Октябрьские этюды

Рейтинг: R (полагаю?) Жанры: повседневность, романтика, драма Воровато оглядываясь по сторонам, Сергей потянул за ручку учительской. Дверь тихо скрипнула, в тёмный коридор из кабинета пролился луч света. Аккуратно просунув голову, он осмотрелся: кроме физрука Владимира Михалыча, мирно спящего на конструкции из нескольких табуреток, в помещении никого не было. Учитель вдруг всхрапнул и Серёжа от испуга едва не повалился назад, но Олег вовремя придержал его за талию. Разумовский хищно ему улыбнулся и проскользнул в кабинет, оставив друга стоять на шухере. Он на цыпочках прокрался в кабинет, взял нужный ключ и показал Олегу большой палец. Тот ответил тем же. Владимир Михалыч зябко поёжился во сне, смешно причмокнул губами и Сергей, сжалившись, накрыл его невесть откуда взявшимся в учительской пледом. Хороший он был мужик. Все остальные учителя вместе с учениками были в столовой и благополучно надирались. Поначалу взрослые делали страшные глаза, когда выпускники полушутя спрашивали, перепадёт ли им бокальчик-другой, но быстро сдулись в своих наставлениях, как только сами пригубили алкоголь. Под шумок Олег и Сергей, стащив бутылку шампанского, отправились искать приключения на свои пьяные задницы, решив забраться в спортивный зал. Замок поддавался с трудом. В какой-то момент Серёжа запаниковал, подумав, что он сломался. Олег на это совершенно по-собачьи фыркнул, оттеснил друга и механизм тут же сдался под очарованием Волкова. Ребята поскидывали пиджаки на скамейки, стащили несколько матов из общей кучи, не без усилий открыли шампанское и по очереди сделали несколько глотков. Спортивный зал без света казался каким-то огромным. Конца и края было не видно тёмному потолку и захмелевшему Серёже начало в какой-то момент казаться, что он видит на нём созвездие Большой Медведицы. Помещение было холодным, но почему-то стало очень жарко — то ли от алкоголя, то ли от присутствия Волкова. Серёжа принялся негнущимися пальцами развязывать проклятый галстук, на что кусок ткани ответил сопротивлением. — Давай помогу, — тихое эхо от вкрадчивого голоса Олега разнеслось по всему залу. Волков перекатился на бок, оказавшись так близко, что Сергей мог рассмотреть пробивающуюся весенней травкой редкую бородёнку. От него пахло химозным стиральным порошком и сладким шампанским. Губы были приоткрыты, а ресницы нежно трепетали, когда он моргал. Не успел Олег развязать тугой узел, как Разумовский схватил его за галстук и потянул на себя, неловко ткнувшись в сухие губы. Волков ответил незамедлительно. Из его горла вырвался негромкий, глухой стон, утонувший в поцелуе. От этого звука в нелепых костюмных брюках стало мучительно тесно. Сергей вскарабкался на Олега, потёрся о его твёрдый пах и почувствовал крепкие руки, забравшиеся ему под рубашку. Они бестолково целовались, вцепившись в друг друга, как в спасательный круг, врезались носами, больно сталкивались зубами, громко, рвано дышали. Алкоголь набатом стучал в ушах — хотелось больше, сильнее, глубже, крепче. Юноши перекатились, поменявшись местами, и теперь уже Олег нависал над Серёжей. От такой красоты Разумовского вело сильнее, чем от шампанского — рубашка на размер меньше обтягивала сильные руки Олега, на шее его поблёскивали капельки пота, а глаза пьяно, развратно мерцали. — Трахни меня, — сам не зная, что творит, заплетающимся языком потребовал Сергей. Внизу всё горело. Всеми своими нервными окончаниями он чувствовал, как возбуждение прожигает дыру в животе. Ещё чуть-чуть — и Серёжа непременно умрёт, оставив после себя пылающий кратер на полу спортивного зала. — В смысле трахнуть прям трахнуть? — Олег облизнул губы и Разумовскому тоже захотелось их лизнуть. — Да. Здесь. Сейчас, — для большей убедительности Сергей положил руку на бугорок в районе олегова паха, а чтобы совсем его добить ещё и крепко сжал. Тот зашипел сквозь стиснутые зубы. — Ты уверен? — Конечно, — не моргнув глазом соврал Сергей. Желание, бензином разливающее в венах, заглушало любые страхи. — А презервативы? — Ты спал с другими? Вот и я нет. Значит, всё нормально, — беспечно пожал он плечами. — А нет, э-э, каких-то тонкостей в… ну, ты понимаешь?.. — Принцип же один. Всунул и высунул. Дырка есть дырка, — продолжал парировать Сергей. Он понятия не имел, как весь процесс должен выглядеть, но был уверен, что наука нехитрая и уж вдвоём-то они точно разберутся. — Скажешь тоже… Я же поранить тебя могу, — с сомнением ответил Олег. — В первый раз вроде всегда больно? Я потерплю, подумаешь, — фыркнул Серёжа. — Раз ты так говоришь, то ладно. С колотящимся сердцем Сергей наблюдал, как Олег расстёгивает пуговицы на рубашке. Ему показалось, что у того трясутся руки, но предпочёл списать это на игру света. Бледная луна глядела из окна на двух пьяных, влюблённых мальчишек, суетящихся во мраке, и Сергей на несколько секунд почувствовал себя в кино. Там тоже всегда были очень красивые кадры, когда герой и героиня, наконец, ложились вместе в постель. Жаль, что героя с героем всегда показывали только в драках, хотя иногда они были даже откровеннее, чем секс. Наваждение растворилось — Сергей был не в уютной спальне, заставленной свечами, не на постели, усеянной лепестками роз, а на старых матах в обшарпанной школе. Ну, и пусть. Зато у него был Олег, который любил его так, как никому в кино даже не снилось. Сергей обвёл пальцами широкие плечи, слегка царапнув кожу короткими ногтями. Зарылся в волосы, оттягивая голову в сторону, и поцеловал его в шею, в чувствительное местечко рядом с ухом. Обвёл языком мочку, пососал её; руки его, тем временем, жили своей жизнью — они обвели худые бока, поджарый живот и опустились ниже. Вжикнула ширинка. Олег охнул. — Что, так быстро? — У нас не так много времени, — жарко выдохнул Сергей ему прямо в ухо. — Скажи мне, если захочешь остановиться. Или… не знаю… дай знак?.. — Хорошо, — он не собирался останавливаться, даже если от боли будет темнеть в глазах. Это же нормально: хорошее не даётся просто так. Всегда есть цена. И боль не самая высокая из возможных. Достав член Олега из трусов, Сергей нервно сглотнул. Почему-то сейчас он казался ещё больше, чем обычно, когда они просто мастурбировали друг другу, прячась в туалете. Как именно эта штука поместится в него Разумовский не понимал, но знал, что впихнёт в себя Олега, чего бы это ни стоило. — Сними с меня брюки, — попросил он. Олег послушно стащил с него штаны. Ладони у него были потные и липкие — кажется, он переживал ещё больше, чем сам Серёжа. — Серёж, ты точно?.. — брови Волкова жалобно поползли вверх. — Прекрати. Я же сказал. Ты что, не хочешь? — Ерунду не неси, — нахмурился Олег, сказав чуть резче, чем Разумовский от него ожидал. — Тогда поцелуй меня, — произнёс он так мягко, что Олег вряд ли бы смог ему сопротивляться даже при желании. Поцелуй получился почти невинным, каким-то робким. Друг потянул его за ноги поближе, развёл их в стороны и сердце Сергея пропустило удар. Он вдруг ощутил себя слабым, уязвимым, каким-то до ужаса хрупким, но это было… хорошо. Словно он обнажился перед Олегом не только телом, но и сердцем, зная, что в любимых руках оно будет в безопасности. — Давай, — дёрнулись его губы в неловкой улыбке. — Подожди немного. И сделай… что-нибудь. Укуси, поцелуй, погладь, что угодно, — в темноте нельзя было разобрать, покраснел Волков или нет, но в том, что он засмущался, Сергей был железно уверен. — А что пр… я понял, — Сергей прильнул губами к его ключицам и укусил острую косточку. Кожа его вся была в мелких капельках пота, отчего во рту теперь было солёно. Проделав дорожку из поцелуев обратно к уху, юноша шепнул: — Я очень хочу тебя внутри, Олеж. Друг застонал. Твёрдая головка коснулась входа, но тот не поддался. Олег аккуратно надавил сильнее, не отрывая пытливого взгляда от Сергея. Ощущения были странными, но ничего страшного пока не произошло-о… Блять, что это? Он что, настолько большой? Разумовский зашипел, зажмурился, заёрзал. — Давай не… — Нет. — Что — нет? — Не останавливайся. Не зная, куда себя деть, Олег уткнулся носом ему в шею. Он громко и, не кривя душой, немного раздражающе пыхтел прямо над ухом. Он надавил ещё сильнее, и ещё, и ещё… Вход, наконец, поддался и тогда Разумовский задрожал, закусил кулак, а из глаз его брызнули слёзы. Это правда было больно. Прямо охуеть как больно, настолько, что казалось, будто в него пытались вколотить раскалённую балку, усеянную гвоздями. — М-м-гх… — Хватит? — уже с какой-то надеждой спросил Олег. — Необрщайвнмния, — не помня себя и не чувствуя жгучих слёз, выдавил Сергей. — Да тебе же больно, идиот! — не выдержал, взорвался Олег и отстранился с таким разъярённым видом, как будто не сексом пытался заняться, а хотел ввязаться в драку. — А это уже моё дело! — вспылил Сергей. — Здесь кровь, — прошептал Олег и поднял испуганные блестящие глаза на друга: — Много. Ты не чувствуешь? Сердце пропустило удар. Сергей запустил руку между ног и поднёс пальцы к глазам. Ему вдруг резко стало дурно. Не от вида крови, к нему он был привычен, а от того, что всё обернулось… так. В горле застрял ком. — Олег, я… — Надо было сразу остановиться, — покачал он головой и голос его оборвался: — И зачем я тебя, придурка, слушаю вечно? — Ты что, плачешь? — пролепетал Серёжа, заметив, как неестественно ярко блестят его тёмные глаза. — Не тебе же одному, — зло выплюнул Волков и увернулся от его руки, застывшей в воздухе. Резко встал и принялся одеваться. Сергей, не зная, что сделать и что сказать, последовал его примеру. Так они и натягивали на себя одежду в полнейшей, оглушающей тишине. Обоих колотило. Только застёгивая штаны, Разумовский по-настоящему ощутил последствия. Задний проход горел. Боль ощущалась, как кислота или даже как расплавленный металл . Он содрогнулся, подумав о том, как будет отстирывать трусы от крови. Завтра он, скорее всего, не сможет сидеть. — Будешь? — сжав губы в нитку, протянул ему Олег бутылку с шампанским. — Нет, спасибо, — тихо ответил он. — Нам пора, — бесцветным, безжизненным голосом констатировал факт Олег. — Да. То есть нет, стой. Я… я не хочу, чтобы на меня злился. Я могу что-то?.. — в голове было пугающе пусто. Что, что, что ещё сказать? — Я на себя злюсь, не догнал ещё? На себя. Ты тут ни при чём вообще. — Я даже не собирался говорить тебе останавливаться, — признался Сергей. — И что? Я должен был и сам допереть. Не маленький уже. Это бессмысленный разговор, — он утёр мокрые щёки: — Хотя, знаешь что? Я не понимаю, почему ты собирался это терпеть. — Это должно быть больно, нет? Нужно просто потерпеть. Чтобы потом было приятно, — как саму собой разумеющуюся истину произнёс Разумовский. — Я иногда тебе поражаюсь, — Олег с силой потёр лицо обеими ладонями. Потом нервно спрятал их в карман, гневно зыркнул: — Больно — это как? Насколько? Ты плакал, блять, ты почти кричал от боли, я никогда не видел на тебе такого лица. Никогда. Даже когда тебя те уроды ногами избивали, потому что я не уследил. И такое лицо у тебя было из-за меня. А я люблю тебя, вообще-то. Я не должен доводить тебя до такого. Кулаки у него были плотно сжаты, ноздри раздувались от тяжёлого дыхания, желваки ходили под кожей. Он уже не плакал, но на щеках ещё не успели высохнуть мокрые дорожки. И это он, Сергей, довёл его до такого. — Я… — начал Разумовский и понял, что ему нечего сказать. Он был эгоистом — вот и всё. Что тут ещё, чёрт возьми, скажешь. Губы предательски затряслись. — Я не… я не думал об этом. Было тяжело это признать вслух. — Конечно, не думал, — вздохнул Олег и потёр глаза. Подошёл, взял друга за руки — на одной уже успела засохнуть кровь: — Это же моя забота: думать о том, чтобы тебе не было больно. Сам-то никогда себя не бережёшь. В его голосе звучала горечь, от которой Разумовскому стало не по себе. — Наверное, ты прав. Наверное, не должно быть так больно. Мы просто… узнаем, ладно? Есть интернет и… и в следующий раз я скажу. И презервативы мы купим, как ты хотел. Ладно? — Ладно. Я не хотел, чтобы так было, — он сжал ладони Сергея в своих крепче. — Я знаю. Я знаю, Олеж. Я тоже не хотел. Прости меня за то, что я такой идиот. Луна очерчивала две обнявшиеся фигуры, и нельзя было понять, где начинается одна и заканчивается другая. Двое глупых мальчишек тряслись в объятиях друг друга и вина обоих смешалась в одну, пока не исчерпала саму себя. Совсем скоро ей совсем не осталось места. Они стояли так долго-долго, наверное, целую вечность.