Ephemeral reality

«- Сэхун.. ты просто дергаешь струны.. – О чем он говорит? Мы так долго это разучивали. - Тао, ты шутишь что ли? Издеваешься? Я сижу у него дома с гитарой и, как мне кажется, наигрываю простенькую мелодию, выученную на днях с Чонином. - Сэ, послушай.. - Нет. Это ты послушай! Слушай же! Вот до,- я протянул ноту, как делал это раньше Чонин, настраивая инструмент, и легонько зацепил струну – идеально. – А вот соль, - я дернул за другую струну. Лицо Тао не меняется..» Я прокручиваю в голове предыдущий день, и Чонин, сидящий рядом, конечно же знает, чем перегружены мои мысли. На меня внезапно обрушивается понимание. Понимание того, что счастливого конца у этой истории быть не может. У нас нет будущего. Я ничему не научусь и ничему не научу. Я просто постепенно глубже погружусь в себя, свято веря, что это все к чему-то приведет. К чему-то более существенному, чем есть сейчас. А вот и жесткая правда – я схожу с ума. Я продолжаю рисовать, но схожу с ума. Медленно и верно. И я подозреваю, что Тао знает обо всем, но снова молчит. От того ли, что боится того, что меня упекут в психушку или от чего другого, я не знаю. Тоска и сочувствие в его глазах уже перешли все границы дозволенного, но хуже того то, что я вижу беспомощность. И часть моих догадок подтверждается в день, когда Тао, не комментируя свои действия, покупает три билета в кино вместо двух и молча тянет меня, недоумевающего, за собой в зал. Я не слышу, что говорит Тао девушке, проверяющей билеты у входа, но она кивает и, срывая полоски у всех трех билетов, пропускает нас внутрь. Нас троих. Чонин, благодарно смотря Тао в глаза, садится от меня с одной стороны, а сам Тао-с другой. И я не знаю, это я смотрю Тао в глаза, говоря немое «спасибо» или Чонин, но Тао коротко кивает в мою сторону и отворачивается к экрану, больше ни разу за сеанс не повернувшись и не проронив ни слова. И в этот день я понимаю, что кроме него у меня никого нет. Ах, да. Есть Чонин. Нарисованный мною Чонин. Изумительно. Вполне объяснимые волны апатии накатывают на меня все чаще и чаще, и я только покорно жду, когда же на меня обрушится что-то страшное. И тогда я обрушу это что-то на Чонина. Мы реже обнимаемся, но он по-прежнему всегда ложится рядом перед сном, рассказывая очередную историю. Наверное, мною и придуманную. Мы больше не держимся за руки, когда гуляем втроем по скверам уже в середине августа, и я все больше внимания уделяю темам разговоров Тао. Нет, не поймите неправильно, Тао никогда не перерастет для меня из «друг» в нечто больше. И этому нет причин. Я просто это точно знаю. Но я осознаю тот факт, что если не смогу пересилить себя, то, скорее всего, я потеряю то, что есть. А есть реальный Тао и эфемерный Чонин. И я покорно продолжаю ждать развязки событий и выхода актеров на сцену с последующим опусканием занавеса. И, наконец, в один день, все случается. Не так эпично, как я себе рисовал, но тем не менее. Я в больнице. Очередное общение, если можно таковым назвать односложные ответы на длинные вопросы, с лечащим врачом позади и я возвращаюсь из холла со стаканчиком, только что купленного, чая в руке. Причина моей внезапной остановки, так и не свернув в злосчастный узкий коридор с желтыми стенами, проста. Я становлюсь свидетелем разговора, и вот это, пожалуй, уже в стиле слезливых мелодрам. - Тао, Вы делаете ему только хуже. При всем уважении, я врач, и не могу позволить гибель, хоть и моральную, своего пациента. Вы делаете ему больно, пусть и не своими руками. - А то, что здесь больно? С этим что делать? – Кричит Тао, ударяя себя кулаком в грудь. - Мне плевать на себя, а что будет тут, - он ударяет себя еще раз, - у него, если я перестану, как Вы выразились, потакать? – Тао уже не кричит. Он сипит сорванным голосом. Ноги отказывались держать меня, и я сполз по стене, накрывая лицо руками. Чонин опускается на корточки напротив, отнимая мои ладони от лица и беря в свои: - Посмотри на меня.. - Уходи. – Я вынимаю свои руки из его.- Они все неправы. Все. Это не я не могу отпустить тебя. Это ты меня держишь. Оставь меня, прошу.. нет, я умоляю тебя. Оставь.. - Кому ты лжешь, Сэхун? Его фраза так и остается без ответа, потому что из-за угла выходит Тао, и, видя меня на полу, тут же подлетает на место Чонина и обнимает: - Мы уходим, Сэ. Идем. Сегодня ты был в этом заведении в последний раз. Я покорно встаю и следую за ним. В эту ночь я прошусь остаться у него, и он стелет себе в зале, напоив обоих на ночь ромашковым чаем и легким снотворным. Я сплю крепко и без снов, и на утро, впервые за прошедший год не обнаружив тепла рядом, сильнее зарываюсь в одеяло.