старшая из Лариных, кладя руку на плечо
своей возлюбленной. Оля хитро ухмыляется: она знала, что всё так и будет, она знала.
— Ага, просто прохладно сегодня, — неловко потирает затылок Дуня.
Таня стушевалась — поняла, что ничем помочь не может, и призадумалась:
— Ну… Хочешь, я тебя за руку возьму?
— Бо-о-оже, какие вы ванильные, — показушно кривится Оля, не сдерживая смешка.
— И это я слышу от тебя? — парирует Раскольникова, наблюдая за тем, как чужие пальцы переплетаются с ее, и Таня засовывает обе ладони в карман своей ветровки. — Маша с нами или сразу на линейку пойдёт?
— Она уже там, помогает оборудование подготавливать, — поясняет блондинка, теребя одну из многих выпрямленных прядей волос, с удовольствием подмечая, что всё-таки это удобно — кудри в глаза не лезут и не выглядят привычным гнездом.
— М-м-м… Какие у неё вообще планы?
— В смысле?
— После девятого махнёт куда-нибудь или бойцом пойдёт до конца?
Оля пожала плечами:
— Вспомни нас, когда мы только перешли в девятый. Мы же вообще не соображали. Даже не знали, что сдавать. Вот и она без понятия. Но только мы на два года старше стали, а до сих пор не в курсе куда поступать. Кем быть. Где учиться. Это слишком ответственная морока для меня, как для человека, который всё лето просидел в интернете.
По рельсам трещат колёса трамвая, тот гудит, предупреждая о скорой остановке. Солнце всё дальше и дальше прячется за тучами, серой ватой загромождающими всё небо. В День Знаний почти никогда не бывает комфортной погоды — либо дождь, либо град, либо адское пекло. Здесь, к сожалению, нет золотой середины.
— Девчонки мои любимые!!!
Радостный вопль затмевает шум дорог, и все трое, невольно улыбаясь, оборачиваются. Из только приехавшего автобуса выходят Володя с Женей — Ленский на всех порах бежит к ним, первым делом запрыгивая на успевшую широко расправить руки младшую Ларину. Девушка заливается смехом и чудом не сваливается назад, прижимая солнечного мальчика к себе.
— Здравствуйте, дамы, — приветствует всех Женя, поправляя рукав пиджака.
— Месье Онегин, да Вы сегодня на высоте, — улыбается Дуня, оглядывая друга с головы до ног: даже придраться не к чему — кра-са-вец.
— Я всегда на высоте, — подмигивает Женя, и Дуня, согласно кивая, прыскает.
— О мой бог, это что, самая популярная звезда Тиктока?! Авдотья Романовна, позвольте мне взять Ваш автограф, прошу! — умоляюще всхлипывает Володя, прижимая руку к сердцу, пока все снова заходятся хохотом.
Количество подписчиков на аккаунте Дуни возросло до того, что сейчас насчитывалось около трёхсот тысяч фолловеров. Её повы с интересными сюжетами собирали множество лайков, и девушка, не скрывая, была горда своими трудами и откликами людей, оставляющих положительные комментарии. Незаменимым актёром её "театра" являлся и Ленский, который больше всего любил просто танцевать под инстасамку и забавлялся, вживаясь в роль, данную ему подругой.
— Где расписаться? На лбу? — Дуня по-королевски вскидывает подбородок, делая напущенно дворянский вид.
— Не-не-не, я подготовился, Женя, доставай ручку, которую я тебе давал.
— Э… Какую ручку? — переспрашивает Женя «я вообще не при делах» Онегин.
— Ты чо, блин, забы—
Его перебивает раскат грома, грохнувший, по ощущениям, совсем недалеко от них. Володя разочарованно тянет:
— Вот только дождя нам и не хватало, — а потом угрожающим взором распиливает бедного Женю пополам, — а с тобой мы потом поговорим.
— Обязательно, — гарантирует Онегин, задабривающе целуя Вову в висок.
Ветер во всю распоясывается, вихрями поднимая с дороги пыль и сдувая с деревьев ещё совсем зелёные листья. Становится морозно — все скукожились, спрятав ладошки во всевозможные карманы.
До линейки остаётся минут пятнадцать от силы, но даже если они опоздают, то слушать в одиннадцатый раз сказки о том, что школьная жизнь до хрена интересна и насыщенна, уже не в кайф.
— Бля, ребят, кто-нибудь учил речь одиннадцатиклассников, которую нам Наталья Андреевна скидывала неделю назад? — нежданно-негаданно вспомнила Оля. Её лицо озарилось смесью пофигизма и лёгкой тревоги.
Звука сверчков, к сожалению, не предусмотрено, но глупая тишина всё равно вызвала ожидаемые смешки.
— Вот это мы ответственные. Выпускники! — торжественно провозгласил Ленский. — Тань, и ты тоже?
Ларина нелепо улыбнулась:
— Je ne comprends pas le russe (Не понимаю по-русски).
В любой тупой ситуации в России нужно вовремя успеть прикинуться либо до фига умным, либо до фига дебилом, либо же иностранцем. Главное, быстро сориентироваться.
— Кстати, а Лёшка то у нас сегодня реально звезда — на плече первоклашку понесёт, — ещё одно воспоминание всплыло в голове Оли. Девушка порой удивляется: запоминать пустяки — расплюнуть, запомнить материал урока — извините, не понимаем по-русски.
— Сашу придерживайте, а то он в обморок от гордости и счастья упадёт, — ухмыльнулся Онегин.
И как в воду глядел. Буквально через мгновение на спину Ленского с отчаянно-радостным «Володенька!» запрыгивает загорелая тушка всё в тех же круглых очках и с радужным значком на рюкзаке.
— Мой мальчик так вырос! Так возмужал! Так похорошел! — начал расхваливать своего лучшего бро Чацкий, не размыкая рук и ног.
— Саша, я сейчас пизданусь, слезь с меня, — охрипшим от выбитого из лёгких воздуха голосом просипел Володя, — я всего лишь подстригся немного. Ты в своих Сочи-Хуёчи вообще спился и память потерял?
— А мне кажется, Женёк тоже вымахал? — распеваюче начал подошедший к ним Молчалин с букетом ярко-голубых гортензий.
Онегин неоднозначно пожал плечами:
— Возможно, — и, улыбнувшись, пожал руку близкому товарищу.
Лёша выглядел красивым. Нет, он всегда был, есть, и будет, но сегодня — выглаженные брюки, пиджак, рубашка и галстук, в сочетании с лаковыми ботинками, выявили его поистине аристократичные черты лица, широкие плечи, обычно скрытые под мешковатостью толстовок, длинные крепкие ноги, привыкшие к спортивным штанам и шароварам.
— Саш, отцепись уже от бедного стихоплёта, ты ему спину переломишь.
Чацкий горделиво хмыкнул, сверкнув глазами из-под начищенных стёкол очков. Клюнув губами в Володин затылок, встал на ноги и, расправив замявшуюся в кривые складки рубашку, молча пригладил волосы назад. Ленский засмеялся:
— Ну-ну, друг мой, Вы вовсе не тяжёлый. Лёх, не обижай Сашу.
— Если бы не Саша, я бы и не пошёл на это сборище страдальцев, — фыркнул Молчалин.
— Ты в курсе, что тебе слова Наталья Андреевна скидывала? — усмехнулась Оля. И на вопросительное выражение лица прыснула со смеху: — Ещё один. Ответственный.
— Вы о чём вообще? — Лёша устало потёр переносицу и глубоко вздохнул, выслушав краткое объяснение о том, что их любимая классная руководительница отправляла в общий чат какие-то поздравительные реплики. — И вы на полном серьёзе хотите сказать, что оно нам надо? Я и так в этом году буду ебаться с формулами, алгоритмами и задачами ради хотя бы шестидесяти баллов, а они тут ещё учить что-то заставляют. Пиндосы.
— Да ладно вам, это наша последняя школьная линейка, мы и так никогда не выступали, — возразила Таня.
— Есть шанс показать всем классам наипрелестнейших выпускников, которые в прошлом году ходили к директору чаще, чем в столовую?
В голове лампочками загорелись флэшбэки — весёлые и не очень, — это был десятый класс.
Их десятый класс. Беззаботность, некая свобода и бунтарство, льющиеся из подростковых тел, толкали прямиком в серотониновую яму, давая шанс не сойти с ума от безобразного обилия дел и уроков.
Это был потрясающий год.
Это был их год.
Школа возвышалась грозной громадиной на фоне серого, с чёрными проталинами неба. Лишь ленты из разноцветных воздушных шаров, развешенных по периметру от окна до окна, спасали столь грустную обстановку. Ребята остановились недалеко от забора, услышав музыку и галдеж младшеклассников. Маленькие белые облачка с букетами цветов носились туда-сюда, пока родители высматривали их в толпе, в надежде отыскать глазами табличку с буквой их класса.
— Дима! — внезапно воскликнула Дуня, задрав ладонь кверху.
На горизонте показался дуэт в лице Димы Разумихина и Родиона Раскольникова — первый ясно улыбнулся, шепнул что-то Роде, и тот, заметив впереди ребят, заметно посветлел. Его смоляные волосы выглядели слегка короче, чем в августе, и, кажется, выгорели на солнце у самых корней. Он крепко держал Диму за руку, пока тот стремительно направлялся к компании друзей. Ленский был сегодня донельзя любвеобильным и первым прыгнул в объятия:
— Я так скучал!
— Вов, у меня и так с осанкой траблы, будь добр, не бери на себя роль моего палача, — пробубнил Родион, уголки губ которого дрогнули в улыбке, и мягко оттиснул Володину руку от своей шеи.
Всё ещё брякающий звук техпомех резал уши, и отчаянные попытки исправить положение лишь его усугубляли — из колонок доносилось жалкое: «Буквы разные писа… Пёрышком в те… -чат в школе… ле…», — всё это вызывало негодование со стороны родителей и испанский стыд у школьников, которые наконец начали понимать, что деньги на нужды школы уходят явно не туда, куда надо.
Ступив на территорию школьного двора, уже нынешний одиннадцатый "А" тяжко оценил происходящее. Каникулы кончились. Вот это да…
— Маша! — Оля, не взглянув даже на Таню, всучила ей свою сумку и сквозь толпу побежала к крыльцу, откуда ей улыбалась её дорогая подруга.
Миронова заметно подросла, но всё равно оставалась такой же худой, кажется, её щёки впали ещё больше, хотя по рассказам Оли она могла есть за семерых.
— Сфоткай их, — попросила Таня, хитро покосившись на Раскольникову.
Дуня тут же почувствовала себя папарацци, лучшим из лучших в своём деле, и сделала несколько снимков, предположив, что Олечка — фотограф-папарацци-фикрайтер — ощущает точно такой же фонтан шипперского восторга, когда смотрит на них с Таней, на Женю с Вовой, на Диму с Родей, на Сашу с Лёшей, на-
— Вы не знаете, куда пропали Петруша и Коля? Их кто-нибудь видел, звонил им? — спохватилась Раскольникова. Вот чего не хватало — аристократично-видного Ставрогина и очаровательного Верховенского рядом.
— Я писал Пете два часа назад, он сказал, что линейку пропускать не станет, так что по-любому просто опаздывают, — ответил Ленский, залипая на объемный стикер в виде колокольчика, приклеенный к окну.
Директриса Таисия Павловна под бурные аплодисменты встала в центр крылечного прямоугольника и тепло, — Вова аж скривился от эдакого лицемерия —, улыбнулась всем присутствующим. Позади неё тянули лыбу завуч, школьный психолог и Любовь Григорьевна. За ноутбуком, к которому была подключена вся проводка, сидела учительница биологии, а подле неё крутилась-вертелась девочка, в которой Таня узнала одноклассницу Маши Мироновой (Оля долго, о-о-очень долго могла рассматривать фотографии, которые ей присылала девятиклассница, и иногда показывала старшей сестре, искренне радуясь, что девчонка так доверяет ей и относится с уважением).
— О, спорим, щас первоклашек позовут стихи читать, — шепнул Жене Володя, предварительно встав на носочки, ну, потому, что Женя вымахал, а Вова как бы теперь гном в их компании.
— Итак, первый «А»! — окликнула Таисия Павловна поднимающихся по лестнице невинных пушистых существ, которые ещё не осознают, что их ждёт за этими дверьми.
— О, нет, — драматично напугался Онегин, покачав головой, — я проиграл тебе поцелуй?
— Вообще-то сотку, поцеловать я тебя и без споров могу, — цокнул Ленский.
— Так, голубки, не голубчьтесь здесь, — к ним подошла Наталья Андреевна.
Не подошла — прилетела божьим ангелом на крыльях добра и счастья. Она прямо светилась, сверкала, как ни один другой педагог не сверкал на этой линейке. Она вообще была вайбовой, современной и настолько прекрасной, чуткой классной руководительницей, что каждого из ребят тронуло — это их последний год под присмотром этого человека, а уже в следующем сентябре она поведёт в дальний путь новый — пятый «А» класс.
— И вам здравствуйте, Наталья Андреевна, — Молчалин снял невидимую шляпу и поклонился, вручив той букет цветов.
— Лёшенька! — ахнула женщина, в неверии хлопая ресницами. — Красота-то какая! Это ты действительно так меня любишь или просто подмазываешься перед новым учебным годом, чтобы я твои дебоширства покрывала, а?
Взгляд её стал по-лисьи хищным, на губах отразился находчивый оскал. Шикарность — 12/10, навыки Ванги — 100/10.
— Да ну что Вы, Наталья Андреевна, ни в коем случае, — быстро отмазался Лёша, переглянувшись с хохочущим в кулак Сашей.
— Ладно, Лёшенька, спасибо. Так, а зачем я подошла… Точно! Слова все выучили, которые я вам кидала?
Прикинуться дурачком перед Натальей Андреевной означало стать клоуном в цирке. Пиздеть ей — то же самое, что искать иглу в стоге сена. Бесполезно.
— Конечно, выучили, — поручилась Оля, наигранно рассмеявшись, мол, как вы вообще можете в нас сомневаться.
Женщина выгнула правую бровь и прищурилась. Бля.
Каждого будто сковало, когда она убрала телефон в карман классических чёрных брюк и начала сканировать их лживые лица взглядом, мысленно делая татуировку на их лбах — чёрную, жирную надпись «Пиздабол».
— Вас позовут читать речь через шесть-семь минут. Только попробуйте опозориться — будете драить класс до конца года. Каждый. День.
И упорхнула так же изящно, как и появилась здесь — элегантно, по-королевски, как может только она.
— Икона. Стэним её, — восхищенно пробормотал Саня.
— Стэним, — согласились Женя с Вовой.
— У нас есть пять минут, чтобы выучить вот это, — Дуня отлистала вверх чат класса, наконец отыскав картинки с текстом, и повернула экран к друзьям.
Дима скривился:
— Слишком много слов. Больше трех букв не перевариваю.
— Ребят, я «Бородино» в пятом классе еле-еле на четыре рассказал, и то меня пожалели, хотя я учил несколько дней, а вы предлагаете выучить вот это за пять минут? — насупился Лёша, деланно хмурясь.
— У тебя была неделя, чтобы это выучить, дубина, — закатила глаза Раскольникова.
— Извините, но сериалы сами себя не посмотрят, — он поднял обе ладони вверх, показывая, что его вины здесь нет, и вообще каникулы созданы для того, чтобы отдыхать, а не для того, чтобы учить что-то.
И так считают все, поэтому ещё две минуты они тратят на обсуждение "кто что успел посмотреть за каникулы".
— Так, надо всё-таки погля-
— А мы приглашаем наших выпускников, которые решились пойти до конца и проделали такой тернистый путь. Похлопайте одиннадцатому «А»!
— Твою мать, у нас ж ещё было три минуты в кармане, я даже морально не подготовил себя к позору, — проскулил Чацкий, как толпа взорвалась аплодисментами, — боже, они это нам так хлопают? Лентяям и алкоголикам?
Таня пихнула его в бок:
— Почётным комсомольцам и старательным физматовцам.
— О, да. Я очень старательно списывал в прошлом году, — хохотнул Петя.
— Да неужели?! Они вздумали явиться? — саркастично обомлел Родион, но всё же улыбнулся наконец доковылявшим товарищам.
— Ставрогин, Вы сегодня красавец! — отозвалась Оля.
Коля смущённо пожал плечами и кивнул.
— А я? — внезапно Петруша стал похож на обиженного котёнка, которому не разрешили погрызть тапок.
— Ты всегда красавец, Петь.
— А вот сейчас было обидно, — Коля гордо вскинул подбородок, будто его это совсем не задело, — а вообще, что происходит?
— Мы сейчас речь будем толкать, — доложил Ленский.
— Вот же ж сука… Коль, ты не мог подольше постоять в пробке, ну? — раскис Верховенский.
Они поднялись на своеобразную "сцену" сконфуженной кучкой, и первым вручили микрофон Молчалину. Тот неловко подул в него, и все разом замолчали, уставившись прямо на них.
«Говори!» — одними губами велела стоящая среди людей Наталья Андреевна с включённой видеокамерой в руках.
— Э… Здравствуйте, дорогие учащиеся…! — почувствовав толчок под ребро со стороны, парень глупо разулыбался и совсем потерял ход мыслей. Наклонившись к Саше, прошептал: — Блин, а что говорить-то? Блин, ну.. — затем выпрямился и дунул: — ХУ–
Володя, стоящий по правую от него руку, молниеносно выдернул микрофон, якобы случайно наступив тому на ногу:
— Мы хотим поздравить всех прибывших первоклассников и их родителей с началом нового учебного года, который наверняка принесёт вам много замечательных впечатлений!
— Во это он затирает, — изумился Разумихин.
— Поэт, — пафосно ухмыльнулась младшая Ларина.
Петруша изо всех сил старался не заржать из-за Лёши, заметив, как исказилось лицо побледневшей директрисы, и как Наталья Андреевна провела большим пальцем поперёк своего горла.
Боже, храни физмат.
***
— Вы расписание на завтра видели?! — вспыхнул Ленский. — Геометрия, алгебра и две физики в один день!
— Ещё биология, — дополнила Таня.
— И биология! — взвыл Володя, падая головой на парту.
За лето в их кабинете практически ничего не поменялось — всё те же парты, стулья, безжалостно рвущие даже самые дорогие колготки, жалюзи, которые горели в том году и которые пришлось сменить ещё зимой, тот же классный уголок, разве что, из красной бумаги теперь там вырезано не «10 А».
Навевающая воспоминания обстановка вызывала приятную ностальгию о былых временах, когда они ещё совсем зелёные открывали первые страницы учебника по физике и готовились к страшному, которое, кстати, произошло лишь на девяносто пять процентов. Физика оказалась беспощадной, а математика била алюминиевым ключом то по лицу, то по коленкам, но была чуточку благосклонна и предоставляла пару несложных тем.
— Господи, ну почему мы пинали хуи, когда нужно было учиться? — с сожалением всхлипнул Петруша, у которого был потрясающий режим: школа, аниме, сон, — и так по кругу.
— Я учился, — вставил Ленский.
— Списывать у Онегина не означает учиться, Вов, — хмыкнул Чацкий.
— Вау, и это говорит мне человек, который все — до единой! — контрольные сдувал у Молчалина?
Саша показал другу средний палец:
— Могу себе позволить.
— Вот и я могу себе позволить. Я тоже неплохо за физику шарю.
— Ты за гдз неплохо шаришь, Володь, — со змеиной ухмылкой подмигнул Дима.
— Так, я не понял, сегодня что, день буллинга Володь Ленских? — раздосадованно надулся поэт.
— Хэй, не обижайте Вову, — застрожился Женя, приобняв парня за плечи.
В класс зашла оставшаяся половина ребят, и все наконец заняли свои законные места. Из приоткрытого окошка дул ледяной ветер, колыхал жалюзи и волосы Володи, с удовольствием подставлявшего лицо навстречу прохладе, сидя на задней парте на пару с Онегиным.
Классный час прошёл достаточно предсказуемо: им провели инструктаж, спросили, кто куда планирует поступать, кто что сдаёт, посоветовали в этом году уделить максимальное внимание предметам для экзаменов и не халтурить.
— Это ваш последний учебный год, ребята. Да, я знаю, и вы знаете, что экзамены — это большая ответственность, но не забывайте про свое здоровье. Жизнь одна, здоровье одно, нервные клетки не восстанавливаются, а ЕГЭ можно пересдать, — по-доброму наставляла Наталья Андреевна, — я и сама когда-то была в вашем возрасте, понимаю, что учиться, будучи подростком с кипящим порывом гормонов, не очень хочется, но всё-таки помните, что учиться надо. Стараться надо. Но стараться в меру. Знайте черту, когда нужно закрыть тетрадь или же сборник с заданиями и лечь спать, если вы чувствуете, что больше не можете.
— Лучшая, — самозабвенно шепчет Верховенский, глядя на учительницу.
— Икона, — поддерживает Коля.
Петруша краем глаза смотрит на своего парня:
— Стэним её?
— Стэним.
— И симпим! — поддакивает сзади Раскольникова.
— Точно.
— На каком языке вы вообще разговариваете? — ворчит Женя, закатывая глаза.
Володя успокаивающе гладит его по руке:
— Не беспокойся, дед. Я не сдам тебя в дом престарелых только потому, что ты не понимаешь подростковый сленг.
И, ох, не будь Володя его обожаемым молодым человеком, Женя, не стесняясь, треснул бы и послал на три советских, а то и дальше, но он просто вздыхает, что-то бурчит себе под нос, тормоша чёрные кудри в ещё больший хаос под звонкое «Э-э!».
***
— Коль, я клянусь, я не посмотрю на то, что мы встречаемся, так что будь добр, отойди на метр, если не хочешь получить в нос, — угрожающе шипит Верховенский, вставая в боевую позицию.
Напротив него глыбой возвышается Ставрогин, у которого то ли подкипает, то ли ему вообще по барабану — лыбится гад своей чеширской улыбкой, не поймёшь ни эмоции.
— Да ну? А ты попробуй, — подначивает, аж глаза блестят от азарта.
Вся столовая, кажется, замерла в предвкушении драки. Петя сжал руки в кулаки и крепко сомкнул губы, хмуро буравя Ставрогина взглядом.
— Ты нарываешься?!
— А ты зассал, да? Ссыкло!
Из них так и продолжали сыпаться оскорбления и угрозы в адрес друг друга, никому не было дело до присутствия младшеклассников и некоторых учителей. Драма была настоящая, и то, с каким волнующим лицом на них глядел Ленский, стоило всех наград мира.
— Они чо, реально собираются подраться за тарелку макарон с сосиской? — наклонилась к Диме Оля и кивнула в сторону обозленных друзей.
Разумихин хихикнул:
— Да не, они разыгрывают эту сцену, чтобы повариха Люда Алексеевна дала им ещё одну порцию.
— Реально? — Оля даже не удивилась, отдалённо прикинув, почему они с Дуней или Вовой до такого не додумались. — Умно…
В итоге, они получили целых две дополнительных добавки и подзатыльники от Танюши, которой пришлось объяснять классной руководительнице, почему её ученики разводят сцену из дорамы средь бела дня.
Одиннадцатый класс начался не с повторений, а с серьёзных наставлений всех педагогов по поводу предстоящих экзаменов. Это угнетало не так сильно, но всё-таки — давление оказывалось колоссальное, и подросткам уже выдали готовые расписания консультаций и факультативов для подготовки. Первая неделя учёбы, куда вы так торопитесь…?
Расстроились и Оля с Дуней — больше не почитать яой-фанфиков и манхв на уроках, не поиграть в карты на последней парте и просто не похихикать по-девчачьи. Конечно, это не останавливало их от каких-то локальных шуток шёпотом во время урока, и всё же приходилось концентрироваться сильнее, чем в том году. Приходилось выполнять всю домашнюю работу, стараться не пропускать и ходить даже на физкультуру — а точнее, на мировые войны баскетбола и волейбола — дабы не запороть аттестат в конце мая.
— Сколько у нас ещё уроков осталось? — зевнул Володя, потирая красные заспанные глаза.
Школа школой, но режим сна не додумался восстановить никто. Даже Таня с Женей.
— Э… Кажется, четыре, — ответил Чацкий, попивая третий стакан вишнёвого компота, который по-быстрому скоммуниздил со стола второго «Б».
— А прошло сколько?
— Три.
— Не-е-е-т, — завел шарманку Ленский, недовольно шваркая вилкой об тарелку.
За окном всё плещется в типичном для Питера дожде и прячется в белом тумане, в котором, как ёжик, можно потеряться. А потом просто не найти дорогу назад.
— Я хочу домой, — спустя несколько секунд скорбящего молчания выдает Родион, и все с ним абсолютно солидарны.
— Привет, ребята.
К ним за стол подсаживается Маша и дружелюбно улыбается, вызывая завороженное умиление у Лариной младшей. Вся компания одаривает девятиклассницу тёплым приветствием, не желая спугнуть подругу Оли — есть риск быть побитыми за гаражами.
— Оп, Машенька, ну, делись давай, как тебе девятый класс? — Лёша включает «отцовский» режим и садится в позу деда, который по рассказам видел в этой жизни всё, даже рождение Иисуса.
Миронова лишь нескладно ведёт плечами:
— Сложно.
— О, да, — ностальгически пропевает Молчалин, почесывая невидимую бороду, присущую всем старичкам-философам, — это были такие здоровские времена, как вспомню, как вспомню… Эх, какими молодыми мы были.
— Лёх, тебе семнадцать, ты прикалываешься? — хохочет Володя.
Хулиган только отмахивается с лицом «Донт килл май вайб» и снова смотрит на Марию. Той, видимо, было не совсем комфортно находиться в не самой знакомой компании, но Оля наверняка рассказывала ей кучу позорных и не очень историй из их насыщенной жизни, поэтому девочка стесняется не так сильно, даже перебрасывается несколькими фразами с Онегиным — нашлись два пианиста.
— Тебя Олька не обижает, м? Ты только скажи, мы с ней быстро разберёмся, — ухмыльнулся Ленский, стреляя глазами то в сторону резко покрасневшей Лариной, то в сторону Маши, на лице которой засияла лучезарная улыбка.
— Конечно, нет, — искренне ответила брюнетка, — Оля хорошая. Она мне очень нравится.
Резко все замолкают.
Оля давится компотом и быстро хватает салфетку, вытирая рот.
— Я сказала что-то не так? — Маша в мгновение поникла, обеспокоенно взглянув на подругу. А потом на приятелей, выглядевших в этот момент так, словно они выиграли лотерею: огонёк в глазах, довольные переглядки, странные ухмылочки и кивки. — Она и правда очень хороший друг. Почему… Оль, ты чего?
— Я… — язык Лариной прилип к нёбам, и та ломанно кашлянула, — да я мем вспомнила и подавилась. Вот это я неумёха…
— А вы? — обратилась девочка к остальным.
— А мы все этот мем вспомнили, — выпалил Саша, решив разбавить напряжение в воздухе, — у нас это… Миндальная связь.
— У всех? — Маша выгнула бровь, но-таки улыбнулась: шутка засчитана.
— Ага, — Чацкий потёр затылок, посылая мысленные сигналы Лёше, чтобы тот выкручивал ситуацию.
Молчалин, видимо, их уловил, так как резко повернулся всем корпусом к и так засмущавшейся Мироновой, широко улыбнувшись:
— Продолжим наш разговор о школе. Я правильно понимаю, что тебя химия чем-то увлекла? А вот расскажи…
Они проболтали до конца перемены, искусно делая вид, что уже забыли о тех двух минутах неловкого молчания, а бедная Оля вылетела из столовой со звонком, даже не перекинувшись взглядами с растерявшейся Машей.
Ларина считает это всё лишь нелепым стечением обстоятельств — Маша видит в ней отличного друга. Этого, пожалуй, достаточно.
***
Одно из любимых онегинских занятий — держать Володю за руку. Он старается делать это как можно чаще, любяще переплетая пальцы, иногда поднося к губам и оставляя несколько поцелуев на чужих, запачканных чернилами или краской фалангах. Вот и сейчас они с Ленским идут до него, чтобы вместе глянуть фильмец с чипсиками, крепко держась за руки.
Словно нет никаких прохожих, нет осуждающих взглядов. Словно ничего больше в этом мире нет, кроме пачки чипсов, нескольких банок содовой, клубничных пузырей из жвачки, которые так любит дуть Володя, и пары ладошек, разнящихся в размере.
Большой гриб и маленький гриб.
— Как думаешь, Оля скоро созреет и признается? — Вова в последний раз облизывает палочку от мороженого крем-брюле и выбрасывает ту в урну.
Женя пропускает смешок:
— А ты уверен, что первой признается Оля? Маша сегодня прямо сказала, что она ей нравится.
— Как подруга, — поправил Вова.
— Ох… Слушай, Володь, — Женя, остановившись, засмеялся и взглянул на поэта, — а ты мне тоже всегда нравился по-дружески. Вот прям… Я чувствовал, что у нас крепкая мужская дружба. Ты отличный друга-а-н.
Пародия на жаргон Молчалина вышла точь-в-точь, и Ленский заливисто захохотал, стукнув Женю в плечо.
— А сейчас у нас что?
— А ты как думаешь?
Они и не заметили, как добрались до подъезда дома, в котором проживала семья Онегиных. Володя сделал вид, что задумался, а потом прошептал:
— Мега-дружеская мужская дружба лучших на свете братишек?
Евгений прыснул, запрокинув голову назад, а затем продолжил:
— Если честно, то Маша, кажется, боится, что выглядит ребёнком в глазах Оли. И всё равно, что у них год разница в возрасте, но в классах то два. У них обеих в этом году будет огромная нагрузка с экзаменами, все дела… Думаешь, останется время для романтики?
— А как же мы? Ты променяешь меня на компанию пробников по матеше? — по-актерски вздохнул Володя, сделав максимально страдальческое лицо.
Женя только закатил глаза и погладил Володю по макушке.
— Ты понял, что я имею ввиду.
— Но я же нравился тебе, когда мы были в девятом, — ухмыльнулся Ленский.
— Ты даже не представляешь, насколько, — сознался Женя и чмокнул парня в лоб, — по классам мы одногодки, а они нет. Маша боится, что Оля думает о ней, как о ребёнке. А Оля боится, что Маша слишком мала и ещё не осознает, что такое чувства.
Ленский понимающе кивнул, положив обе ладони на плечи Онегина, слегка помассировав:
— Будут ходить вокруг да около, прям как мы когда-то.
— Не вспоминай.
— Не вредничай.
А вспомнить было что. Все эти переглядки в коридорах и на совместных уроках, неловкие стычки при дежурстве, столкновения в заполненном гардеробе — Вова, кстати, тогда специально повесил куртку в самый дальний ряд, но Жене об этом знать необязательно.
Татьяна Ларина: *2 вложения*
Татьяна Ларина: расписание на пятницу и субботу.
— Блять, да они там в своей учительской конторе вообще апидарели? Семь уроков в субботу?! — возмутился Ленский, читая точно такой же бунт в беседе класса.
— Что за слова? Поэт, ты меня удивляешь, — ухмылисто потянулся Онегин, притягивая поближе планирующего и в этом году устраивать восстания Володю.
Николай Ставрогин: в наших кругах за это посылают нахуй.
— Если однажды ты полностью перестанешь меня понимать, то я перестану верить в то, что мы соулмейты.
Женя мягко улыбнулся:
— Тогда составь мне словарик ваших этих модных словечек, и я всё выучу. Честное комсомольское.
— Чертов романтик… Ты меня смущаешь.
Женя ловит его губы своими, улыбается сквозь поцелуй, пока Вова обхватывает ладонями его щёки, готовый засмеяться от мыльности-ванильности происходящего. Всё с примесью розовых соплей, но всё-таки отрицать бесполезно — без них было бы скучно. Женя наслаждается каждым поцелуем, каждыми объятиями, каждым касанием, коих уже не счесть, и лелеет самыми тёплыми чувствами всё связанное с ним и Володей.
А когда Ленский проводит языком по его нижней губе, усмехается, скрещивая руки за худой спиной, прижимает Вову к подъездной двери, чуть-чуть наклоняясь: большой гриб и маленький гриб. Разница почти шестнадцать сантиметров живого роста часто доводила Вову до состояния откровенной печали, ну, потому, что вышло так, что даже Оля теперь выше его, а шутить про рост — ах, слишком низко с их… Кхм, проехали.
В такие моменты Женя старался всеми силами выдавить из Вовы его эмо-муд, уверяя, что он самый красивый, самый солнечный, самый лучший мальчик на этом свете. И Вова верил. Верил и начинал светиться ещё ярче.
Ленский, зарывшись пальцами в Женины волосы, слегка сжал те у корней, вызвав сдавленный стон. Мягкие чудесные кудри так идеально ластились под его ладонью, что, казалось, всё на своих местах.
— Сынок…?
Володя, как ошпаренный, оттеснил Женю, первым среагировав на женский голос. Женя, обернувшись, хмыкнул.
— Ой, мам, привет, — совершенно спокойно ответил он хитро наблюдащей за ними женщиной.
Ленский и раньше встречался с госпожой Онегиной, считал её изумительной во всех её чертах, а сейчас по-дурацки старался улыбнуться, чтобы не показаться полнейшим идиотом. Боже, ну почему эта женщина смотрит на него с такой нежностью, чем он заслужил это всё? Глаза у неё с Женей одинаковые — голубые, пронизывающие насквозь либо стальными пулями, либо стрелами любви, и о, господи, она улыбается ему, Володе, так, словно он ангел, а сам Вова смущается до невозможности, провоцируя Женю усмехнуться.
— Здравствуйте… — еле как отзывается Ленский, потирая затылок.
Она подходит чуть ближе, словно подсказывая — она своя. Она — не опасность.
— Здравствуй, Володенька, как у тебя дела? Я, как понимаю, вы собирались к нам в гости, да?
В голове Ленского, всё лето пролиставшего тикток, машинально начинает играть «She knows, and i know she knows». Он поправляет съехавшую лямку рюкзака и мямлит чуть ли не про себя:
— Всё хорошо, спасибо, что спросили, а у Вас?
— У меня всё замечательно, сегодня с работы пораньше освободилась, и, по всей видимости, не очень вовремя решила вернуться домой, — она вовсе не злится, даже, кажется, подтрунивает их двоих.
Как там говорилось?
Ladies and gentlemen… Her.
Тикток — это не просто социальная сеть. Это дыра. Самая настоящая яма, канава: зайдёшь туда с утра, как проснёшься, моргнешь, а уже вечер.
— Почему не написала, что придёшь раньше? — Женя замечает тревожность Володи и успокаивающе переплетает их пальцы.
Женщина выгибает левую бровь, ухмыляясь:
— Я писала, Женя.
— Не писала.
— Писала. Влюблённые совсем не замечают ничего вокруг себя, не так ли? — подмигивает, вновь переводя внимание на залившегося алой краской Володю. — Дорогой, тебе не стоит так пугаться, мы ведь уже виделись. А то, что мой сын не читает сообщения и даже не слышит, как я его зову, вовсе не означает, что я буду недовольна.
«Мне пизда потом» — думает Женя.
«Крепись и прости» — передаёт телепатические волны Вова.
Миндальная связь. Соулмейты. Тут и так всё ясно.
— Не стесняйся моего присутствия, пожалуйста. Я ведь тебя уже как родного люблю.
— Угу.
— Ой, знаете, — глаза её засверкали, и она махнула рукой, — я тут вспомнила — я та-а-ак давно не ходила в кино, там и фильм какой-то интересный вышел.
— Какой? — хохотнул Женя.
Женщина смерила его тяжелым взглядом:
— Какой-то, — и, повернувшись к Володе, снова улыбнулась, — если он будет тебя обижать, сразу звони мне, номер мой у тебя есть. Ну всё, мальчики, я побежала.
И с аристократичным видом, развернувшись на каблуках, роскошной походкой прошла к машине, помахала из салона и уехала. Лучшая.
— Боже… По шкале от одного до десяти, на сколько я сейчас опозорился? — приуныл Володя.
— Это всего лишь моя мама, чего ты так распереживался?
— Да не знаю я! Оно само!
И только когда они зашли в квартиру, а дверь за ними захлопнулась, телефон Жени провибрировал несколько раз, и вспышка огласила о новых сообщениях.
«Скажи, когда я могу возвращаться, а то я не хочу добить твоего жениха очередным внезапным появлением»
«Хотя бы маяк кинь, ладно?»
«Еда в холодильнике»
«Целую»
— Мама, блин…
