В этот раз без савьюра

      Отвар горячей волной прокатывается по пищеводу. И оседает, разливая своё тепло дальше по телу. Доходит оно до самых прохладных пальцев, которые плотным кольцом сжимают кружку, хоть и не дрожат больше. И Данковский даже готов со скрипом признать, что всё-таки что-то есть в этих хвалёных степных травах. Как было не признать, когда Бурах смотрел на него своими невозможно понимающими глазами и настойчиво просил попробовать «семейный сбор»: «Нервы хоть успокоишь, а то трясёшься по ночам хуже листа осинового.» И хотелось же опротестовать, мол, как не трястись в подвале, который топить десяток лет назад забыли. Но не получилось. Принял аккуратный свёрток высушенного цвета степного, да хмыкнул почти благодарно. А третий раз кряду пробудившись не от кошмара, Даниил решил побольше разузнать о свойствах местного сорняка. Гляди, вполне функциональное средство.       Бакалавр разморённо наблюдал за затихающим за окном городом. Вечернее солнце золотило нашивки деятельных патрульных, сменявшихся на посту. Скакало по расколотым черепицам покатых крыш, задерживалось, как на прощание перед сном, на оконных рамах. Играло лучами на рогах быков, которых вдалеке пастухи гнали обратно в стойла. На рогах бычьего черепа, который перед собой тащила… Ой. Сделав последний глоток, отставил кружку рядом с кипой переплетённых блокнотов. Исследования, которые он направит в столицу с первым же посыльным. Болезнь, изученная, присмирённая, покоилась под натянутой кожей сводами таблиц и статистик. На сегодня он уже закончил. Но завтра, подготовив эти бесценные труды к безопасной перевозке, Данковский начнёт следующий. Его работа ещё не близится к завершению.       А сейчас было бы неплохо сходить к Артемию за новой порцией трав. Бакалавр и сам не заметил, как подошли к концу скромные запасы. Но очень уж полезным получался… отвар. «Чаем» это и в твириновом бреду назвать было нельзя. Но всё равно неплохо.       Конечно, он не знал, удастся ли найти Бураха в его доме. Тот браво решил, что в отдыхе совершенно не нуждается, а потому застать его на дежурстве в больнице посреди ночи, после целого дня работы над настойками, было делом обыденным. Однако, из Машины тот переезжать пока наотрез отказывался, аргументируя: «Сложно будет с хрупким оборудованием управиться. Потом, ойнон.» Чего уж такого хрупкого Бурах нашёл в наборе из неказистого бойлера и трубок, Бакалавр решительно не понимал. А у Спички расспросить всё забывал. Хотя у того расспросишь, как ни заведи разговор о лаборатории — так того как ветром сдувает. Но ничего, Даниил терпелив, вытянет.       Но пока всё равно пойдёт к заводам. Не застанет Артемия на месте — хоть оборудование поближе осмотрит, мало ли, сам всё поймёт. Всё равно оставаться ему негласно разрешили ещё на третий день гонок со смертью.

***

      Обычно в это время на станции собирались дети. Громко шептались, увлечённо спорили, да не забывали поглядывать с осторожностью на изредка забредавших взрослых. Обычно Данковский старался не прерывать таинственных разговоров, тут же прекращавшихся при приближении любого постороннего. Но вечер теплее не становился, поэтому он, поплотнее запахнувшись в плащ, направился к железной дороге.       Несмотря на собственные опасения, Бакалавр не пожалел о решении сократить путь через условную степь. Воздух подмораживал, но в прохладных сумерках цвета заката обрели особую резкость. Всегда далёкое степное солнце, силясь, наверное, извиниться за припылённую бледную синь дня, прошивало полупрозрачные облака розовым. Их лиловые брюшки сливались с туманной дымкой полей где-то на горизонте, готовя случайного наблюдателя к кромешной тьме, которая опустится через какие-нибудь несколько минут на всю степь. Погребая под собой Город, усыпляя травы, настойчиво загоняя всё живое на ночь в тёплые дома, пропахшие хлебом, шерстью, жжёными дровами, живыми людьми. В сумерки будут глядеть не пустые стылые окна, но жители, которые хоть и устали, едва оправились от сокрушительной эпидемии, но уже могли позволить надежде теплиться в блестящих не от болезни глазах.       Мельком глянув на силуэт станции, высившийся чёрным пятном на фоне буйства красок, Данковский приметил пару очевидно на ней лишних. Насчёт детей он всё же ошибся. Свесив ноги, на краю крепкой крыши сидел Ноткин. Поглощённый природным зрелищем, тот высоко запрокинул голову и словно перестал замечать всё вокруг. Даже на руки опёрся, откинулся так, что холодный розовый свет целиком лёг на всё ещё детский, но уже становящийся хищным профиль. И совсем внимания не обращал на лениво разлегшегося рядом товарища, который только ногами неторопливо болтал. Впрочем, может, тот и не настаивал на разговоре. Даниилу было даже жаль нарушать идиллию. Махнув приветственно рукой, он окликнул: — Ноткин! Доброго вечера! Ты со своего насеста импровизированного Бураха где неподалёку не видел? Мне побеседовать с ним надо.       Тот только удивлённо моргнул, переводя взгляд на взрослого. Чуть прищурился, чтобы разглядеть контрастно-тёмную фигуру. Улыбнулся слабо, но искренне, когда признал. Махнув в ответ, раскрыл было рот, но его заранее перебил флегматичный голос Хана: — В Жерле намедни кто-то барахла порядочно повыбрасывал. Я бы там на вашем месте проверил.       Лицо Ноткина буквально вспыхнуло красным. Он пару раз хватанул воздух, как рыба, выброшенная на берег. И неприцельно, но сильно, пнул товарища под колено, незамысловато намекая, чтобы тот ни слова не говорил больше. Однако прозвучавшее для проформы «Ай» даже не звучало обиженно. — Дядь Дань, ты его не слушай. У себя он. К нам когда заходил, сказал, чтоб не беспокоили его по пустякам до завтра, отдыхать будет. Тебя ждёт, наверное. — Спасибо, я понял, — усмехнулся Даниил. Всё же, не его дело, как там хирург отношения налаживать будет. Кажется, Каспару всё ещё сложно было проникнуться к Артемию хотя бы уважением, хоть Ноткин вон уже и на крыши самостоятельно карабкался. Ну не нёс же он его. Не нёс же? — И осторожнее на крыше! Вас ещё не хватало лечить, если кто ногу подвернёт!       Но дети уже не слушали его. Одной рукой двоедушник опирался на крышу и, всё так же краснея, что-то выговаривал утянувшему вторую Хану.       Данковский направился дальше, каждым шагом приминая непослушную дикую траву. Под аккомпанемент тихого, но раскатистого мурчания.       Шёл и думал о том, как бы сделать вид, что не очень-то ему сбор и нужен, но раз уж нормальных напитков на вашей периферии не водится, то он, так и быть, возьмёт…       И о том, как в этот раз очень убедительно попросит не крошить туда савьюр. Целебные свойства целебными свойствами, но когда Даниил захочет вспомнить привкус этих варварских таблеток (а он не захочет, спасибо большое, я сказал нет) — их и пропьёт для профилактики. А если Гаруспик послушается, он его даже поцелует.