Золото морей

Чувствуя себя ненужным и нелепым, Гарри отвернулся и схватился за горячие, нагретые солнцем поручни. В синей прозрачной глубине качались рыбы, мелькали и пропадали их серебристые спинки. На изломах волн вспыхивали искры. Находись он здесь по своей воле, можно было бы радоваться и предвкушать что вот-вот, уже скоро, откроются новые, неизведанные земли. А он пленник вот уже на втором судне. Гарри поднял взгляд к горизонту и горько вздохнул. Вдруг что-то свистнуло мимо уха, резко плеснуло, и Гарри увидел, как в прозрачной воде расплывается кровавое облако. В него с борта уходила толстая веревка, а снизу тяжко бултыхалась темная масса. — Молодец, малек! Даже не вздрогнул! — рядом встал тот рыжий парень, похожий на Рона, но с куда более серьезным, мужественным лицом. Перегнувшись через борт, он потащил из воды веревку. Гарри вытянул шею — кажется, этот рыжий поймал акулу! Подошли другие матросы, столпились вокруг брошенной на палубу голубовато-серой четырехфутовой туши с острыми плавниками и тупой зубастой мордой. От скользкого тела несло гнилыми водорослями, по вымытым доскам растекалась окрашенная кровью вода. Рыжий выхватил из спины акулы короткий гарпун и стал с невозмутимым видом возить по нему тряпкой. — Ха! — подбежал Рон. — Чарли опять подбил морского дракона! — Сам ты дракон, я добыл мако, — заявил Чарли. — Детеныш еще, но они вкуснее. Ох и поедим акульих стейков. Добби! Эй! Два здоровых матроса, похожих, как двойняшки, поволокли акулу на камбуз, где ее принял размахивающий тесаком довольный кок. Гарри пришлось под нажимом Муди замывать кровавый след по всей палубе. — Я не нанимался в мойщики! — в сердцах сказал он. — Тогда придется тебя выбросить на корм вот этим милым рыбкам, — хмыкнул в ответ боцман. — Кэп распорядился приставить к делу, чтобы даром не кормить, мы не дилижанс — катать бездельников. А ты больше ни на что не годен, бесполезный, как вот эта морская крыса, — он ткнул беспалой рукой в чайку, севшую на перила. — Скажу — будешь и гальюн чистить, и в рыбьих потрохах ковыряться, даром что виконт! Гарри яростно домыл палубу, вылил грязную воду за борт и отшвырнул ведро. На дужку тут же опустилась еще одна любопытная чайка. Раз появились птицы, значит, корабль проходит стороной какой-то остров. Эх, взглянуть бы на карту! Работа вокруг кипела-кипела, да вдруг вся закончилась. Паруса, туго надутые попутным ветром, несли бриг к весту, у штурвала стоял, беззаботно насвистывая, давешний матрос с акцентом — Виктор. На бриг опустилась предвечерняя истома. Впрочем, угроза о рыбьих кишках оказалась не беспочвенной. — Малек, ступай в камбуз, помоги Добби с обедом! — велел Муди, который, кажется, никогда не отдыхал. Когда матросы устраивались кто где в тени парусов, он хромал по судну на деревянной ноге, искал, к чему прицепиться, и смертельно надоедал. Вот уже и подхватил оброненное Чарли прозвище. И Гарри, зло промолчав насчет малька, пошел искать кока. — Меня мистер Муди прислал, — начал он, разглядывая оттопыренные уши Добби. — Чем помочь? Может, вот это вынести? — и он показал на отвратительного вида акулью требуху. — Да куда выносить? Добби бросает прямо за борт, смотри! — тот кинул в открытое окно кровавый ком и высунулся следом. — Оп! Вот уже рыбки кормятся. Умеешь кашеварить? Гарри умел: тетка частенько приставляла его к плите. Мог сварить суп, потушить мясо с овощами. Акул готовить, конечно, не приходилось. Добби схватил огромный нож и со всего маху всадил в мокрую тушу. Фонтаном брызнула кровь, запачкав дощатые стены и их самих. Добби как ни чем не бывало утерся, плеснул на стены водой из ведра и велел Гарри найти еще один нож и вырезать из акулы мясо. Он принялся за дело даже с некоторым удовольствием: кроить рыбу было куда лучше, чем драить палубу под смешки матросни и окрики Муди. Добби, по крайней мере, над ним не потешался, а молча выскребал внутренности и чистил акулий хвост. Кошка неслышно вошла и села в сторонке, обернувшись хвостом: ждала подачку. — Почему вы плаваете с преступником? — задал Гарри вопрос, который давно крутился на языке. Добби поднял огромные глаза и пожал плечами: — Ходим, а не плаваем. Так кэп и не преступник. — Его ищет Корона, знаете? И награду обещает. — Ну ищет. Мало ли кого она ищет. Мы все здесь замазаны кто в чем, но не в этом дело. — А в чем? — Кэпу каждый из нас чем-то обязан. Добби — жизнью. — Как так? — Раньше Добби ходил на королевском корвете, служил, можно сказать. Жалованья не платили, уйти было нельзя, да и некуда. Боцман кричал, матросы поколачивали, ну я и бросился однажды в море. — Как?! — Гарри даже нож опустил. — Я на обломке обшивки держался, мог и потонуть, дело нехитрое. Но повезло: кэп меня на следующий день подобрал и дал работу. Гарри помолчал, скобля шкуру ножом и обдумывая сказанное. — А остальные? — Захотят — расскажут, — вновь пожал плечами Добби. — Только кто сюда попал, уже не пойдет обменивать кэпа на золотишко. Нарезал? Тогда свободен. Вскоре с камбуза донеслось шипение разогретых камней, а спустя пару минут — упоительный запах жареного мяса. Гарри проглотил слюну: утренняя картошка провалилась без следа, в желудке будто черти плясали. Он уже почти решился попросить у кока хоть сухарь, но тут послышались заунывные звуки — кто-то невпопад брякал по струнам. Гарри в изумлении повернулся. Тотчас раздался крик: — Рон, твою в душу мать! Заткни свою чертову мандолину! Музыка смолкла, Рон опустил мандолину и подмигнул подошедшему Гарри: — Мы в Южной Атлантике, и сам знаешь — здесь полно русалок. Если громко петь, они боятся подплывать близко. А Муди не позволяет. — Кишки простудишь, — проворчал тот. — Ты не поешь, а ревешь, как раненый кабан. Лучше уж пусть будут русалки. — Русалки? — с недоумением повторил Гарри. — Их не существует! — Ты самый умный, что ли? — отозвался вдруг женский голос. Он оглянулся, не веря ушам, и увидел, без сомнения, девушку. Шляпка да чистое, без следов щетины, лицо выдавали в ней принадлежность к дамскому племени. — Заморочат так, что чихнуть не успеешь, и заплутать помогут в десяти милях от земли, не выберешься. А у нас лишних иголок нет! — И раздраженно добавила: — Ну что уставился? Иголками да булавками надо колоть русалку, когда она тащит тебя в пучину. Вокруг серьезно кивали, и Гарри подумал: ну и дремучий народ! Книг они, что ли, не читали? И понял: разумеется, не читали, вряд ли здесь кто-то обучен грамоте. Видя, что он не верит ни единому слову, девица добавила: — Вот ты, умник, и будешь виноват, если они прицепятся. — С какой стати? — вскинулся Гарри. — Потому что ты еще не искупался — таков ритуал, — стал объяснять Рон. — Так принято у моряков: бултыхаешься голяком возле борта, русалки видят… хм, пугаются мужского естества и уходят. Мы все окунались, кроме Нимфадоры, конечно. — Не называй меня так! — отрезала девушка. — Я Тонкс! А ты, малек, ритуал не прошел. Давай, лезь в воду! — Что? Я? — опешил Гарри и отступил. — Я плаваю плохо! Вы как себе представляете — нырять туда, где недавно была убита акула? Да там наверняка еще есть! — Есть-есть, не сомневайся, — сумрачно сказал Муди и отпил из фляжки. — Но у нас вон, полно бочек. Искупаешься, потом выльем воду за борт — она и расскажет русалкам о тебе и твоих причиндалах. — Вы наверняка шутите? — продолжал спрашивать совершенно сбитый с толку Гарри. Но все вокруг говорили так складно и уверенно, такие спокойные и даже равнодушные были лица, и даже серьезный Чарли кивал, соглашаясь с россказнями Муди, что Гарри вдруг представил русалок и отчего-то поверил. Он нехотя, постоянно посматривая вниз, полез по вантам на фок-мачту. Поднявшись на десяток футов вверх, замер, оглядел палубу под собой и морской простор за бортами и слез ниже. В бочке прямо под ним колыхалась зеленоватая чистая вода. Спрыгнуть в нее, чтобы охладить наконец изжаренное солнцем и измазанное в рыбьей крови тело, хотелось смертельно. Отчасти из-за этого он и согласился на странный ритуал. Над головой хлопал парус, на соседних вантах, цепляясь лапами за веревки, торчал попугай Фоукс и с интересом таращился на представление. — Чего висишь там, раздевайся! — крикнули снизу, и Гарри понял, что сглупил: раздеться надо было внизу, а наверху это становилось опасным трюком. Лезть вниз под смешки и улюлюканье, однако, не хотелось. Человек с десять обступили мачту и с выжиданием уставились на него. И Тонкс тоже смотрела во все глаза, не забывая придерживать дурацкую шляпку. — Пускай она уйдет! — крикнул Гарри. Та фыркнула, но отошла. Тогда он, одной рукой хватаясь за колеблющиеся веревки, стащил через голову рубаху, потом распустил шнурок на штанах и, помедлив, дал им съехать по ногам. В этот миг за спиной раздался окрик: — Что здесь происходит?! Гарри панически глянул туда и обомлел: капитан выбрал именно этот момент, чтобы выйти наконец из каюты. Попугай сорвался с места и, шумно хлопая крыльями, приземлился кэпу на плечо. Тот отмахнулся. — Виконт собрался нырять в бочку, сэр, — доложил подскочивший к нему Питер. — Решил отпугнуть русалок своим хером, сэр. Внизу сдержанно засмеялись. — Что за игры с русалками вы затеяли, мистер Поттер? — кэп приблизился. Шляпы на голове не было, ветер мотал косичку по плечам. — Полагаете, у вас есть чем перед ними похвалиться? Хотя отпугнуть и впрямь сможете... И оглядел с головы до ног таким взглядом, словно обжег. Громовой хохот ударил в уши, как молот. Гарри покачнулся, крепче схватился за веревки, глянул вниз — все смеялись, нет, неприлично ржали, держась за животы, даже Тонкс, которая — вот дрянь! — и не подумала уйти, даже Рон! Двое матросов-толстяков гоготали и пихали друг друга кулаками, хрюкал смуглый с косичками, у Муди вся рожа перекосилась от хохота. А капитан не смеялся, он холодно и недоуменно глядел прямо на Гарри, точно не мог взять в толк, как можно вести себя подобным образом. Вспыхнув от унижения так, что перед глазами замерцали белые звезды, трясясь от ярости, ненавидя всех, а себя и проклятого кэпа в первую очередь, Гарри натянул штаны, бросил рубаху на палубу и сам скатился вниз. Растолкав ржущих матросов, подскочил к капитану и швырнул в него скомканной рубахой. Ком ударился в кружевную грудь и свалился на палубу. — Что это значит? — спросил капитан. — Здесь достаточно поглумились надо мной! — сказал Гарри, стараясь оставаться холодным, хотя больше всего хотелось броситься на кэпа, точно взбесившийся кот, и выцарапать глаза. — Вы несете за это ответственность, поэтому я требую сатисфакции! Немедленно! — Ишь ты! — булькнул Муди. — Боевой малек. — Я вам не малек! — заорал было Гарри, не сдержавшись, но тут же взял себя в руки. — Ваш ответ, капитан? — Желаете драться? — уточнил тот, рассматривая его с непонятным выражением. — И вас не останавливает, что вы благородны, а я всего лишь пират? — Не останавливает, — процедил Гарри. — Я здесь тоже вашей милостью уже пират. И замер, пораженный сказанным. Он сам стал пиратом — вот ужас. Вокруг вновь гоготали. — На чем изволите драться? — спросил капитан и пояснил: — На кулаках — вас учили английскому боксу, полагаю, на пистолетах — а вот тут я вам наверняка дам фору… — На шпагах! — выпалил Гарри. — Ну что ж, принимается, несите свою, — не изменившись в лице, кивнул кэп. Гарри остановился. — Но у меня нет шпаги, она утонула. — И опять смех за спиной. Проклятый кэп же сохранял ледяную серьезность. — Одолжите? — Извольте, виконт. Эй, Томас! — Вперед высунулся черный матрос со смышленым лицом. — Принеси мистеру Поттеру шпагу. Возьми и мою в каюте. А вы, мистер Поттер, оденьтесь. Гарри подобрал и натянул рубаху. Ему вручили шпагу — слишком длинную, с неудобным эфесом, — и поставили против капитана. Тот смотрел насмешливо и поигрывал клинком. — Знаете приемы защиты? — спросил негромко. — И атаки тоже! Струсили? Кэп вместо ответа взмахнул шпагой и поклонился. Гарри повторил. Вспоминая все, чему учил профессор Локхарт, он сделал сразу несколько выпадов и тут же чуть не грохнулся на доски. Судно кренилось на левый бок, волны подбрасывали и его, и противника вверх-вниз, и сохранять равновесие для поединка удавалось с трудом. Вот напасть! Все же Гарри взял себя в руки и постарался не опозориться. Шпага, хоть и была тяжелой, худо-бедно слушалась. Несколько минут раздавались лишь пыхтение и лязг сталкивающихся клинков. На небольшом пятачке, окруженный толпой пиратов, Гарри никак не мог нападать свободно. К тому же боялся свалиться. Он провел серию атак, как ему показалось, блестящих — во всяком случае, кэп уворачивался всякий раз с таким видом, точно не ожидал удара. А потом тот издал гортанный выкрик, прыгнул, сделал неуловимо-обманное движение и как будто ткнул в живот. Боли Гарри не почувствовал, но утратил бдительность, и в тот же миг шпага противника словно обернулась концом вокруг его клинка и с легкостью выдернула из ладони. Клинок со звоном покатился по доскам, кэп остановился и опустил шпагу, а следом раздался свист и смех. И Гарри почувствовал, как его штаны неумолимо съезжают. Потом уж он понял, что произошло: был перерезан шнурок пояса. А в тот миг только ощутил мгновенный ужас и подхватил штаны у колен. И встретил взгляд кэпа — черный, непроницаемо-холодный. — Видно, судьба у вас сегодня такая, виконт, — светить голым задом. Гарри, придерживая пояс, молча растолкал плечом гогочущих матросов и подошел к поручням. Вся его ярость испарилась, уступив место тоске. Что за планида — постоянно оказываться в нелепых ситуациях! Разве ради того он бросил дом, родную страну, отправился на край земли за приключениями, чтобы сделаться потехой для извращенцев и для черни? Где нормальные люди, почему они не попадаются на его пути? Гарри понял бы и пережил, если бы капитан победил честно, а не вот так — подло, с желанием поиздеваться. Он взглянул на мостик: там стоял Альбус и смотрел вроде бы сочувственно. Но ведь и не подумал вмешаться. Гарри отвернулся, уставился на воду за бортом. Такая чистая лазурь, что сердце сжимается от красоты. Краски вдруг затуманились из-за набежавших слез. Стараясь не пролить их, он вскинул голову. Кэп оказался прямо за спиной, и на секунду Гарри подумал: может скажет что-нибудь ободряющее? Тот сказал: — Не вздумайте утопиться, виконт. Это, знаете ли, неблагодарное занятие — захлебываться, чувствуя, как жжет в груди и разрывает легкие. — Гарри рывком обернулся, чтобы пронзить не шпагой, так хоть взглядом, и две-три слезинки все-таки скользнули по лицу. — О-о-о, вам бы умыться, мистер… как вас там нарекли? Нюнчик? А биться на шпагах еще рановато, клинкам нужна хватка покрепче, чем у вас. И вы неверно делаете стойку. — Я не просил советов, — сквозь зубы ответил Гарри. — Напрасно. Я мог бы дать пару рекомендаций, как вести себя на судне. — Не нужно. — Не нужно, капитан, — исправил тот. Тогда Гарри люто взглянул: — О, не стоит называть меня капитаном. Кэп сузил и без того сощуренные от солнца глаза и наклонился к самому лицу. Прошипел: — Шутки в сторону, юнга. Еще одно слово, и прикажу приласкать вас линьками! Гарри, точно так же сузив глаза, не отводил упрямого взгляда. Так они стояли друг против друга, точно два изваяния, потом кэп отвернулся и пошел прочь. — Ступай сюда, малек, — позвал от бочки Муди. — Я не малек. — Ну не малек, так Нюнчик. Мне-то один хрен. Вымойся, если хочешь. И постирай одежу. От голода и качки подташнивало, голова гудела, болели сожженные плечи. Рубаха воняла потом и тухлыми рыбьими потрохами. Гарри вновь стянул ее через голову, затем демонстративно вышагнул из свалившихся штанов. Но на него больше не смотрели. Капитан, потеряв всякий интерес, скрылся. Устроившие себе отличное представление матросы расходились кто куда. И Гарри с невольным наслаждением стал плескать на лицо и руки прохладной соленой водой. Вода смешивалась со слезами, но теперь их никто не видел. Окатив себя пару раз из ведра, Гарри постирал рубаху и штаны, связал порванный шнурок крепким узлом и прямо мокрой натянул всю одежду. Топиться он, конечно, не собирался, пускай кэп сам прыгает в море, если хочет. И, почувствовав, что видеть никого не может, Гарри сообразил, что есть только один путь скрыться — наверх. Он долго лез на грот-мачту и наконец уселся на марсе, свесив ноги сквозь прутья. Поднял взгляд — и оцепенел. На все четыре стороны расстилался океан. Бесконечная синяя гладь у горизонта светлела, голубела и переходила в ясное, но уже чуть затушеванное предвечерним светом небо. Солнце ушло в облака, и на всем лежало мягкое золотистое свечение. Птицы исчезли, наверное, остров остался далеко позади. Он выпрямился, раскинул руки — и словно взлетел, и летел высоко над волнами, забыв про все на свете. Ветер ерошил волосы, высушивал и надувал рубаху на спине, окончательно стирая с лица остатки слез и воды. В нос били запахи соли, водорослей, нагретого дерева. И впервые за все время, что ему пришлось покинуть “Смелый”, здесь, посреди океана, Гарри на одну-единственную минуту стал счастлив. Далеко внизу загудел корабельный колокол — к ужину.