***
— Я не понимаю… В тёмной комнате настольная лампа являлась единственным источником света. Из открытой форточки сквозило через чур сильно, но если ее захлопнуть, снова будет душно и обморочно. Ленский прижал ладони к лицу, потёр уставшие глаза и в который раз пробормотал: — Я не понимаю. Его голос был пропитан горечью и обидой на все живое, словно целый мир сговорился против него, устроив кошмарную засаду. Чувство несправедливости распирало юношеское сердце, не давая ни покоя ни морального спокойствия. — Это слишком тяжело. Сидящий возле него со скрещенными на груди руками Онегин, зевнув, ответил: — Ты даже не попытался, Володь. — Попытался! И я не могу! Что это за херня? Женя упрекнул своё внутреннее «я», изъявившее дурное желание бросить все прямо здесь и сейчас и уйти спать, и взглянул на часы. 0:57. Время почти час ночи, а они сидят в комнате Жени и решают математику, которая довела бедного литератора до слез. Онегин мягко похлопал его по плечу, но Вова завыл пуще прежнего. — Почему я такой жалки-ий? — как разобиженный ребёнок гнусавил он, кидая ненавистные взгляды в сторону лежащей перед ним книги. «ЕГЭ. Математика. Базовый уровень. Типовые экзаменационные варианты.» Ну что это за мучения, а?! Не сборник задач, а пособие дьявола! — Ты не жалкий, — нежно произнёс Женя. — Глупый. — И не глупый. — У меня балл по алгебре еле на четвёрку тянет! Ты же встречаешься с тупицей, Женя-я-я, — жалобно тянул Ленский. Влага с его ресниц неожиданно капнула на тетрадку-черновик, и на месте написанного чёрными чернилами уравнения образовалась мокрая клякса. Отчаяние выпускника-гуманитария в эту секунду не знало конца и края. Подготовка к экзаменам шла тяжело. В то время, как Онегин щёлкал профиль как орешки, Володя кое-как пытался разобраться в базе, но даже такого типа задания вызывали в нём тревогу, непонимание и осознание собственной тупости. Как он вообще в девятом классе экзамены сдал? — Володь, всё в порядке. Сейчас попробуем ещё раз. Не плачь, а то на утро опухший весь будешь, — своим успокаивающим низким голосом полушепотом произнёс Женя. Ленский помотал головой, утирая обеими ладонями мокрющие глаза. Онегин мягко поглаживал его по спине и время от времени массировал перегруженную кучерявую макушку. — Глупец… Идиот! Почему математика вообще такая сложная? Как ты её понимаешь? — ворчал поэт. — Математика такая, какая она есть. Я тебе помогу, — подбадривал хозяин комнаты, — мы сможем это решить. И ты сдашь экзамены, времени ещё навалом. — Ох, господин-репетитор, Ваш ученик просто невежество… — сквозь слёзы не забыл пококетничать Вова. За этот вариант они сели в восемь часов вечера и планировали управиться с ним хотя бы до полуночи. По крайней мере, того желал Ленский, но вся его тяга к знаниям поутихла сразу после того, как он увидел задания. В тот момент Онегин смог пронаблюдать полный спектр эмоций — от шока до ужаса и плюс страдания в комплекте. Но он вызвался помочь своему парню, а слово в комсомоле принято держать. — Не правда. Мой ученик очень талантливый и способный, — утешил его «господин-репетитор». Володя продолжал хныкать, и Жене оставалось только терпеливо подождать, пока тот окончательно придёт в себя. К работе они вернулись, когда время перевалило за первый час. Завтра им к третьему уроку надо сдать прорешенные тесты из подготовительных сборников, и вместо того, чтобы с удовольствием лежать вместе под одеялом и видеть шестой сон, они абсолютно без удовольствия разбирают алгоритм решений. — Итак, mon cher, давай, задачи с объёмами. Чем быстрее мы справимся, тем быстрее отправимся спать. — Есть вероятность того, что мы вообще не ляжем сегодня? О, это была даже не вероятность. Это было утверждение. И оба это ясно осознавали: бессонные ночи присущи всем, кто сдаёт экзамены, зачёты, сессии. Через это просто надо пройти. С этим надо суметь справиться. — Завтра после школы идём к тебе, — внезапно озвучил Женя. — Почему ко мне? — К тебе ближе. Будем высыпаться. — Резонно. И всё же они отвлеклись. — Итак, задачи с объёмами — халявный балл, Володь. Скажи, что именно тебя пугает? — еще раз пробежавшись глазами по условию задания, принялся консультировать Онегин. — В данный момент — твой преподавательский тон, — театрально поёжившись, ответил Ленский. Женя перевёл взгляд на него: — Не ври. Я знаю, что тебе нравится. — Как скажете, господин-репетитор, — «пристыженно» опустил глаза ученичишка. — Докладывай. — Вот это, — Володя ткнул кончиком ручки в определенное место на странице. Жене пришлось прищуриться. Просканировав участок, куда указал литератор, он неуверенно выдал: — Корни..? — Как вообще вычислять числа с корнями? Нахрен их придумали? Это же воплощение демонических даров! — А ты у нас прям сын божий? — в голубых глазах промелькнул намёк на ухмылку. — А то! Приходите в воскресенье к нам в церковь. Будем молиться и пить вино. — Служишь в церкви Святого Ласкано? Володя в чувствах прижал ладонь к сердцу, откинув голову назад для пущего драматизма: — Не знал, что ты и такое читаешь! О, Женя, я тебя люблю. Почему ты не говорил мне, что шаришь за Джакарту? — Оля посоветовала, когда на даче меня начали сравнивать с Цукишимой. К слову, на Куроо Тецуро ты не похож, — Женя сам не заметил, как позволил им двоим снова отвлечься от домашнего задания. — Я — нет, но ты всегда можешь спрыгнуть с крыши нашей школы на верёвке и вытащить меня с нудных уроков физики, — Ленский мечтательно вздохнул. — Прямо-таки могу? — прозвучало со всей иронией. Володя задумался, почесав подбородок кончиком гелевой ручки. Паста в ней почти закончилась и ранее была израсходована путем разрисовывания тетрадных полей ромашками-звездочками и накидывания там кое-каких рифм. — Нет, не можешь. Это слишком опа-а… — парень широко зевнул и похлопал себя по щекам. —… сно. Надо сосредоточиться. У нас ещё остался кофе? Чувствую, долго я не протяну. Онегин с жалостью взглянул на несколько пустых чашек. Он, если честно, сам был очень рад затее выключить эту раздражающую лампу и лечь спать, а с утра в трамвае, когда Володя будет сопеть на его плече, решить ему этот «ужасающий» вариант. Но экзамены экзаменами. И Ленскому придётся сдавать их самостоятельно. Там уже никакие молитвы и крики «Халява, приди!» не помогут. Будут только он, бланк с заданиями, несколько видеокамер, организаторы и одна-две шпоры где-нибудь в ботинке. Все через это проходили. Все сдавали. Значит, он тоже сможет. «Ведь мой ученик очень талантливый и способный» — в мыслях улыбнулся господин-репетитор. — Жень, прошу, объясни, как считать, и будем ложиться, — потирая сонные от сонливости и одновременно влажные от горьких слёз глаза, прошептал Володя. Он мягко погладил пальцами ладонь своего вымотавшегося возлюбленного, и в какой-то момент даже ощутил укол вины за то, что не учился тогда, когда нужно было учиться, а теперь сидит и докучает этим человека, которому сбалансированный режим сна важен и нужен. Ленский всхлипнул. Из его рта донеслось несчастное «прости». — Так, всё, — щёлкнув кнопкой лампы, Женя поднялся со стула и помог Володе встать, обнимая за локти, — на сегодня достаточно. Ты хорошо поработал. Ленский отрицательно замотал головой. Его глаза блестели, и Онегин не смог подавить в себе желание коснуться губами мокрых век. — Ты смог решить уравнение. И задачу на вероятность. Ты сделал всё, что было в твоих силах. Вместо того, чтобы наконец-то лечь на наполненную приятной свежестью и прохладой постель, Женя направился в ванную комнату. Свет ослепляюще зажёгся. — Я не хочу умываться, — воспротивился Володя, неуклюже растирая по лицу дорожки слёз. Ласковая улыбка коснулась онегинских губ. До чего же упрямое очарование… — Надо. — Твой парень — идиот, а мой парень — очень умный и вообще самый крутой. Утомление ударило ему в голову, и, казалось, он нёс всякий бред, путаясь в своих же изъяснениях. Женя, не став противоречить, кивнул и включил холодную воду, подводя Ленского к раковине. Умывание заняло около шести минут, и за эти шесть минут Володя то плакал, то успокаивался, то снова плакал и принимался ворчать. Ох, до чего же доводят учёба и выпускной класс. Пора бы уже отменить эту изнурительную систему образования, иначе будущее может обратиться в пепел. Если выражаться точнее — будущего может и не быть. Все просто сойдут с ума. Онегину, признаться откровенно, в какой-то степени даже нравилось учиться. Нравилось получать знания. Ему не составляло труда решать задачи повышенного уровня или учить длиннющие монологи на французском. Но наблюдать за тем, как выгорают его близкие в погоне за высокими баллами, он крайне ненавидел. Ведь это не только Вова… Это и его драгоценные друзья, у которых синяки под глазами темнее и темнее с каждым днём. Будущее за современным поколением? О каком будущем может идти речь, когда у нас плюс-минус несколько баллов могут решать — человек будет плакать от счастья, потому что у него есть шанс пройти на бюджет, или от горя, потому что никто за его учёбу платить не будет, и теперь он просто бельмо на глазу в семье? Ситуация становится печальнее из года в год. Проходные баллы растут так же стремительно, как количество падающих из окон детей. — Володь, — позвал Женя, вставая позади парня и обхватывая того за плечи, — мы со всем справимся. У нас есть ещё достаточно времени для подготовки, но сейчас мы идём спать. Ленский прижался своей спиной к его груди. Дыхание его постепенно нормализовалось. Тревога, кажется, отступила, и он шумно шмыгнул носом, не соглашаясь, но и не отрицая слова старшего. — Когда мы сдадим все экзамены, я отвезу тебя во Францию. — Ты правда веришь в меня? — Ещё как! Володя качнул головой, понуро опустив глаза: — Просто… Действительно тяжело так всё это понять и осознать, что на экзамене может попасться вообще что угодно. Это же чёртова лотерея, не так ли? Иногда я чувствую, как руки тянет вниз… Бездарность… Женя опешил. — Никогда не вздумай говорить о себе таких вещей! Ты та звёздочка, которой ещё предстоит стать Сириусом. Время показывало три часа ночи. К слову, будильник, поставленный на половину восьмого утра, они благополучно проспали.***
— Я не верю, что мы серьёзно это делаем, — просопел Петя куда-то в воротник своей куртки, зевая от недомогания. Холодная ночь часом ранее опустилась на Петербург. К сожалению, ночи в Питере не всегда белые, и тяжелый фонарь в руках Молчалина нервозно подрагивал, словно у его обладателя внезапно начался приступ эпилепсии. — Цыц, — погрузившаяся в процесс ритуала, Дуня грозно зыркнула в сторону друга. Обе её ладони крепко держали небольшого размера коробку из-под обуви, обернутую тканью и обвязанную красной ленточкой. Стоящий рядом с ней Володя Ленский трясущимися от мороза пальцами строчил в поисковике обратный маршрут до дома, одним ухом слушая ругательства Родиона. Родиона, который задолбался копать яму в конце зимы, когда земля слякотная, скользкая и очень-очень липкая. Пот струился по его лбу ледяными ручьями, пока пальцы плотно стискивали главное орудие всех хоррор-фильмов — лопату. Ведь так оно и бывает: в доме главного героя, куда пробрался маньяк, найдётся всё, включая лопату, мощнейшее оружие, но никогда там не будет логичных действий. — Солнце светит, негры пашут, вот такая доля наша, — ехидно захихикал Чацкий. — Ой, заткнись, а, — буркнул Раскольников. Желая посмеяться над работягой, Саша случайно передразнил дерево, но даже после этого не захотел снять и протереть запотевшие очки. Как отмороженные руки покоились в карманах, так и тёплые вязаные рукавицы сейчас покоились, одинокие и забытые, на тумбочке возле входной двери. Женя, согласившийся пойти вместе с ними только под уговором того, что ему потом купят кофе, зевнул: — Час ночи. Нам завтра на допы по математике вставать, имейте совесть. — Допы по физике, — поправила Таня. — Ещё лучше. Допы по физике! Мечтаете, чтобы Любовь Григорьевна съела меня живьём вместе с моими нерешенными тестами? — Блять, не пизди, — закатила глаза Оля, — Любовь Григорьевна только и делает, что лелеет вас, гениальных физматовцев. — Во-во! А меня как к доске не вызовут — два, два, два, — вклинился в разговор Родион, откинувший лопату в сторону. Голые деревья покачивались от порывов ветра, ударяя друг друга колючими ветками. Гул стоял страшный, и создавалось впечатление, что с минуты на минуту начнётся метель, и их всех погребет под слоем грязи и чёрного снега. — Ты даже не пробовал учить физику, — улыбнулся Разумихин и, подобрав рабочий инструмент, аккуратно примостил его возле тонкого ствола. — И не собираюсь. Осталось учиться три месяца, дай бог, я сдам историю, — возведя глаза к небу, взмолился Родион, — так, всё, я сейчас сдохну от холода. Коля, доставай термос. По недоумевающему взгляду Коли можно было понять, что никакого термоса бедный работяга сегодня не получит. — Какой термос? — нервно усмехнулся прежде упомянутый юноша, попутно залезая в пустой рюкзак. Лицо Раскольникова стало темнее тучи. — Ставрогин, у меня нет топора, но есть лопата, — пригрозил Родион. — А у меня нет пистолета, но есть, — Коля обернулся и пробежался глазами по своим друзьям, — э… У меня есть гроб! — Только тронь Сёмину коробку. И вообще, раз яма готова, давайте приступать, — с этими словами Дуня вместе с остальными встала в кружок вокруг свежевырытой «могилы». Опустив туда коробку, девушка печально улыбнулась и обратилась к собравшимся «гостям»: — Дорогие друзья, ровно пять дней назад нас покинул генерал Семён. Он прожил в семье Раскольниковых столько... Сколько ему лет было-то...Кароче, много, и он по-любому видел своими глазами октябрьскую революцию. Так давайте же вместе попрощаемся с ним, чтобы Сёма спокойно отошёл в мир иной. Когда немного ранее Дуня написала в общий чат «В пятницу идём на похороны», каждого в беседе чуть ли не схватил инфаркт. Больше всех удивился Родион, который буквально на десять минут отошёл в магазин за энергетиком, ведь когда он уходил, все вроде как были живы-здоровы. И всё же какой бы абсурдной эта идея не была, а в этой компании все мероприятия строятся на понятиях абсурда и кринжа, организовать Сёме проводы в последний путь было решено именно в ночь с пятницы на субботу. — Ты был крутым попугаем, Сёмка, — кивнул Лёша, направив луч фонаря в яму. — Согласен. Спасибо, что служили честью и правдой, генерал Семён, мы вас не забудем, — торжественно произнёс Верховенский, отсалютовав покойной птичке. — Сёма, ты был очень хорошим другом, — подтвердил Володя. — Извини, что иногда забывал менять тебе воду, — виновато проканючил Родион. Ребята одновременно прыснули, но Дуня сердито пихнула брата локтем и снова всучила ему лопату. Парень многострадательно вздохнул и принялся закапывать «гробик» с их любимым с сестрой домашним питомцем. Этого попугая однажды принесла мама, сделав им общий подарок на Новый год. С именем они определились сразу же, а Пульхерие Александровне было только в удовольствие порадовать детей. Тогда счастью и восторгу не было предела, а сегодня они хоронят генерала Семёна, отправляя его в далёкое весёлое путешествие. — Надеюсь, там, на небесах, где обитают наши любимчики, тебе будет хорошо, Сёма. Ты прожил долгую жизнь, и я рад, что зерно, которым тебя кормили, было вкусным, — добавил Петруша. Когда они закончили так называемую церемонию, прошло ещё двадцать минут, а группе «гениальных физматовцев» все ещё завтра нужно топать на дополнительные занятия. У всех дрожали ноги, и лица были сочного багрового цвета, будто только из бани вышли. К слову, сейчас баня бы не помешала. Казалось, ещё чуть-чуть и ребята покроются ледяной коркой и застынут прямо тут, посреди тёмного леса неподалёку от трассы. — Вов, ты нашёл маршрут обратно? — спросила Оля. Ленский вяло покачал головой: — Сеть не ловит. — Угараешь? — нахмурилась блондинка. — Пошутили и хватит, Володь, давай уже диктуй дорогу домой, — по-дедовски замычал Молчалин. — Нам надо выйти к телефонным столбам, там связь поймаю, и интернет заработает. Родя, бери лопату, выдвигаемся, — с улыбкой величайшего предводителя отчеканил литератор и повёл товарищей обратно к цивилизации. Пробираться вдоль одной единственной скользкой тропинки было нелегко. Ощущалось так, словно они идут по доске, впереди — морские глубины, а назад им шагнуть не дадут. — Вдруг мы наткнемся на убийцу? — ни с того ни с сего запричитал Володя. — Скажешь ему что-нибудь на немецком, он первый отвянет, — парировал Женя. — Ох, мой любимый бесценный учитель, неужели Вы даже не захотите защитить этого неблагодарного ученика? — вмиг «погрустнел» поэт. Верховенский обернулся и внимательно посмотрел другу в глаза: — Мне кажется, где-то я это слышал… Учитель, ученик… Девчонки, не находите знакомым? Раскольникова засмеялась, а Оля приложила указательный палец к губам и хитро подмигнула, мол, не раскрывай наших фикридерских секретов. — Да не, пусть с ним Саша переговоры устроит, как тогда, в мае. А, Сань? — не упуская момента поиздеваться, разулыбался Родион. — А как же «Ленин нас всех спасёт»? — прыснул Дима, замыкающий их колонну. Точно октябрятский отряд, собравшийся на речку вместе со своим горе-вожатым. Чацкий вдруг понял, что его друг имел в виду, и с наездом заголосил: — Так, блять, я, между прочим, пытался спасти нам жизнь! Ты — неблагодарная задница! — Не обижайся, Саш, это было забавно. — Чтоб тебе на твоей истории попались фотографии с непропечатанными церквушками. Родион от такого заявления драматично свалился прямо в руки шествующей позади сестры. — Дуня, ты слышала это? Этот человек прямо сейчас на глазах у всех пожелал мне смерти… К дороге они вышли спустя ещё полчаса, блуждая по лесу в поисках долгожданного выхода куда дольше, чем изначально планировалось. Вдоль трассы стремительно проносились разноцветные легковушки и огромные фуры, приласканные тусклым свечением долговязых фонарей. Шум стоял такой, что не было слышно даже близстоящего человека. Было решено пойти по поляне, которая тянулась вперёд чуть ниже самой дороги. До рассвета ещё долго, идти до города всего ничего, но приключений на сегодня достаточно. — Бля-я-я, — растерянно протянул Родион. Колонна, как по команде, застыла на месте. — Что такое? — обеспокоенно спросил Дима. Раскольников ещё раз обшарил карманы, и его руки бессвязно упали по швам. — Я телефон, кажись, выронил, — признался он. Его губы расплылись в заебавшейся улыбке, а в глазах так и читалось «Боже, когда же это всё закончится». Володя обречённо застонал: — Теперь нас точно схватят маньяки! — Перестань пороть чушь, — шикнул Петруша, — выхода нет: возвращаемся. Искать телефон в снегу — то же самое, что пытаться найти иголку в стоге сена. Лес большой, и никто не знает, где мог выпасть Родин мобильник. Но зато Женя точно определился: к чёрту допы, завтра он спит дома у Ленского. — В какой момент ты мог его потерять? — озадаченно поинтересовалась Оля. — Не знаю… Может, в тот, когда я горбатился с этой дебильной лопатой? — настроение у парня упало ниже некуда. Он и так обычно с кислой миной ходит, но теперь всё его нутро громко кричало: «Не подходи, убью». Разумихин ласково похлопал его по плечу, намереваясь остудить этот пыл и немного привести в чувства. Лёша водил фонариком туда-сюда, вглядываясь в грязные кучки снега, на фоне которых всё, что могло потеряться, просто сливалось. Но делать нечего — один за всех и все за одного. Правда, вряд ли их родители обрадуются тому, что их чада вернутся домой в тот момент, когда им самим надо собираться на работу, а дети должны топать на уроки. Всё это могло продолжаться до поры до времени, но… Оглушительно звонкий, уже знакомый слуху большинства из них, свисток оповестил округу своим поразительно противным свистом о прибытии кого-то ещё. Все одновременно замерли. Только когда их ушей коснулись звуки тяжёлых шаркающих по слякоти шагов и далёкой-далёкой сирены, ребята соизволили обернуться на шум. — Да ну нахер… — прошептала Дуня. Лёшино лицо озарилось весёлой ностальгической ухмылкой, как только он узнал этих некогда смотрящих на него с презрением людей в форме. Он навёл свет фонарика на одного из «старых знакомых» и отсалютовал: — Ну, здравствуйте, лейтенант Лермонтов. Сашины глаза распахнулись. Он вспомнил. Все вспомнили, кроме Жени, который полтора года назад не ехал вместе с ними в ментовку, а забирал их оттуда. Мужчина в недоумении прищурился, а потом будто бы просветлел. — А, так это наши юные актёры погорелого кино, или что вы там снимали… Опять вы, ну сколько можно? Что вы вообще тут делаете!? — Закладку ищем, — хохотнул Лёша, не сразу поняв, что ляпнул это вслух.***
Уже по пути в город, в бобике, куда их всех безжалостно затолкали, Дуня внезапно вспомнила. — Блять, Родион, ты же свой телефон в ремонт отнёс вчера вечером…