Кошачья мята

Говорить Бэкхёну что-то о разговоре с Сехуном, особенно в стенах замка, было себе дороже. Чанёль подождал, пока омега попрощается с Ханем, и грубо отказался от сопровождения до выхода из дворца, чувствуя молчаливое волнение Бэкхёна за своей спиной. Наверняка смену настроения альфы было невозможно не заметить, но Чанёль понятия не имел, как убедить омегу, что все нормально. Бэкхён, будто чувствуя, что не стоит задавать хмурому Паку вопросы, неслышно шел следом, взволнованно поглядывая на чужой затылок. Чанёлю тошно было от самого себя, Сехуна и напыщенности людей, встречавшихся им на пути. Только оказавшись во дворе, за пределами роскошных комнат, он понял, что нужно было держать себя в руках и попытаться убедить Сехуна, что тот ошибся в своих наблюдениях, что Бэкхён для альфы лишний груз и рисковать за него жизнью он не собирался, что манипуляции омегой не заставят его согласиться на самоубийство, но было уже слишком поздно. Пак как маленький повелся на чужие домыслы, а злость и ужас так заполнили сознание, что ему даже в голову не пришло отнекиваться. Теперь Сехун мог манипулировать им как хотел, а Бэкхён был его козырем. Самым стыдным было то, что раньше Чанёль ни за что бы не поддался эмоциям так нелепо и быстро, он бы обязательно нашел выход из ситуации, извернулся, переврал бы все задом наперед. Только сейчас он с горечью начинал осознавать, что благополучие омеги стирало что-то в его личности, желание защитить Бэкхёна делало его другим человеком, мягким, слабым, податливым, пробивало огромную брешь в его маске. Этого нельзя было допускать, но менять что либо было слишком поздно. Если простая мысль о том, что омега угодит в неприятности, внушала в него такой ужас, рассуждать о реальных перспективах не было смысла. Чанёль ждал, что злость перекинется на Бэкхён, что осознание своих слабостей сделает омегу виновником его провала, но вместо этого Паку приходилось огромными усилиями бороться с желанием прижать Бэкхёна к себе, почувствовать тепло чужой кожи, знакомый запах, убедиться, что он рядом. От этого сердце заходилось еще отчаяннее, ведь самым страшным кошмаром для наёмника вроде него была настолько глупая, всепоглощающая привязанность к человеку, который был от него зависим во всех отношениях, еще и к тому же более слабому и наивному. Когда они вышли за ворота дворца, оставляя безмолвных стражей за спиной, Бэкхён поравнялся с ним на дороге и попытался заглянуть за плечо, но Чанёль намеренно отвернулся, будто разглядывал что-то вдалеке. Уши подростка взволнованно стояли торчком, хвост нервно жался к бедру, и весь вид омеги был каким-то жалким и потерянным. Он видел, что что-то не так, но не мог понять, что именно, а Чанёль как обычно закрывался, предпочитая держать свои мысли и страхи при себе. Он отлично видел своё отражение в Бэкхёне — омега перенимал его манеру поведения, подолгу мог не говорить что-то важное, строить из себя взрослого и самостоятельного, однако через некоторое время все равно не выдерживал под натиском душевных терзаний. Раньше Чанёля обижал такой категоричный отказ доверять, хоть он и старался не лезть омеге, сражавшемуся с подростковым максимализмом, в душу, но потом понял, что сам виноват и научил Бэкхёна запихивать все проблемы в себя и подолгу держать внутри, пока они не начнут до боли разгрызать внутренности, прорываясь наружу горячими слезами. Чанёль привык быть один и со всеми проблемами справляться сам, Бэкхён же подсознательно искал поддержки и сам по себе был гораздо более открытым. — Хочешь сходить куда-то? — спросил Пак, когда они вышли на центральную улицу. Конь позади него, идущий на привязи, недовольно фыркнул, будто больше Чанёля хотел оказаться дома и объесться до отвала, но альфе вдруг захотелось немного развеяться. Все равно за него уже все решили — задание пришлось брать, с Сехуном ничего не поделать, а портить чувствительному Бэкхёну вечер было слишком жестоко, особенно учитывая, что подставил их именно Чанёль. Бэкхён удивленно посмотрел на него, резко выныривая из своих мыслей, и растерянно оглянулся по сторонам, как будто и правда пытался придумать, куда им пойти. Он был таким захватывающе красивым в лучах постепенно заходящего солнца, в своём нежно-светлом костюме с украшениями и золотой брошью на груди, стоящий посреди освещенной дороги, повернувшись в профиль. Чанёль все чаще начинал размышлять о том, что было бы, оставь он тогда омегу у Чондэ. Пытался представить Бэкхён незнакомцем, чужим, отдаленно знакомым мальчиком, но внутри всегда ныло так неприятно и болезненно, что дальше простых представлений никогда не заходило. — Выгуляем твой наряд, раз уж ты такой красавец, — добавил Чанёль, заставляя омегу слегка покраснеть. Бэкхёну нравилось ненавязчивое внимание, но альфа был совсем не из тех людей, чтобы его проявлять, особенно учитывая род их отношений, но в этот раз почему-то очень захотелось сделать омеге приятно. — Мне сегодня нужно выступать вечером, — вдруг виновато вспомнил Бэкхён. Кабак, догадался Чанёль, даже не сомневаясь: куча полупьяных альф, мизерная оплата, зато у Бэкхёна была возможность выступать, за которую он всегда так отчаянно хватался, порой забывая обо всем на свете, включая инстинкт самосохранения. Чанёлю не нравилось такое времяпровождение, но он привык к мысли, что Бэкхён все равно будет делать, как хочет — если придется, даже назло. Пока пение не приносило ему вреда, запрещать не было смысла. — Может, в другой раз? — все-таки попытался Пак. Хозяин заведения наверняка бы нашел другую симпатичную девушку или сговорчивого омегу, чтобы развлекать толпу вечером. Бэкхён тут же заметно расстроился, но постарался не показать виду и выдавил какую-то несуразную улыбку, кивая головой. Чанёлю было до ужаса неуютно чувствовать, что Бэкхён боится сказать или сделать что-то не то, чтобы не усугубить и так отвратное настроение Пака, потому что при других обстоятельствах он бы наверняка начал бесцеремонно ныть, что хочет пойти петь. В конце концов, Чанёль был не болен, не ранен, не мучился от боли, а омега его будто в смертники записал, пытаясь во всем угодить, даже рот лишний раз не открывал, стоило им покинуть дворец. — Ладно, пошли, — изменил мнение Пак. Раз Бэкхёну так хотелось выступать, пусть. Чанёль редко был с ним в подобные моменты, даже если и находился в том же здании, обычно вливал в себя пиво литрами или разговаривал с кем-то, пока Бэкхён щебетал на фоне своим тонким голоском. — Да это не обязательно, — неуверенно попытался отнекиваться омега, но Чанёль уже все решил. Бар, где обычно выступал Бэкхён, как раз находился недалеко от центра. Чанёль сдал лошадей и зашел внутрь вслед за счастливым омегой, отчаянно пытавшимся это скрыть и отчаянно проваливающим свою миссию. На сцене он обычно старался прикрывать уши, но в последнее время перестал это делать — пушистые локаторы было почти невозможно сделать незаметными, а если и удавалось, было жутко неудобно. На него смотрели, да, разными взглядами, начиная от любопытных и заканчивая откровенно пожирающими, но владелец всегда предупреждал, что «артистов» трогать ни в коем случае нельзя, да и никто бы не набрался наглости домогаться омегу посреди толпы народа. Сюда захаживали не только уставшие после рабочего дня бедняки, которые плевали на все нормы приличия после кружки горячительного, наоборот, контингент в основном состоял из высокопоставленных чиновников и состоятельных людей, искавших развлечений и беззаботное времяпровождение. Многие приходили со спутницами и спутниками, другие с компанией друзей. Кому-то пение было интересно, кто-то больше был увлечён игрой в карты или разговорами с собеседником. Иногда, если Бэкхён особенно кому-то нравился, ему оставляли дополнительные деньги или дарили подарки вроде цветов или блюд и выпивки из меню кабака. Так как в этот раз Чанёль был один, составлять компанию ему было некому, а выпивать не хотелось. Он устроился за столиком в углу зала, заказав только две порции мяса, которое так любил омега, и два стакана вина. Разумеется, когда Бэкхён закончит выступать, еда уже остынет, но везти его домой голодным Пак не хотел. Пел омега потрясающе. Благодаря занятиям музыки, которые он почти никогда не пропускал, его голос был хорошо поставлен и не сбивался, идеально вытягивая необходимые ноты. В репертуаре Бэкхёна обычно были любовные баллады с мягким звучанием, но иногда, если музыканты давали добро, он мог исполнить и что-то более зажигательное. Звук его голоса успокаивал и погружал в приятный транс, а необычная внешность безошибочно привлекала внимание посетителей, который подолгу задерживались в баре и заказывали больше выпивки. Чанёль постоянно и, как он сам считал, справедливо упоминал о том, что Бэкхёну должны были платить больше, но омега просил не лезть к хозяину и говорил, что согласился бы петь даже за бесплатно. Пак с трудом сдерживался, чтобы не напомнить омеге, что музыка — абсолютно бесполезное занятие, которое не принесет ему в жизни ничего стоящего, но вспоминал довольное лицо Бэкхёна после выступлений и сдерживался. Чанёлю нравилось пить, Бэкхёну — петь, каждому своё. Пак и сам иногда любил побренчать на гитаре просто для душевного удовлетворения. Когда омега закончил, за окном окончательно стемнело, и ехать домой им предстояло по темноте. Бэкхён первым делом спросил, как Чанёлю выступление. Он всегда это делал, даже если Чанёль слушал вполуха, обсуждая нелепую чушь целый час с Чондэ. — Мне понравилось. Ты молодец, котенок, — привычно похвалил Пак. Бэкхёну было важно его одобрение, даже несмотря на то, что он и так получил овации от веселящейся публики. На сцене теперь выступала девушка танцовщица, и свет в зале немного приглушили, так что их угол оказался почти в полной темноте. Глаза омеги таинственно поблескивали напротив, отражая блики свечей. Сколько лет прошло, а чужой блистающий взгляд в кромешной тьме завораживал так же сильно, как пугал. Порой Чанёлю казалось, будто Бэкхён боится темноты до той степени, что аж слезы наворачиваются, поэтому и один спать не может, однако это была его расовая особенность. — Я рад, — просто ответил Бэкхён, даже не скрывая счастливой улыбки, и довольно принялся за еду. Чанёль усыпил его бдительность, а значит, и сам немного успокоился. Однако плохое предчувствие все еще было внутри, надежно затаившись. Чанёль знал, что ему придется объяснить Бэкхёну, что происходит и как они будут справляться. Врать или игнорировать в этот раз не получилось бы — дело было слишком опасное, Пак впервые за столько лет всерьез задумывался о возможности своей смерти. В таком случае нужно было обязательно связаться с кем-то, кто мог бы позаботиться об омеге. Бэкхён мягко обхватил его запястье гибким хвостом.

***

Той ночью они вернулись домой слишком уставшие для разговоров, а наутро Чанёль заставил омегу отправиться в академию. Не столько чтобы избежать неприятной темы, сколько для того, чтобы очередное письмо из учебного учреждения не вынудило его явиться к директрисе. У Бэкхёна в академии был неприступный образ и свой собственный, тщательно выстроенный мир, в котором взрослому занудному опекуну места не было. Пак это понимал и лишний раз там не появлялся. Без омеги под боком у него появилось больше времени для мыслей, а значит, приходилось срочно себя чем-то занимать, чтобы не сойти с ума. Чанёль прикидывал, где может находиться змеиный глаз, продумывал путь, размышлял над сборами, сопровождая все это домашними занятиями вроде колки дров и ремонтирования окон — все что угодно ради того, чтобы не думать о разговоре с Сехуном. Бэкхён делал вид, что забыл о том, что произошло во дворце, но Чанёль нутром чувствовал, что омега что-то замышляет в своей хитрой голове, невинно сверкая глазами за ужином. Как только он нормально стал посещать академию, оценки нормализовались, а возмущенные письма поступать перестали, поэтому Чанёль очень удивился, вернувшись однажды из города с продуктами и заметив лежащее на крыльце дома послание. Только взяв его в руки, он увидел на нем злосчастную королевскую печать и поспешил зайти в дом, догадываясь, что поблизости за ним наблюдает кто-то из людей короля. В этот раз в письме было гораздо меньше формальностей и гораздо больше четкости и приказного тона — Сехун настаивал, чтобы Пак явился во дворец и получил указания по предстоящему заданию. Он не называл конкретных мест и дат, но королю-то уж наверняка было известно, где именно можно было достать змеиный глаз. Со смесью злости и отчаянной досады на душе Чанёль решил рассказать все Бэкхёну вечером, потому что уже завтра собирался отправиться во дворец. Ужин прошел как обычно: Чанёль спрашивал про академию, Бэкхён отвечал и спрашивал в ответ, периодически прерываясь на длиннющие монологи о бесполезности такой науки как математика. Однако заметив отстраненный вид альфы, он немного притих, будто дожидаясь, пока Чанёль соберется с мыслями. — Мне опять придётся уехать, — сказал Пак, непринужденно придвигая голодному до рыбы Бэкхёну блюдце с тунцом, однако омега к нему так и не притронулся, внимательно наблюдая за альфой напротив. — Сехуну надо, чтобы я выполнил крупное дело. Как только вернусь, он меня помилует за все убийства, и я найду что-то более спокойное и менее опасное. Чанёль постарался выбрать самый сухой и простой способ описания задания — никаких подробностей о смертельной опасности и роде артефакта, но если бы Бэкхёна можно было так легко провести. — Что за задание? Это надолго? — тут же спросил омега, нахмурившись. — Достать один старый артефакт, он очень редкий, поэтому пока находится в королевстве, надо его не упустить. Сехун даст координаты, и я скажу, когда смогу вернуться. — А что за артефакт? — немного помолчав, спросил Бэкхён все еще с таким же растерянным выражением лица. — Ты все равно не знаешь, — отмахнулся альфа, пытаясь убедить подростка, что дело не содержит никаких важных деталей и в целом — мелочь. — Постараюсь закончить как можно быстрее. Если узнаю, что ты прогуливаешь, лично скажу директрисе тебя выгнать из академии и пойдешь работать поломойщиком в кабаке, понял? Бэкхёна резкая смены тему тут же сбила с толку, он обиженно надулся и уткнулся в тарелку с рыбой, игнорируя чужой насмешливый взгляд. А вот Чанёль облегченно выдохнул, радуясь, что омега отвлекся и закрыл тему, обсуждать которую дальше у них не было никакого желания. Если нужно, Пак всегда мог соврать, в конце концов, его работа предполагала постоянное нарушение моральных принципов, но внимательному, цепкому Бэкхёну сложно было смотреть в глаза и говорить ложь, он будто седьмым чувством ощущал, если человек ему врал. После ужина подросток сразу ускакал к себе в спальню, а перед сном пришел в гостиную, чтобы почитать рядом с альфой. Он обычно старался хоть и незаметно, но проводить с Паком больше времени, если знал, что тому предстоит надолго уехать. Когда они собрались спать, Бэкхён застрял на кухне, опустошая кастрюльку с тушёным мясом, которое они ели на ужин. Чанёль, сидя в гостиной за небольшим письменным столом, разбирался с почтой и заказами, которые удалось сорвать с доски, когда он в последний раз был в городе. Теперь они уже были бесполезны, и заказчики наверняка вывесили их вновь в попытке найти человека, который согласится делать грязную работу. Среди исписанных чернилами бумажек Чанёль попытался отыскать и совсем недавно полученное письмо из замка, но оно либо затерялось среди других посланий, либо завалялось где-то в доме. Стоило альфе об этом подумать, как в дверях гостиной появился бледный Бэкхён с таким выражением лица, словно он только что увидел приведение. В подрагивающих руках омега держал письмо, которое в теплом свете огня отражало королевскую сломанную печать. — Ты едешь за змеиным глазом?! — срывающимся голосом воскликнул Бэкхён, тряся письмом перед Чанёлем будто в доказательство того, что его только что жестоко предали, не иначе. Любой в их округе знал, что представляет из себя артефакт и почему его так сложно достать — о змеином глазе слагали легенды и писали сказки, механизм его работы до сих пор был непонятен даже самым темным чернокнижникам, со временем таинственный предмет оброс слухами и выдумками, которые не имели ничего общего с реальностью, однако одно все знали точно — переносчик змеиного глаза подвергался смертельной опасности. — Кто тебе разрешил читать мои письма?! — рявкнул Чанёль в ответ, резко поднимаясь со стула и вырывая письмо из чужих рук. Бэкхён ошарашенно посмотрел на собственную ладонь, и в глазах его отразилась до того отчаянная обида, что Пак тут же поспешил снизить голос. — Где нашел? — Какая разница? — огрызнулся омега. — Валялось под столом. Решил спрятать, положив на самое видное место? — Не прятал я ничего, — Чанёль кинул бумагу на стол к другим письмам и вернулся на прежнее место, всем своим видом показывая, что не намерен обсуждать содержание послания. — И соврал, наверное, просто так? — Не соврал, а не договорил, — хмуро поправил Пак, — и ты сам знаешь, почему, — вины за содеянное он не чувствовал, но сидеть под обвиняющим взглядом Бэкхёна было то того тошно, что он и взгляда не желал поднять на омегу, и так зная, что любые слова и действия в итоге приведут к скандалу — Бэкхён был любитель вывернуть ситуацию в свою пользу и ходить надутым, однако в этот раз он немного перебирал с театральностью, как показалось Чанёлю. Он был слишком занят мыслями о том, как и где ему придется доставать змеиный глаз, на чувства Бэкхёна ему сейчас было чуть меньше чем все равно, и в свою смерть столько смысла как омега он не вкладывал. — Ты хоть представляешь, что я чувствую каждый раз, оставаясь один? — злобно прохрипел подросток, вот-вот готовый сорваться на рыдания. Уж я-то представляю, хотелось сказать Чанёлю, но он понимал, что его одиночество от одиночества Бэкхёна отличалось даже по своей природе. Когда он был в отъезде, он знал, что будет делать завтра, послезавтра и через неделю или хоты бы мог это прикинуть, Бэкхён же об этом не был осведомлен даже в малейшей степени. Чанёль уставал от людей и их эмоций примерно через час общения, его одиночество не было вынужденным, он выбирал его сам, Бэкхёну же приходилось быть отрезанным от мира из-за своей природы и страха стать жертвой. Чанёль намеренно отказывался от серьезных отношений и чего-то, что могло дать ощущение традиционной семьи, Бэкхён жаждал любви и внимания. — И что мне теперь сделать? — вздохнув, спросил альфа и поднял наконец взгляд. — Ты прекрасно знаешь, почему мне приходится уезжать. Много лет назад я у тебя спросил, готов ли ты к этому, ты помнишь, что ты ответил? — Ты вовсе не это спрашивал! — гневно крикнул Бэкхён, подавив всхлип. — Я готов был к опасностям, и убийствам, и грабежам, или к чему ты там пытался меня все время подготовить! В итоге ты просто бросаешь меня одного, я думал, мы будем партнерами или хотя бы… — Так это все твои мечты и стремления в жизни?! — гаркнул на него Пак, откидывая злосчастную бумажку. — Заниматься грабежами и убийством? Ты этого хотел? — Чанёля до белого каления раздражало, когда Бэкхён ни во что не ставил ту жизнь, которой он пытался его обеспечить — нормальный дом, образование, друзья и хобби. Идея обычной жизни для него самого была недостижима, но для Бэкхёна она была реальностью, и Чанёль пытался делать все для того, чтобы она ей осталась. — Ты такой идиот, — всхлипнул омега, качая головой, будто Чанёль был ребенком, которому подросток битый час пытался объяснить до жути простую вещь. — Я просто хотел быть вместе с тобой, я на все был ради этого готов. А ты только и делал, что пытался полностью меня изолировать из своей жизни. Я даже на задании с тобой ездил от силы раз пять. Все остальное время ты проводишь один, за пределами дома ты находишься больше времени, чем в нем. — Так мы с тобой теперь чужие люди? — горько усмехнулся Пак. — Прямо как три года назад. Ты же мне это пытаешься сказать? Что я ничего не сделал ради оправдания твоих надежд, идеальных партнеров по преступлению из нас не получилось, семьи тоже. — Я пытаюсь сказать, что мне обидно, что ты так со мной, — выдохнул Бэкхён шепотом, утирая слезы. — А ты со мной разве по-другому? — вдруг уязвленно спросил альфа. — Точно так же прячешься и врешь. Ты мне не доверяешь, но я к тебе со своими возмущениями не лезу, потому что знаю, что я тебе никто. Для нас так даже лучше — никаких лишних привязанностей. — Что ты несешь? — прошипел омега, сжимая ладони до побелевших костяшек. Если бы он сейчас кинулся на Чанёля с кулаками, тот бы даже не удивился. — Ты мне не никто. И я все время пытаюсь это тебе сказать, но ты такой глупый, что никак не можешь это понять, только и делаешь, что пытаешься нас развести в разные стороны. Даже ребенок догадливее тебя. — Думай, что говоришь, — цокнул альфа языком. На место злости пришло какое-то снедающее чувство отчаяния и разочарования. Чанёль никогда толком не осознавал, о чем говорили люди, когда упоминали разрыв в поколениях, но чем дольше Пак находился с Бэкхёном, тем отчетливее он осознавал, что имелось в виду. Он не понимал Бэкхёна, его чувств и образа мыслей, его желаний, стремлений, даже интерпретация его слов порой становилась настоящей головоломкой. — И хватит уже реветь, — Пак до сих пор не признавался, что вид чужих слез делал ему больно, но и бесконечно терпеть их не мог. — Нет смысла об этом говорить, — решил закончить альфа, — задание мне придется взять в любом случае, а тебе как всегда — ждать. Однако для Бэкхёна эта тема стояла гораздо острее и важнее, чем для альфы. Чанёль всегда быстро уставал от ссор и криков и предпочитал найти что-то вроде компромисса, нежели продолжать слушать чужие рыдания, но и Бэкхён обычно успокаивался довольно скоро, в этот же раз чужая ложь и слова так ранили его, что он наотрез отказывался закрывать тему. — Ты правда считаешь, что ты мне никто? Ты думаешь, мы с тобой просто как сожители? — в его голосе послышалось такое отчаянное желание услышать отрицательный ответ, что другой вариант был просто невозможен. — Нет, разумеется, — ответил Чанёль после недолгой паузы, — но ты почему-то выставляешь все именно в этом свете. Мне приходится работать, Бэкхён, чтобы тебе было на что жить, есть и одеваться. И чтобы работать, мне приходится уезжать и как следствие оставлять тебя одного. Я не пытаюсь от тебя избавиться или сам сбежать. Чанёль знал, что омеге было необходимо услышать именно этот простой разбор и так понятных им обоим вещей. Необходимо было убедиться, что все по-прежнему, что у них все хорошо, даже если Пак этого не показывает, даже если его неделями нет дома. Бэкхён отчаянно нуждался в постоянном подтверждении своей нужности. — Делай это хотя бы реже, — хрипло выдохнул омега, словно сдаваясь. Чанёлю ничего не оставалось, как кивнуть головой. Бэкхён инстинктивно потянулся вперед, нуждаясь в тактильном подтверждении слов, и Пак слегка развел ноги, позволяя подростку встать меж них и прижаться к чужому телу, укладывая ладони на широкие плечи. Чанёль сомкнул руки за узкой спиной, утыкаясь носом в просвечивающие сквозь ткань легкого свитера ребра. Он каждый раз сам себе поражался, когда удавалось без значительных потерь в виде нескольких дней игнорирования со стороны омеги закончить скандал. Приходилось идти на уступки, сдерживать гнев и злость, желание заткнуть Бэкхёну его язвительный рот, но теплое тонкое тело в его руках в какой-то момент стало важнее собственной гордости. Он знал, что это не первый и не последний их разговор по этому поводу. Доверие в их отношениях всегда было сложной темой хотя бы потому, что Чанёль с самого начала провел четкие границы личной территории, и если раньше Бэкхёна они устраивали, теперь он пытался занять в жизни альфы более значительное место, и это было вполне справедливо, учитывая, что вокруг Чанёля крутился весь мир омеги. — Я хочу поехать тоже, — пробормотал Бэкхён над его головой, слегка напрягаясь — знал, что сейчас снова придётся ругаться. — Бэк, об этом даже речи не идет, — сразу ответил Пак, отстраняясь. Он именно поэтому не сказал Бэкхёну всю правду, сейчас омега только подтверждал верность его решения, так что проблемы с доверием у них были вполне обоснованы. — Я не смогу столько ждать! — почти крикнул подросток. — Тем более зная, что тебе предстоит. Если не возьмешь меня с собой, я из кожи вон вылезу, но найду тебя, — насупился Бэкхён, дуя щеки. — Слишком опасно, — ответил Пак, качая головой. — Ты каждый раз это говоришь, — Бэкхён накрыл своими ладонями чужие, сжимающие его талию. — Пожалуйста, Чанёль. Только в этот раз. Я не смогу просто ждать. А тебе точно понадобится помощь. Я обещаю, я не буду доставлять проблем, буду делать, что ты скажешь. Я смогу помочь, если понадобится, всегда буду рядом. — Бэкхён, ты эту поездку можешь не пережить, — пытался образумить его Пак, но сам уже понимал, что омега не отступится. Он бы тоже не отпустил его одного. — Как и ты! — напомнил Бэкхён. — Ты меня недооцениваешь. Я не такой хрупкий, я не сломаюсь. Я знаю, подумал Чанёль, я это знал с самого начала, когда ты с горящими глазами сидел со мной за одним столом в таверне после того, как я спалил бордель, в котором тебя собирались продать и изнасиловать. — Пожалуйста, — прошептал Бэкхён, замечая первые признаки сомнения в чужом лице, — обещаю, если я поеду, все будет хорошо, — он крепче сжал ладонь альфы на своей талии, а второй огладил линию чужих скул, заставляя Пака поднять голову и смотреть ему прямо в глаза. Было во взгляде нэко что-то такое, что-то магическое и таинственное, что-то, чему невозможно было сопротивляться. Иногда Чанёлю казалось, что это вовсе не глаза Бэкхёна — они могли заставить его делать самые ужасные вещи в мире только по немой просьбе, но в этом он бы омеге ни за что не признался. Все его существо хотело согласиться, хотело выполнить любую просьбу этих глаз и даже здравый смысл сдавался под натиском чужого желания. Чанёль согласился.

***

На следующий же день они отправились во дворец, потому что заставлять Сехуна ждать дальше было нельзя. Их вновь без лишних вопросов пропустили за ворота и провели до самой двери, провожая до покоев короля. В этот раз Сехун нашелся в своем кабинете, гораздо более серьезный, чем в прошлый раз. Чанёлю даже странно было видеть его чем-то занятым, а не бездельничающим и развлекающимся днями напролет. Под глазами у короля залегли глубокие темные круги, а весь его вид свидетельствовал о том, что предыдущая ночь у него выдалась бессонной и выматывающей. Вскинув голову, он оглядел прибывших растерянным взглядом, будто видел их первый раз в жизни, а затем, словно очнувшись, поднялся из-за стола с кучей бумажек и небрежно указал рукой на мягкую софу, пока сам устроился в глубоком кресле у окна, тут же прикладываясь к стакану на столешнице рядом. Чанёль беспокоился, что присутствие Бэкхёна вызовет вопросы, но Сехуну было абсолютно все равно, кого Чанёль приволок с собой, он даже не высказал своих недовольств по поводу того, что Пак сильно задержал свое решение. Смотря на истощенного короля, альфе не терпелось спросить, на кой черт ему сдался змеиный глаз именно сейчас, но при Бэкхёне тот бы вряд ли стал откровенничать, к тому же Чанёль не желал навлечь на себя его гнев — хотелось поскорее расправиться с заданием и забыть о существовании дворца. Сехун положил на стол карту с отмеченной красной линией, пролегающей сквозь весь их город, дремучий лес и озеро и заканчивающейся жирным крестом, который несколько раз с упорством обвели для лучшей наглядности. Чанёль редко бывал в этих местах, даже не мог вспомнить, когда находился там в последний раз. Чаща за холмом луны считалась в их краях проклятой землей, раньше по поверьям там проводились темные обряды и жили все колдуны и ведьмы, которых только смогли выдумать запуганные люди. Почва там была бедной и обезвоженной, состояла в основном из песка и редких островков трав-паразитов и кишила змеями. Пока альфа разглядывал карту, Сехун поднялся со своего места и подошел к двери, отворяя ее и тихо говоря что-то девушке, стоящей у входа. Пак не обратил на него внимание, с мрачным выражением лица смотря на жирный красный крест, который мелькал перед ним раздражающим бельмом. Не понимающий ничего в карте Бэкхён терпеливо ждал, когда ему объяснят, куда предстоит ехать, нервно виляя хвостом. Через пару минут в дверях появился разодетый в королевские наряды Хань, радостно улыбаясь при виде омеги. Чанёль только смерил его косым взглядом и кивнул, когда юноша поздоровался и подошел к Бэкхёну. Краем глаза Пак заметил, как Хань внимательно разглядывает карту, но уже через несколько секунд он отошел к столу Сехуна, беря из корзины с фруктами красное яблоко. Король тут же усадил его к себе на коленки, но взгляд его, направленный на задумчивого Чанёля, остался таким же пустым и уставшим. — Бэкхён, хочешь пойти в сад? — спросил Хань, расправившись с половиной фрукта. Видимо, сидеть в компании напряженных альф ему не нравилось, к тому же Сехун не обращал на него особого внимания. Бэкхён, к которому так неожиданно обратились, растерянно пожал плечами и посмотрел на Чанёля за ответом. Пак знал, что отказ был бы бессмысленным, к тому же омега все равно не разбирался в картах и никакой полезной информации здесь получить бы не смог, проще было самому потом все объяснить, но что-то в Хане настолько не нравилось Чанёлю, что отпускать с ним Бэкхёна каждый раз хотелось все меньше. Когда дверь за омегами неслышно затворилась, Сехун раздраженно отбросил пустой стакан на диван, поднялся, подошел к Паку и склонился над столом. Полы его распахнутого сюртука заслонили Чанёлю часть карты, и он был вынужден наконец поднять хмурый взгляд на короля. — Что ты с ней возишься? — устало спросил Сехун. — Я тебе как маленькому все расписал. — Отправляешь меня в самое змеиное логово, — заключил Пак, сворачивая карту и убирая ее в сумку на бедре. — А ты что думал, я туда сам сунусь? — король без тени стыда усмехнулся и выпрямился, вздыхая так, будто пятиминутное ожидание утомило его до смерти. — Кстати, у меня к тебе предложение, — вдруг добавил Сехун. — Знаю, ты скорее всего откажешься, но все-таки… Чанёль напрягся, ожидая любого подвоха и зная, что слово «предложение» в виденье короля вполне могло означать приказ, игнорировать который было бы непозволительно. — Насчет твоего кота, — продолжил Сехун, убедившись, что его слушают, — Хань от него в восторге. Я готов заплатить, сколько скажешь, и… — Нет, — тут же перебил Пак, даже не задумываясь. Заканчивать предложение Сехуну не было смысла, его суть Чанёль понял и соглашаться не собирался, а категоричный отказ сразу дал понять, что вопрос обсуждению не подлежит. — К нему будут хорошо относиться, — все же попытался дальше Сехун. — Я знаю, как тут относятся к людям, — спокойно напомнил Чанёль, пытаясь не показывать эмоций. Сехун цеплялся за них как утопающий за соломинку, и если удавалось что-то задеть, непременно этим пользовался. — И Бэкхён не игрушка. У твоего любовника наверняка полно друзей, пусть выберет себе кого-то другого. — Если ты боишься, что он его бросит, при дворе полно богатых молодых альф, — не сдавался король, — Бэкхён сможет получить, кого захочет. Счастливая семейная жизнь и все такое. Или дворцовские интриги, если он не из робкого десятка. В любом случае здесь у него будет больше возможностей, чем с тобой. Ты же так печешься о его благополучии. — Он сам не согласится, — сказал Пак, поднимаясь с софы. Говорить о личных намерениях и мыслях он не хотел принципиально, зная, что Сехун может использовать их как способ воздействия. Любому дураку, особенно пожившему когда-то при дворе, было понятно, чем кончаются все эти дворцовские интриги и счастливая семейная жизнь с непослушным избалованным омегой. Чтобы Бэкхёна вытерпеть, его надо было любить, и обычно браки при дворе этого не предполагали. — Он согласится на все, что ты предложишь, — не отставал Сехун, замечая, что Чанёль собирается на выход. Разговор Пака откровенно раздражал, и хотя в словах это не выражалось, все действия альфы свидетельствовали об этом. Чанёль ненавидел, когда лезли в его личные дела, и сам старался этого не делать, Сехун же чувствовал себя абсолютно в своем праве, когда ковырялся в чужой голове, даже в юности он имел мерзкую привычку выпытывать все душевные терзания друзей. Потом, конечно, помогал и успокаивал, но говорить через силу никому не нравилось, а юному принцу все хотелось держать под контролем. — Ты его не знаешь, — Чанёль почти засмеялся, — он согласится на все, что предложу не я. Аргументов у короля для дальнейших убеждений не нашлось, и он только со вздохом кивнул, принимая поражение. Или, может, просто устал спорить, судя по его утомленному виду. Чанёль не видел смысла задерживаться во дворце дальше, карта была у него, указания и предостережения — на ее обратной стороне. Колдуна, у которого хранился змеиный глаз, он не знал и знать не хотел, но Сехун убедил, что тот без лишних разговоров отдаст глаз и, если понадобится, оберег для Бэкхёна, чтобы тот не поддавался чарам, главное, в целости довести его до города. — Жду тебя через месяц, — напомнил ему Сехун, — на балу по случаю осеннего турнира. Уточнять, чем чреват для Чанёля побег или кража, не было нужды. Он только молча кивнул головой и вышел из кабинета, не прощаясь. В этот раз до сада его довела та самая девушка, что встретила их в прошлый раз. Тактично оставив Чанёля возле беседки, она покинула его, а вот альфа в отличие от прошлого раза не решался сразу подойти и отвлечь омегу. Бэкхён неспешно качался на качелях, плотно приделанных к высокому крепкому дубу, и держал в руках пушистого ухоженного кота, ласкового льнувшего к ладоням нэко. Хань сидел рядом с качелями, прямо на траве, и возился с цветами, разбросанными повсюду вокруг него. Приглядевшись, Чанёль увидел среди них цветочные венки и один из них на голове Бэкхёна. Хань увлеченно что-то рассказывал нэко, занятый плетением, и Бэкхён рядом с ним действительно выглядел спокойнее и беззаботнее, чем в окружении альф одноклассников или посреди людной улицы. Королевский фаворит не позволял себе пялиться или приставать к Бэкхёну с навязчивыми объятиями, хоть и определенно находил внешность омеги интересной. Чанёль понимал, что, несмотря на постоянное нахождение во дворце абсолютно разных людей, довериться кому-то из них всегда было риском и часто заканчивалось разочарованием, особенно для человека с положением Ханя. По той же самой причине Сехун тащил в свои покои людей вроде Чанёля и Чонина — не детей знатных чиновников, а мальчишек с улицы, которые однажды забрели во дворец по случайности. Судя по постоянному желанию омеги проводить время в саду, он был довольно одинок и большую часть времени проводил именно тут, открытый ребенок в лице Бэкхёна был идеальным вариантом его близкого друга. Однако, как и королевский фаворит, Бэкхён хранил множество секретов, о которых при взгляде на его милое лицо нельзя было даже подумать. Двор становился испытанием для всех, кто хоть как-то был с ним связан, освещенный церковью замок склонял к греху даже самых невинных и чистых, проявляя наружу самые темные стороны человеческой души. Борьба за власть шла не только между королем и другими наследниками, она шла и среди его подчинённых, и его близких, и его друзей. Бэкхён вдруг громко засмеялся над чем-то, спугнув животное на своих руках, и зажал рот ладошками, едва не слетев с качелей. Его радостный взгляд поймал скрытого за беседкой Чанёля, и омега тут же помахал ему рукой. Пак ответил короткой улыбкой и подождал, пока Бэкхён слезет с качелей и попрощается с омегой, спеша в его сторону. Хань с прищуром поглядел на альфу и быстро отвернулся, возвращаясь к цветам перед собой, пока трехцветный кот укладывался к нему на коленки. — У тебя все хорошо? — шепотом спросил Бэкхён, незаметно оплетая хвостом запястье альфы в успокаивающем жесте. — Теперь да, — Чанёль мягко коснулся местечка за чужим ухом, заставляя омегу едва слышно замурчать и осторожно улыбнуться, сверкая глазами. Хоть кто-то из них должен был оставаться оптимистом.