Кошачья мята

Чанёль возвращался домой спустя две недели отсутствия. Это было его первое большое дело за последние полгода, брать подобные задания чаще он не решался, да и желания ночевать и шляться по сомнительным местам после разнеженных ночей в собственном доме пропало. Как только он въехал в город утром, сразу отправился в таверну, чтобы получить деньги, а затем по памяти добрался до адреса нового места жительства бывшего хозяина их с Бэкхёном дома, чтобы оплатить аренду. За старика обычно деньги забирал его сын, но Паку плевать было, на что и кому они предназначались, главное — чтобы ни его, ни Бэкхёна не доканывали оплатой. В столице пришлось пробыть до самого вечера, когда он вернулся домой, все свечи в доме уже были погашены, и внутри стояла полная тишина. Из полуразвалившегося почтового ящика на Пака одиноко поглядывали уже не один день ждущие хозяина письма, о существовании которых Бэкхён непременно забывал, как только альфа оказывался за порогом дома. Первым делом Чанёль поел то, что нашлось на кухне, затем полчаса провел в купальне и никакущий зашел в свою комнату как раз для того, чтобы увидеть в своей кровати распластанного звездой Бэкхёна, преспокойненько сопящего в подушку альфы. В общем ситуация для них была привычной — спать одному в доме омеге было некомфортно, иногда даже страшно, так что Пак частенько находил его в своей постели по приезде домой — знакомый запах Бэкхёна успокаивал. Смысла ругаться или высказать недовольства альфа не видел, ему было в большинстве своем все равно, где нэко будет спать, если в итоге это будет означать, что он выспится. Пришлось ложиться на диване в гостиной, но Чанёлю было не особо важно, где, главное — отключиться уже, наконец, зная, что дома все в порядке. Впервые за последние несколько дней его не мучили душные мрачные сны, после которых просыпаешься так, будто выныриваешь из болота. Обычно, если накануне Пак ничего высокоградусного не пил, то вставал с рассветом, но в этот раз уставший организм проспал до самого полудня. Проснулся он от того, что на кухне Бэкхён оглушительно громыхал кастрюлей, скорее всего, случайно, но шума от этого не убавилось. Подремав еще пятнадцать минут, Чанёль поднялся с дивана и натянул домашнюю рубашку, которую вечером бросил на спинку мебели. Действительно, на кухне нашелся Бэкхён, пытающийся кашеварить, а на небольшом стареньком диване у стола Минсок, с которым омега негромко переговаривался полушепотом, подкрепляя свои слова активной жестикуляцией и возмущенным выражением лица. За два прошедших года Бэкхён прилично вытянулся в росте и теперь свободно доставал Чанёлю до плеч, что для омег обычно было несвойственно. Он также немного раздался в груди, но в целом остался таким же худым и плавным, просто в необходимых местах появились стандартные для омег округлости, а ребра все еще просвечивали сквозь мягкую светлую кожу. Чанёль знал, какая она на ощупь, как может гореть и плавиться, когда по ней без конца стекает пот, а над ухом всхлипывают протяжно и жалобно — первая бэкхёнова течка стала для него даже большим шоком, чем для самого омеги. В тот день Бэкхён вернулся со школы с температурой, и Чанёль сразу обратился за помощью к местной целительнице, однако та, проведя наедине с омегой пять минут, напрямую огорошила альфу новостью. Сначала все было терпимо, Пак даже грешным делом подумал, что необязательно ему покидать дом, и с ноющим Бэкхёном он тоже как-нибудь справится. Однако к ночи начало ломать так сильно, что Чанёлю физически пришлось сдерживаться, чтобы не сорваться и не завалить нэко на первой же горизонтальной поверхности. Тот додумался влезть ему на коленки и терся настолько откровенно, что вставало независимо от того, считал ли это приемлемым альфа или нет. Хвост омеги с готовностью хватался за любую конечность Пака, а пока Чанёль пытался успокоить невменяемого, жмущегося к нему омегу с подрагивающими ушами поглаживаниями по спине, хвост задрался прямо, высоко и под каким-то абсолютно аномальным углом. Мозг отключался полностью и моментально, запах течной омеги срывал крышу до звезд перед глазами. Бэкхён и плакал, и трясся, и скулил под его руками. Жалкие остатки адекватности подкреплялись страхом от неизвестности и не давали приступить к более решительным действиям, но Чанёль знал, что это только начало, и дальше омега станет абсолютно неадекватным, особенно если Пак не избавит его от своего присутствия в доме. Он додумался запудрить Бэкхёну мозги и отвести в комнату, запирая там же, а затем сорвался вон из дома. Стоя на пороге, альфа пытался отдышаться и не соблазниться желанием послать все к черту, когда из дома тянуло так сладко и приглашающе. Он до сих пор не знал, как смог собрать мысли в кучу и дойти до дома целительницы. Бабушка понимающе кивала головой и по доброте душевной согласилась помочь. Побыть с Бэкхёном ей было не трудно, обо всех нюансах и тонкостях течек она была прекрасно осведомлена, более того — знала, как облегчить боли, и справиться с ломающим стыдом. Из всех жителей деревни она казалась альфе самой надежной, Чанёль знал, что сплетничать о чем-то настолько тонком и личном для омеги она не станет, а лишние пару монет подкрепят ее готовность помочь. После той злополучной ночи Чанёль три дня провёл у Чондэ и больше никогда не оставался с омегой во время течек. По возвращении Пак хотел избавить их обоих от неизбежной неловкости и сделать вид, что ничего не произошло, но Бэкхён краснел как рак, заикался еще хуже и смотрел такими обвиняющими глазами, будто Чанёль на самом деле не ушел, а выполнил все его стыдные желания. Пришлось разговаривать. Снова. Объяснять, что все нормально, естественно и как всегда. Чанёль врал Бэкхёну и себе в первую очередь, потому что как всегда уже не получалось, и от самого себя порой становилось так тошно, что сразу после Пак начал брать задания на несколько дней, иногда даже неделю, просто чтобы не видеть омегу рядом, не ощущать дурманящий запах и не следить безалаберным взглядом за чужими бедрами. Ожидание помогло, Бэкхён поверил, Чанёль привык. Смирился с противоречиво неприятной мыслью о том, что омега все равно себе найдет кого-то, кто не он, забыл ощущение чужих дрожащих пальцев на шее, мокрых губ у уха. Бэкхён ему был не нужен, более того — он Бэкхёну тоже. Нелепая привязанность омеги к нему была временным условием, догадывался Чанёль, пока это было удобно и давало нэко то, что ему требовалось. Цинично, но Чанёль тоже не оставался с ничем. Разумеется, о желании завести семью речи и в помине не было, но чувствовать себя нужным, возвращаться не в одиноко пустую комнату — в этом было что-то до теплого приятное, что-то из забытого детства. Теперь Бэкхён о течках всегда предупреждал, а Чанёль всегда уходил. Со временем все вернулось в норму или ее подобие, осталось только что-то призрачно напряженное в воздухе, и иногда от этого хотелось выть волком. По идее Бэкхён в это время суток должен был быть в школе, однако омега почему-то торчал на кухне, еще и не один. Чанёль сделал вывод, что Минсок ночевал у них и спал, по-видимому, в комнате Бэкхёна. Едва завидев сонного альфу в дверях, нэко побросал свои поварешки и привычно подбежал обниматься, опоясывая длинным хвостом чужой пояс. — Встал наконец-то, — радостно констатировал Бэкхён, повисая у альфы на шее. Чанёль крепко обнял в ответ, вдыхая родной запах и ощущая напротив сердца приятное тепло и чуть заметную вибрацию. Уважительное обращение исчезло из лексикона омеги вскоре после полугода совместного проживания. Чанёлю так было гораздо проще, только вот кроме этого слова из лексикона Бэкхёна также исчезло такое понятие как субординация — вероятнее всего, омега понял, что никакой необходимости в послушном поведении у него нет, раз его опекун ведет себя, как ему вздумается. Порой Бэкхён вел себя как ребенок, вредничая или наоборот будучи чрезмерно беспомощным, порой как наставник, отчитывая Пака за развязный образ жизни и пристрастие к алкоголю, порой как любовник, заигрывая и выпутывая подробности интимной жизни — но все это было стандартным явлением в его возрасте, а быть на ступени друга Чанёлю казалось гораздо более простым, чем быть опекуном. — Ну и бардак, — усмехнулся Пак, отстраняясь. Бэкхён притворно надулся и снова поскакал к огню, потому что в комнате начало пахнуть горелым. — Мог бы и спасибо сказать, я вообще-то час назад встал, чтобы тебе завтрак приготовить, пока ты шляешься непонятно где, — в чужом голосе послышалась обида. Чанёль и правда редко так надолго уходил из дома и прекрасно знал, как нервничает Бэкхён. Минсок неловко пробормотал о том, что ему пора к себе, и Пак только сейчас оторвался от созерцания надувшегося омеги. Как бы ему ни хотелось этого признавать, по нему невозможно было не скучать. Бэкхён, несмотря на свою рассеянность и неловкость, умел создавать уют не только в доме, но и внутри других. С ним не всегда было легко, но без него — тяжелее. Красивое гладкое лицо посещало альфу во снах, а знакомый запах, окутывающий привычным теплом, всегда заставлял возвращаться домой. Чондэ смеялся над другом, если подвыпивший Пак выдавал что-то возвышенное по поводу омеги, а вот Чонин понимающе кивал головой, тоскливо улыбаясь. — Оставайся с нами, — предложил Пак Минсоку, — все равно сегодня нет никаких дел, ты не помешаешь. Тем более, надо тебя отблагодарить за то, что терпел Бэкхёна, пока меня не было. — Это я тебя терплю, — цокнул Бэкхён и по очереди поставил на стол три тарелки с завтраком. За едой говорили в основном Бэкхён и Минсок, точнее, Бэкхён рассказывал, а Минсок понимающе поддакивал и вставлял свои пять копеек, пока сонный альфа неспешно жевал яичницу. После завтрака Минсок отправился в город, перед этим поболтав с Бэкхёном за пределами дома. — Опять ты забыл про почту, — упрекнул Пак, когда омега вернулся и кинул на стол пачку писем. — Если что-то важное, постучат же и лично скажут, — оправдался омега, убирая со стола. — Как прошло задание? — осторожно спросил он, все еще стоя к Чанёлю спиной. — Как всегда, — распространяться о работе перед Бэкхёном Паку не нравилось. Главное, чтобы в доме были деньги. А омега в последнее время начинал предлагать какие-то нелепые альтернативы работе наемника, при чем так осторожно подбираясь к этой теме, что Чанёль сначала даже не понял, что ему пытаются промывать мозги. Он сразу серьёзно сказал омеге, что это не его дело и чтобы он в это не лез, пригрозив, однако поначалу послушавшийся Бэкхён конечно же снова взялся за свое. Пак отчасти понимал его — омега переживал и мучился, карауля его ночами возле окна, а с собой Чанёль его брал не всегда и то только на легкие задания. — Всех плохих парней прирезал? — усмехнулся омега, поворачиваясь к нему лицом и облокачиваясь поясницей на край стола. Чанёль промычал что-то утвердительное в ответ и перевел внимание на почту. Бэкхён тоже подошел и под шумок попытался забрать письмо с эмблемой академии, однако Пак сразу заметил и выхватил конверт, напугав омегу резкими движениями. Распечатав бумагу, Чанёль бегло прочитал письмо и поднял тяжелый взгляд на Бэкхёна. Прогулы, драки, непозволительное в стенах учебного заведения поведение, мистер Пак, примите меры. — Опять? — вздохнул альфа. — Бэкхён, ты даже сейчас не в школе, в чем дело? — Я не могу сосредотачиваться на глупых уроках, пока ты непонятно где! — тут же ощетинился Бэкхён в свою защиту. — Ага, только подписи как обычно всех, кроме учителя музыки. Ты что, туда только к трем часам ходишь, на его уроки? Или опять выступаешь по барам? Что это за отношение? Ты же знаешь, что ты в гимназии и так на птичьих правах! Подобный диалог между ними происходил почти постоянно, стоило Чанёлю приехать домой после длительного отсутствия. Вскоре после поступления академия и уроки Бэкхёну надоели, он завел себе приятелей и проводил все время с ними, сбегая с занятий и приходя исключительно на музыку или давая маленькие живые концерты в тавернах и барах в центре города. Любого другого за такое бы уже давно послали на все четыре стороны, однако госпожа Ли прощала некоторые «недостатки» омеги, если Чанёль поднимал оплату за обучение. — Ладно, больше не буду, — Бэкхён закатил глаза и отобрал письмо, пряча его за спину. Он не любил, когда его отчитывали, особенно сейчас, когда он уже якобы вырос и сам знал, как ему правильно поступать, однако Чанёль-то видел, что ничего он там не вырос и до сих пор творил полную ахинею. — А драка? И опять с Хонджуном. В чем дело? Он к тебе пристает? Бэкхён молчал несколько мучительно долгих секунд. Догадывается, что бы соврать, подумал Пак. — Просто бесит, — в конце концов, фыркнул омега. — И это повод драться? — злился Пак. Ему не важно было, что Бэкхён дерется, будучи омегой, однако плохо было то, что он нарывается на неприятности; да, сегодня он раскорябал однокласснику лицо, а завтра их будет трое. — Он постоянно ко мне лезет! — психанул нэко. — Сначала вечно звал гулять, я отказывался, а теперь он постоянно меня доканывает. — Нравишься, наверное, — вздохнул Пак, принимаясь за другое письмо. Какие-то нелепые приглашения на праздничный фестиваль. — Чего отказался–то? Вы же дружили раньше. — Он скучный, — тут же ответил Бэкхён, закатывая глаза, будто это было что-то само собой очевидное, а глупый Чанёль не понимал. — Мне не нравится общаться с ровесниками. Они тупые. Чанёль не удержался от смешка, все еще перебирая почту. — А ты прям умный. Бэкхён вспыхнул и обидчиво поджал губы, раздраженно мутызя хвостом кухонный стол. Он все пытался сделать вид, что он давно не тот маленький застенчивый омега, которого Чанёль вывел из огня, но Пак видел, что Бэкхён просто научился скрывать свои слабости и страхи, даже перед Чанёлем закрывался и строил из себя черт знает что. У него получалось, конечно, и образ недоступного жестокого принца, и привлекательного взрослого омеги, однако образам верили его одноклассники и друзья, а настоящую сущность видел только Пак. Бэкхён и врал ему, и недоговаривал, и подставлял перед учителями, и подстраивал неловкие ситуации ради любопытства (любопытства ли?), а Чанёль только пытался смириться, что нэко так себе выстраивает что-то защитное и непробиваемое, пусть даже от альфы. Паку казалось, что он упускает что-то очень важное в чужом поведении, будто Бэкхён старается что-то донести до него, но все никак не получается, и поэтому он так упорно пытается стереть из памяти Чанёля того пятнадцатилетнего ребенка. Пока Бэкхён перечитывал письмо из гимназии, недовольно ворча на учителей и покрывая одноклассников нецензурной бранью, Пак вдруг наткнулся взглядом на конверт с яркой бордово-красной печатью. На фоне остальных таких же потрепанных писем это выглядело гораздо более презентабельно, однако открыть Чанёль его не решался, пару секунд не веряще глядя на печать. Бэкхён заметил его замешательство и наклонился, чтобы рассмотреть конверт поближе, но альфа резко убрал его в сторону, заставляя подростка обидчиво надуть губы. — Ты вообще меня не слушаешь, — упрекнул омега и вновь перевел глаза на конверт, — что там? Чанёль сам пока не знал и сомневался, стоит ли открывать письмо вообще. После всех «приключений», которые постигли его с королевской семьей, он был твердо уверен, что с ними лучше больше не связываться, а конверт из дворца наверняка не содержал в себе строку с извинениями и благодарностями в сторону наёмника и убийцы. Бэкхён краем глаза заметил красную печать и тоже резко замер, побледнев. Чанёль знал, какой он был любопытный и как ему хотелось поближе подобраться к дворцовым интригам, но прошлое Пака никогда не позволяло даже разговор лишний завести о королевской семье. Чанёль об этом никогда не распространялся и рассказал Бэкхёну о происшествии во дворце один единственный раз, и омега впервые, наверное, со всей серьезностью отнес к его немой просьбе не вспоминать об этой ситуации, особенно перед посторонними. — Откроешь? — на грани шепота спросил омега, зачарованно глядя на конверт. Чанёль сомневался, но в конечном итоге сломал печать и вытащил письмо, готовый ко всему на свете. В конце концов, он привык жить в публичных домах и тавернах, побег не стал бы концом светом, но впервые в его жизни все было более-менее улажено, и портить это новостями из королевского гнезда спустя столько лет не хотелось. — Что там? — не выдержал омега, пока Чанёль вчитывался в аккуратно выведенные пером тонкие буквы. Бэкхёну читать он не давал на случай, если письмо надо будет быстро сжечь и сделать вид, что Пак его никогда в глаза не видел. — Меня приглашают к королю на аудиенцию, — медленно проговорил Чанёль, кладя письмо на стол. Содержимое так потрясло его, что он даже не обратил внимания, когда Бэкхён схватил бумагу и прочитал все сам. Ничего нового для омеги там не было, только реальное подтверждение слов альфы — в письме вполне доступно и четко изъявили, что он должен явиться к королю на ковер. Поначалу, только начав читать, Пак был уверен, что у юного правителя страны от нескончаемых кошмаров о младшей сестре начались проблемы с головой и казнить виновника происшествия было бы в данной ситуации вполне справедливо, однако в письме говорилось, что Чанёлю надо явиться по другой причине — король нуждается в его помощи, и если Пак выполнит чужую просьбу, будет помилован за свои бесчисленные убийства. Дело видимо было очень серьёзное, но Пака больше волновал факт того, что Сехун был в курсе его метода заработка на жизнь. Наверняка кто-то из королевских крыс, которые были разбросаны по городу, прознал о его похождениях и доложил королю или же Сехун намеренно искал его? От обилия нелепых мыслей начала кружиться голова, и Чанёля радовало только, что про Бэкхёна в письме было не сказано ни слова. — Пойдёшь? — осторожно спросил Бэкхён, перечитав письмо несколько раз и отложив его в сторону. Пак бы с удовольствием проигнорировал содержимое конверта и забыл о нём раз и навсегда, но он прекрасно знал, что просьба в словах короля почти всегда подразумевала под собой приказ, который обязан был быть исполнен. И хотя слова в письме не вынуждали его бросать все и ехать во дворец прямо сейчас, он понимал, что явиться туда нужно было как можно скорее, ведь письмо уже наверняка долгое время ждало своего назначения. — Завтра чтобы был в школе, — невозмутимо сказал Пак, сгребая письмо в кулак и суя смятую бумажку в карман домашних брюк. Бэкхён возмущенно раскрыл было рот, но Чанёль не собирался впутывать его в королевские дела и тем более позволять вмешиваться. — И о письме забудь. С этими словами Чанёль покинул дом, оставляя расстроенного омегу одного. *** Вечером к ним в гости напросилась соседка. Едва завидев Чанёля на заднем дворе, она сразу спросила, где он так долго пропадал и что делал, а затем пообещала испечь пирог в честь его возвращения, но с условием, что они обязательно вечером вместе попьют чай. Вообще-то Чанёль не любил в доме лишних людей, но Бэкхён почему-то настоял, чтобы женщина действительно пришла, так что Пак ответил согласием. Его напрягало ярое желание омеги пообщаться с соседкой, которая и так жила от них через два дома, но он готов был на все, чтобы отвлечь Бэкхёна от письма. Еще больше Пак не понимал желание Хёри погостить у них. Ладно Чанёль, он ей нравился, но с Бэкхёном ситуация обстояла гораздо сложнее. Поначалу омега просто относился к ней настороженно, но чем решительнее становилась женщина в своих желаниях проводить время с альфой, тем сильнее злился Бэкхён. Лишний «родитель» ему был не нужен, к тому же к омеге женщина всегда относилась как к маленькому несмышлёному ребенку, а подобным образом он позволял с собой обращаться только Чанёлю, и то, Пак с ним особо никогда не сюсюкался, чтобы раздражающее поведение женщины могло сойти ей с рук. Апогеем этой куролесицы стал неловкий случай, произошедший с тремя совсем недавно. Бэкхён вернулся со школы раньше обычного, но в тот день он просто бросил дома рюкзак и отправился помогать госпоже Юрин — она жила одна с двумя маленькими детьми и часто просила омегу посидеть с малышами, пока она работает. За это Бэкхён получал чисто символическую плату, но в большинстве своем он этим занимался просто по доброте душевной. Со временем люди в посёлке привыкли к нему, да и многие уезжали жить в город, поэтому особых проблем с соседями у них не было, к омеге относились как к любому другому подростку. Закончив с детьми, Бэкхён вернулся домой вечером, однако Пака там не застал, хотя в такое время Чанёль должен был быть дома, да и задания он никакого в тот день не брал. Чанёль до сих пор не понимал, зачем Бэкхён пошел в дом Хёри, прекрасно зная, что он там увидит. Он бесшумно пробрался к спальне, слегка отворил дверь и застал в постели занимающихся сексом Чанёля и Хёри. Самым странным было то, что вместо того, чтобы обидеться, сбежать и как всегда ходить с надутыми щеками, Бэкхён смотрел. Это длилось всего несколько секунд — чужое присутствие в доме всегда ощущается, к тому же омега заскрипел половицами — потом женщина вскрикнула, оттолкнула Пака, и нэко сбежал. Бэкхён наверняка только мельком смог разглядеть два двигающихся в сбитом ритме тела: широкую напряженную спину Чанёля и длинные ноги женщины, обхватившие чужой пояс. Зато звонкие женские стоны ему наверняка запомнились надолго. Когда Пак спросил, зачем все это было, Бэкхён только отвел глаза, покраснев, и сказал, что пришел ради интереса. Чанёль едва ли ему поверил — Бэкхёну в борделе предоставляли кучу возможностей утолить свое любопытство, видимо, возраст был не тот. Сегодня же вечером омега со скоростью света смел со стола пирог, из вредности оставляя Паку один единственный кусок и глядя на недовольную соседку, которая пекла лакомство для альфы. Чанёль с тяжелым сердцем ждал, что Бэкхён еще что-то выкинет, однако он вел себя вполне спокойно, только следил за Хёри слишком пристально и едва Чанёлю на шею не влез, пока они сидели рядом, но это было меньшее, чем он мог испортить вечер. От приглашения зайти на ночь глядя к женщине Чанёль вежливо отказался и только проводил ее до дома, возвращаясь через несколько минут. В общем и целом Хёри была хорошей. Спокойной, красивой и достаточно умной для того, чтобы понимать, что большее, чем простой секс Чанёль ей дать вряд ли сможет. Их обоих это устраивало. Она никогда не наставила на взаимности чувств и не пыталась выбить из его признания, однако настойчивости и целеустремленности в отношении альфы ей было не занимать. Видимо, она считала, что если будет часто мелькать перед глазами, Пак привыкнет и будет с ней по привычке, но дольше, чем на пару часов он у нее никогда не задерживался. Отказ не был для нее критичным, но сбивал траекторию. Когда Чанёль вернулся, Бэкхён, свернувшись клубком, лежал в его постели в одежде для сна и невозмутимо читал книгу, наклонив ее под каким-то аномальным углом. Пак только вздохнул, стягивая плащ, затем отправился к шкафу и переодел рубашку. Омега шуршал страницами за его спиной, едва слышно мурча себе под нос. Выгонять его было бессмысленно, Чанёль бы только потратил на это кучу времени и нервов, а в итоге все равно бы стало жалко омегу, который его не видел столько дней. — Хёри сказала, твой взгляд из нее сегодня всю душу вытряс, — усмехнулся Пак, присаживаясь на край постели и распутывая шнурки на рубашке. Бэкхён за его спиной только что-то фыркнул, убирая книгу, а затем потушил свечу, когда Чанёль улегся на своей половине. Мурчание прекратилось, однако омега скользнул по чужому запястью хвостом. — Вот глупая, — сказал он после нескольких минут тишины, — влюбилась в тебя только из-за внешности и даже представить не может, какой ты на самом деле вредный. Чанёль приподнялся на постели, упираясь локтём в матрас и поддерживая ладонью голову на весу. Бэкхён с усмешкой повторил его позу, приготовившись к словесной перепалке. — Ты бы болтал поменьше, а то я перееду к ней, — пригрозил Чанёль, прищуриваясь. — Не переедешь, — усмехнулся Бэкхён таким тоном, будто эта фраза была самым глупым, что мог сказать ему Пак. — Ты никогда ее не полюбишь и жить с ней не сможешь. — Ты правда так думаешь? — продолжил припугивать Чанёль, стараясь вложить в свои слова как можно больше уверенности. Он знал, что Бэкхён прав, но иногда интересно было дразнить его и смотреть, как он будет выворачиваться. — Я в этом уверен, — Бэкхён со знанием дела кивнул головой. Разговор принял какой-то странно интимный поворот, и пару мгновений они просто молчали, смотря друг другу в глаза. В темноте ночи Чанёль едва различал очертания чужого лица, но жутковатый, едва светящийся взгляд Бэкхёна был виден так отчетливо, будто изнутри у него светилась желтоватая лампочка. Омега, альфа знал, видел его прекрасно, ведь зрение Бэкхёна ни в какое сравнение ни шло с его человеческим и различало в темноте ночи даже самые мелкие детали. — И кого же я тогда полюблю? — все-таки спросил Пак, пытаясь догадаться, о чум думает омега. Вновь и вновь он ловил себя на мысли, что не понимает его. Такое часто было, все-таки они были слишком разными почти во всех отношениях, однако в этот раз это было связано не с возрастом, не с внутренними переживаниями Бэкхёна, а с чем-то, лежащим на поверхности, чем-то, что Чанёль никак не мог разглядеть. — Кого-то, кто тебе больше походит, — шепотом проговорил Бэкхён, когда Чанёль уже не надеялся услышать ответ. Омега протянул руку и коснулся холодными тонкими пальцами его скулы, мягко очерчивая поверхность чужой, слегка шершавой от сухости и пробивающейся щетины кожи. Чанёль только хмыкнул в ответ, отстраняясь и возвращаясь на свою часть кровати, оставляя после себя глыбу недосказанности и растерянный взгляд нэко. — Думаешь, Сехун будет говорить с тобой о принцессе? — тихо спросил Бэкхён через пару минут. Чанёль знал, что надеяться на то, что он действительно просто забудет о письме, было глупо, но все же омега весь день его не упоминал, и Пак позволил себе немного расслабиться, чтобы сейчас вновь устало прикрыть глаза, возвращаясь событиями на много лет назад. — Не знаю, — выдохнул альфа, — но мы давно все решили. — Это же не специально вышло, — прошептал Бэкхён, обхватывая его запястье хвостом под покрывалом. И правда, не специально. Но вина полностью лежала на альфе. Чанёль до сих пор мог в подробностях вспомнить тот день: было очень солнечно и ветрено, в воздухе стоял удушающий запах летних цветов, раскиданных по всей поверхности королевского сада, с озера тянуло спасительной прохладой и негромким гоготанием уток. Чанёль с самого утра был во дворце, сначала они с Сехуном лазили по башням, а потом гоняли лошадей в поле. К обеду их позвали в зал, а после у Сехуна были занятия, потому что негоже было шестнадцатилетнему наследнику бездельничать круглые сутки. Пак школу прогуливал, будучи в выпускном классе, поэтому ему ничего не оставалось, как вернуться домой, однако в холле он остановился. В городе намечался праздник цветов, все во дворце стояли на ушах, потому что королевской семье предстояло провести бал в честь этого события, и дел у каждого проживающего в королевской обители было невпроворот. Одна из служанок разрывалась между составлением праздничного меню по вкусу господ и развлечением юной принцессы, потому что няня девочки слегла с хворью. Джуён скучающе болтала маленькими ножками, сидя на высоком стуле возле стола, на котором служанка расположила свои бумаги. Было ясно как день, что принцесса мучается от одиночества и скуки, и едва заметив в коридоре брата и его друга, она тут же соскочила с табурета и помчалась им навстречу, заставляя Сехуна ловить ее на ходу. Легко было согласиться на просьбу принца провести время с ребенком и дождаться, пока у него кончатся занятия. Чанёль часто бывал во дворце и хорошо был знаком с Джуён, а она в ответ обожала играть с ним в прятки и выпрашивала с ней потанцевать. Когда они вышли в сад, там было полно народу. Все были чем-то заняты, не обращая на них внимания и лишь иногда оборачиваясь на восторженный визг принцессы, когда Чанёлю удавалось поймать ее в салочках. Когда она запыхалась, он привел ее на берег озера, и они несколько минут сидели у воды, глядя на невозмутимых уток и пытаясь отдышаться. Чанёль откинулся на траву, замечая, что слуги постепенно разбредаются, а на улице становится пасмурно. Краем глаза он увидел у небольшой редкой рощи, которую вырастили специально возле дворца, одну из фрейлин. Девушка была гораздо старше Чанёля, но такой потрясающей красоты, что Пак готов был исполнять любую ее прихоть, и иногда ему это даже удавалось. У него внутри все распирало от гордости при мысли о том, что сама королевская фрейлина позволяет ему коротать ночи в своей постели. У Чанёля в голове в то время как раз все мысли были лишь о том, сколько девчонок ему удастся уложить в постель так, чтобы обогнать принца. Когда девушка заискивающе улыбнулась, скрываясь за деревьями с корзиной в руках, Чанёль уже вскочил на ноги. — Посидишь здесь минут десять, ладно? Я скоро вернусь. Он до последнего слова, до мельчайших изменений интонации и громкости голоса помнил, что сказал Джуён перед тем, как скрыться вслед за фрейлиной. Он даже не обратил внимания на то, что в саду кроме них двоих больше никого не осталось, а стая уток не могла уследить за любопытным ребенком. Единственное, что крутилось в голове, это соблазнительная улыбка девушки и почему-то воспоминания утренней ссоры с отцом. Он пытался запереть Пака в доме, его больной немощный отец пытался запереть здорового огромного Чанёля в доме, чтобы тот не сбежал к принцу прожигать свою жизнь с нулевой перспективой на успешное будущее подле королевской короны. Он был всего лишь сыном мясника, таких людей не брали в приближенных короля. Когда Пак вернулся, вдоволь наигравшись с поначалу игриво отказывающейся девушкой, прошло уже больше десяти минут. Джуён у берега не было, и Чанёль сперва решил, что кто-то из слуг забрал ее внутрь и сейчас точно сделает выговор, однако во дворце его встретил только лакей с вопросом, где сейчас принцесса. Чанёль не ответил, дернувшись с места и в мгновенье ока добегая до сада, однако никаких признаков ребёнка там тоже не обнаружилось. Через десять минут весь дворец стоял на ушах в поисках Джуён, а через два часа бездыханное тело девочки внесли в тронный зал, уложив на кафельный пол подле королевы. Она упала в воду. Не успела даже вскрикнуть, как тяжеленое королевское платье, украшенное стразами и драгоценными камнями, утянуло ее на дно. Она не умела плавать и даже на помощь позвать не могла, а Чанёль с оглушительным сердцебиением в ушах понимал, что и не услышал бы ее, занятый своими делами. У него, кажется, на сетчатке глаз навсегда отпечаталось выражение лица Сехуна в тот день. Сначала — беспечная улыбка, затем — полные ужаса глаза. Он ни секунды не сомневался, когда просил Чанёля проследить за ней, даже мысли не было о том, что что-то может пойти не так. Пака отстранили от двора. Никто кроме Сехуна и той служанки, которую наказали вместо альфы и выперли вон, не понял, что именно Чанёль проворонил падение Джуён. Пак знал, чего стоило принцу молчать, и до сих пор не понял, почему он не рассказал остальным, даже родителям когда-то. Альфу бы выпороли, а затем, может, даже казнили. Чанёль знал, что король и королева догадываются о том, что это он виновник смерти их дочери, но к тому времени он уже был далеко от дворца и больше никогда не попадал в их поле зрения. Сехун ненавидел его, пусть не успел сказать, выгоняя и приказывая больше никогда не появляется во дворце, но Чанёль это видел. Однако Сехун был только первым в цепи людей, которых Чанёлю пришлось потерять. Все казавшиеся близкими знакомые от него отвернулись в первую очередь потому, что неразгаданная тайна между ним и королевской четой начинала казаться опасной, во вторую, потому что Чанёль оборвал все связи с приближенными принца, чтобы лишний раз не попадаться ему на глаза или не быть на слуху в разговорах. Подобие общения удалось поддерживать только с Чонином и Чондэ, но у тех у самих были свои проблемы, а отношения с принцем постепенно сходили на нет. Тот стыд и ужас, которые Чанёль испытал при взгляде на шокированное лицо Сехуна, долго снились ему по ночам, но затем очертания лица принца начали стираться из памяти. Когда-то самый близкий для него челочек становился чужим стремительно быстро. Вскоре у Чанёля умер отец. Мачеха напрямую сказала, что не потянет содержание балбеса вроде него, который не смог даже школу закончить, а теперь еще и от дворца оказался отлучен. Их больше ничего не связывало, и Пак оказался предоставлен сам себе. Сначала он ночевал на улице, пришлось перебиваться мелким заработком, подработками на стройке, а потом удалось найти золотую жилу — забрести на черный рынок. К тому времени ему было уже двадцать. Чанёль не сразу начал убивать. Заданий на кражу было достаточно для того, чтобы прокормить его одного, но затем, во время одного из поручений он случайно убил человека. Он тогда абсолютно ничего не почувствовал кроме липкого нечеловеческого страха, а еще теплая кровь, стекающая по рукам, противно пропитывала рубашку. Его беспокоила только мысль о том, чтобы его ни в коем случае никто не заметил и не понял, что произошло. Он забрал вещи и через несколько месяцев взял первый заказ на убийство. Это оказалось удивительно легко, особенно если дело приходилось иметь с богатыми ублюдками — Чанёль их ненавидел, презирал и завидовал, пока сам не удовлетворил свои амбиции до расточительного прожигания всего своего состояния и жизни в борделях. Теперь рядом лежал Бэкхён. Верный, доверяющий Бэкхён, которого нельзя было втягивать в дворцовые интриги, которого надо было заставить закончить гимназию и сплавить куда-то подальше от конченого человека вроде Пака. Чанёль ведь мог тогда заняться чем-то другим, чем угодно, продолжать работать на стройке или устроиться куда-то еще, но ему все это казалось унизительным, недостойным человека, который делил один стол с королевской семьей. Будто кражи, разбойничество и убийство были в разы лучше честной работы на стройке. Но там были деньги и иллюзия успеха, а еще в их мире всегда выживал только сильный, тот, кто не боится пойти по головам. Чанёль это хорошо усвоил на примере королевского семейства, которое пожирало друг друга изнутри.  — Завтра поговорим, — наконец сказал Чанёль на выдохе, поворачиваясь к омеге спиной и закрывая глаза. Он знал, что сны у него будут ужасные, но выдерживать этот разговор и воспоминания дальше было невозможно.

***

Во дворец он собрался только через три дня. Бэкхён естественно закатил сцену и умолял взять его с собой, поэтому пришлось ехать вместе. К тому времени Чанёль не мог уснуть уже энную ночь подряд и наперед знал, что мысли о Сехуне его не отпустят. Он до сих пор не мог понять, какое такое дело заставило короля забыть об их прошлом и вызвать Пака ко двору. Бэкхён говорил, что это наверняка связано с его фаворитом. К этому времени все в королевстве уже были в курсе, что королева Его Высочеству наскучила и за внимание мужа ей приходилось соперничать с его новым возлюбленным. Чанёль даже не удивился, узнав это, Сехун всегда был жадным и упрямым, от него все ожидали подобного. Его новый омега сглаживал в короле «острые углы», и пока Его Высочество не втягивал страну в опасную расточительную войну с соседним государством, всех всё устраивало. Чанёля откровенно напрягало присутствие Бэкхёна рядом. В последнее время, стоило ему на минуту прикрыть глаза, тяжелое подобие сна окутывало мысли и перед глазами непременно всплывали жуткие сцены мести. Забрать омегу или навредить ему было бы самым действенным, что мог бы сделать с ним Сехун в качестве мести.