Октябрьские этюды

Рейтинг: G Жанры: повседневность Карандаш мерно шуршал в умелых, тонких пальцах, выводя очертания лица Олега, склонившегося над домашним заданием. Широким штрихом обозначить брови, чёткой линией показать красивый, прямой нос, нежно коснуться грифелем сосредоточенных губ, легко черкнуть ластиком по тёмным глазам, чтобы их подсветить. Сергей улыбался, прячась за альбомом, пока рисовал друга. В такие моменты его хмурое, колючее подростковое выражение приобретало хрупкие, воздушные черты, которые тут же ускользали, стоило кому-то заострить на них внимание. В его рисунках Олега было много — на страницах альбома он курил, зажав сигарету между зубов, он улыбался, он спал, прижимаясь к парте щекой, он читал, хмурился, подпирал лицо рукой, грыз карандаш и ещё много-много всего. И в любом состоянии, в любой позе, с любым выражением лица Олег был преступно красив. Иногда даже дух захватывало от того, как он по-особенному поворачивает голову или сводит густые брови. Да и весь он был особенный, свой, родной. Не по-родственному родной, не по-семейному, а как-то… по-другому. Как конкретно «по-другому» Серёжа ещё не мог чётко уложить в голове, но был близок, в частности тогда, когда ласково скользил большим пальцем по его нарисованным губам. Сергей поудобнее устроился на скрипучей кровати, сложив ноги по-турецки, и принялся штриховать торчащие олеговы вихры. Волков вдруг громко вздохнул, положил руки за голову, потягиваясь. Потёр глаза, облизнул губы и снова принялся бороться с физикой. — Тебе помочь с чем-нибудь? — спросил Сергей, отвлёкшись от рисунка. — Да не, я сам, — отмахнулся он, а потом повернулся и тепло добавил: — Но спасибо за предложение. Набросок вскоре был закончен. Он получился немного небрежным, но очень живым — особенно Серёже нравилось то, как он смог передать настроение. Задумчивое, тихое и при этом какое-то до боли уютное, домашнее. Довольный собой, Разумовский захлопнул альбом и бросил на кровать, чтобы сходить в туалет. Прикрыв дверь, он не услышал, как обложка соскользнула с края и листы разлетелись по всему полу. Вернувшись, Сергей обнаружил сидящего на полу Олега, рассматривающего вереницу его портретов. Захотелось выбежать из комнаты и никогда больше не смотреть ему в глаза. Это же странно. Ведь странно, нет? Разумовский попытался взять себя в руки. Можно сказать, что он ведь художник. Художники вообще рисуют всё подряд и красоту видят в самых обыденных вещах. Но отчего же тогда его лицо заливается красным, обжигающим стыдом?.. — Нравится? — выпалил он, чтобы обратить на себя внимание. Олег тут же подскочил с пола. Сергей был готов увидеть на его лице насмешку, но вместо этого заметил только смущение и нечто, похожее на удивление вперемешку с восхищением. — Извини. Я не хотел. Оно само всё рассыпалось, вот я и… Я бы не полез просто так, без твоего разрешения. Сергей часто-часто заморгал, пряча взгляд, и кинулся собирать листы. Не то, чтобы он прямо запрещал трогать свой альбом, но всем своим поведением давал понять, что это личное и лучше не трогать. Хоть они и были лучшими друзьями всю жизнь, некоторые секреты оставались секретами. Разумовский, например, не считал обидным тот факт, что Волков прятал в жёлтом конверте какие-то фотографии. Подозревал, на них его родители, но никогда не лез с расспросами и просьбами показать. Олег подал ему один из рисунков и сказал, неловко улыбнувшись: — Это очень красиво. Правда. — Спасибо, — Сергей заправил выбившуюся рыжую прядь за ухо и принял немного помявшийся листок из руки Олега, не разрывая мимолётное прикосновение чуть дольше, чем следовало бы. Разумовский сглотнул и поднял на него взгляд: — Если хочешь, могу показать. Ты, наверное, не успел все посмотреть. — Конечно, — Олег просиял. Мальчишки дособирали расползшиеся по всей комнате рисунки и уселись на кровать, привалившись к стенке. Олег рассматривал почти молча, иногда вставлял короткие комментарии о том, что ему понравилось в том или ином наброске, а иногда радостно воскликивал, вспомнив, в какой день была сделана зарисовка. Сергей, как дурной, улыбался каждому слову и думал о том, как повезло ему с лучшим другом. А, может, и не просто другом.