Золото морей

Несколько дней прошли почти спокойно: бриг бежал на запад, плавно качаясь на волнах, команда занималась рутинными делами, капитан изредка показывался на палубе или мостике. И если взглядывал на «Нюнчика», который обреченно драил доски или переплетал размочаленные концы канатов, обязательно хмурился и кривил губы. После позорной дуэли Гарри решил больше с капитаном не связываться и старался при виде его поскорее убраться подальше. Так продолжалось, пока однажды он не разглядел в море парус. — Эй, там, внизу! Справа по борту! — заорал с марса Виктор — вечный впередсмотрящий. Матросы сразу как будто подтянулись, сосредоточились. — Может, мальтиец? — Рон быстро дожевывал кусок галеты. — Сейчас боком повернет, и станет видно, — Ли Джордан смотрел из-под ладони. — Надо бы, надо бы, а то жаримся на солнце без дела, чисто дохлые рыбины, — Муди отхлебнул из фляжки и крякнул так, что Гарри едва не подпрыгнул на месте. Какой еще мальтиец, неужели снова пираты? Мало ему одного корабля, доверху набитого головорезами. Однако вскоре судно подошло ближе, капитан разглядел в трубу флаг и крикнул с мостика, что встречным курсом идет португальский торговец. Это было неопасно, а нападать пираты, по-видимому, не собирались, — наоборот, разом потеряли всякий интерес. Гарри спросил у пробегающего мимо Рона, отчего это. — Кому они нужны, — отмахнулся тот. — Видишь, идут к востоку — значит, издалека, и либо их уже обчистили пираты Братства, либо в трюмах, кроме крыс да червивых галет, ничего не осталось. А возят они в последнее время картофельные семена. — И умчался. Следом прошел серьезный Чарли, таща рыболовные сети. Гарри понял, что планируется якорная стоянка: пользуясь мягкой погодой и отсутствием ветра, спустят лодки и станут сетями ловить ставриду. Так уже было. Рыбу эту потом чистили по всему судну и солили, а ему приходилось отмывать палубу. Матросы во главе с Виктором перешнуровали по-новому основной парус. Бросили якоря. Гарри без дела болтался на палубе и наблюдал за суетой, потом вытянул шею: португальский корабль — двухмачтовик вроде их брига — проходил невдалеке. Различил на ярком синем фоне моря паруса, полощущийся в воздухе цветной флаг и желтые обшарпанные борта. За перилами раздался удар и сильный плеск, он глянул вниз. На воде подпрыгивала лодка, заваленная сетями, весла были брошены поверх них. И никого… Гарри посмотрел вдоль борта, сперва без всякой мысли. Матросы возились со второй лодкой: похоже, не получалось ее спустить; к ним подбегали и те, что спускали первую. И тогда он замер, глядя вниз. Может быть, не стоит терпеть до Азорских островов? В конце концов, что он теряет? Придирки и насмешки, положение бесправного не то пленника, не то обслуги, славу малька и Нюнчика. Гарри лихорадочно соображал. Времени думать, впрочем, не оставалось — португалец уходил. И он решился. Метнулся влево и, молниеносно перемахнув через поручень, полез по болтающейся лестнице. Тугие веревочные ступеньки резали босые ступни, но было наплевать: лишь бы скорее! И спустя секунду Гарри уже прыгнул в лодку, едва не перевернувшись вместе с ней на подкатившей волне. Отцепил от кормы конец каната, схватился за весла, и, даже не вставив их в уключины — некогда! — начал грести. И тут же вытаращил глаза: борт, от которого он отчалил, был выкрашен алой краской. Ну и затейник кэп! Тут же узнал наконец название: «Санто-Мунго». Но обдумывать все это было недосуг, и он заработал веслами, не жалея сил. Попытка попасть на торговца выглядела, очевидно, глупой и самонадеянной, однако рассуждать в тот момент Гарри не мог. Мокрый от пота и брызг соленой воды, он греб и поминутно оглядывался, далеко ли еще. Судно вроде приближалось — в конце концов, ветер дул слабый, и дурацкая затея догнать двухмачтовик на веслах могла бы удасться… если бы Гарри лучше умел грести. Глядя на красный бок «Санто-Мунго», он видел, как машут руками рыжие Рон и Чарли, но, ослепленный солнцем и клочками пены, срывающейся с концов весел, остальных лиц не различал — Стой, малек! — орал Чарли и махал, как бешеный. — Потопнешь, дурак! — Вернись! — вторил Рон. Другие тоже кричали и махали, и вдруг раздался выстрел, потом еще, по корме щелкнуло, Гарри в панике пригнулся — и упустил весло, которое медленно затянуло в зеленую глубь под днище лодки, не дотянуться. Над бортом брига расползался темный дымок. — Не стрелять! — вдруг добавился новый крик, и, всмотревшись до рези в глазах, по белой рубашке Гарри узнал капитана. Больше с корабля не стреляли. Гарри рывком обернулся на торговца — и обмер: тот был далеко, гораздо дальше, чем представлялось. Похоже, уходил наискосок в сторону, и плевать было португальцам на какого-то чудака в лодке. Возможно, и не заметили, а подать сигнал Гарри не догадался. Надо было захватить кусок зеркала, перед которым брились в кубрике. Вернуться на бриг казалось хуже смерти, но погибнуть в зеленоватых атлантических волнах судьба не позволила. К лодке, попрыгав с борта, уже плыли широкими гребками несколько человек. Через двадцать минут тяжело дышащего, мокрого, злого и перепуганного Гарри, подтолкнув в спину, поставили перед капитаном. Тот заложил руки за спину и молча рассматривал его. Непонятно было, насколько сердит: брови нахмурены, а губы кривятся в злобной ухмылке. Гарри вытер рукавом лицо и уставился в ответ. — Стало быть, решили удрать, — негромко проговорил капитан. — Сменить, так сказать, обстановку. Гарри промолчал. — Отчего вы решили, виконт, что можете распоряжаться собой? — Оттого что я свободный человек? — выдал он. — А не ваша собственность. — Когда вы где-то там, в вашей богом проклятой Британии, ступили на борт судна, вы осознавали, что вверяете себя в подчинение морскому уставу? А устав предполагает дисциплину и повиновение. — Я не матрос, — хмуро сказал Гарри. — И не солдат. — И не странствующий принц, — ответил Снейп. — Желаете покуролесить в свое удовольствие — зафрахтуйте, купите или постройте судно, повесьте флаг и вперед, в море. А здесь вы юнга — младший матросский чин и обязаны беспрекословно подчиняться боцману и мне. Я запретил покидать борт. Что именно непонятно вам в моих приказах? Не имело смысла в который раз объяснять, что не просился он в юнги, в гробу видал матросскую службу и желает лишь одного: исчезнуть отсюда. Знал, что ответом будет осточертевшее «нечего было забираться на мой корабль». И не возразишь. — Двенадцать линьков, — холодно произнес капитан, отходя. — Что?! — Гарри решил, будто не дослышал, а к нему уже хромал Муди. — Достукался, малек? — Вы не имеете права! — заорал он, бросаясь за капитаном. — Отчего же? — обернулся тот. — Нарушение приказа, да еще и кража лодки… По-моему, я довольно милосерден. Стоило бы всыпать все сорок горячих, виконт, да с вами припадок приключится. — Пошел к фок-мачте! — толкнул его Муди. — Живо! Уизли, Крэбб, Гойл! К экзекуции его! Остальным построение! Вокруг забегали, стали выстраиваться в длинную шеренгу вдоль правого борта. — Не пойду, — сказал Гарри, потея от ужаса и прижимаясь спиной к бочке. Здоровенные Крэбб и Гойл, усмехаясь, схватили за руки, без усилий проволокли через палубу и больно прижали грудью к мачте. Гарри ткнулся лицом в нагретое сухое дерево, попытался вырваться, но держали его крепко, не пошевелиться. — Примотать, что ли? — спросил за спиной Муди. — Не стоит, — отозвался со стороны равнодушный голос капитана. — Руки ему за мачту заведите. — Скидывай штаны, малек, — приказал боцман. — Слыхал или как? Иначе исполосуют портки в хлам, останешься голожопый. — Идите к дьяволу! — крикнул он и вновь рванулся. Тщетно. Уговаривать его, конечно, не стали — подошел Питер Петтигрю и, ухмыляясь и облизываясь, стал раздергивать шнурок его штанов. Вырваться Гарри вновь не позволили, лишь загоготали. Он отвернулся и встретил взгляд Рона, стоящего с краю шеренги. Тот ободряюще кивнул. — Не дрейфь, — сказал он. — Двенадцать счастливое число, все будет хорошо, вот увидишь. Прикосновение чужих потных ладоней к животу едва не вызвало рвотный спазм. Штаны упали на доски, и Гарри ощутил голой кожей ласковое дуновение ветерка. Задрали и рубаху. Никто больше не засмеялся; матросы, похоже, отлично осознавали, что каждый может оказаться на его месте. — Чарли, — заговорил капитан. — Спину не трогай, эти его ребра потом не соберешь, рассыплется, как куренок в супе. — Слушаюсь, капитан, — отозвался тот, а затем — без предупреждения! — ягодицы опалило хлестким ударом. «Раз!» — сказал нестройный хор. Гарри втянул сквозь сжатые зубы воздух и уперся лбом в мачту. Он не издаст ни звука! И если нет сил на сопротивление, остается одно — сохранять остатки гордости. — Два… Три… — считали матросы. Гарри молчал и лишь вздрагивал от каждого удара. Ни разу в жизни его не били. Дядя мог замахнуться, но всегда лишь кричал. Дадли иногда толкал, но и получал в ответ. В колледже Гарри никогда не оказывался даже на «скамье позора». И вот его полосуют грязные пираты... Унижение было столь велико, что он весь горел. Место, по которому хлестал Чарли, жгло как огнем. — Двенадцать! — выдохнули в строю, и через миг спину, зад и ноги окатили соленой водой. От разъедающей боли Гарри задохнулся. — Поднять якоря и спустить парус! — заорал Муди. Вокруг забегали, строй матросов распался, Гарри отпустили, и он чуть не упал — колени ослабли от напряжения. Натянул штаны и вновь едва не взвыл от боли. Он сомневался, что сможет сидеть. Двигать ногами было тяжело, однако он, ни на кого не глядя, пошел прочь. Встал у поручней. Сколько раз он уже оказывался здесь, обуреваемый тоскливой мыслью: судьба его зашла в тупик. И где он шагнул неверно, не понять. Неужто нужно было оставаться у дяди, наплевать на письмо от крестного и на шанс изменить все? Хорошенькая была бы у него жизнь. Ведь даже Невилл, у которого за душой ни гроша, решился на побег из опостылевшего дома. И наверняка над ним судьба сейчас так не издевалась. — Урок пойдет впрок, надеюсь? — спросил за спиной капитан. Гарри сжал челюсти, медленно повернулся и взглянул на своего мучителя. Тот был в расстегнутом камзоле, с трубой в опущенной руке. — Стоять можете, виконт? — Могу, капитан, — ровно ответил Гарри. Он не отворачивался, не отводил глаз, но смотрел сквозь Снейпа. — Разрешаю вам дополнительную порцию за ужином, — сказал тот после паузы. — Не стоит беспокоиться, капитан. Нет аппетита. — Это была правда, Гарри тошнило при мысли о еде. Кэп помедлил. — Что ж, как угодно, — сказал он наконец. И пошел прочь. И тут же закричал на матросов: — Крам, Томас! Куда грота-рей вдвоем тянете, перекосили все! Кильнуться решили? Еще пятерых взять в помощь! Судно вставало под ветер, качало все сильнее, и вместе с качкой нарастала тошнота. Гарри оторвался от поручней и побрел, хватаясь за перегородки, в камбуз — напиться воды. Добби, потрошивший зверски страшную рыбину, глянул с сочувствием, однако промолчал. Видимо, жалеть наказанных не полагалось. Зачерпнув кружкой из бочки, Гарри стал глотать невкусную теплую воду с примесью рома. Мутило от нее еще хуже. Стараясь удержаться прямо, он потянулся повесить кружку на крюк, потерял равновесие и упал, пребольно стукнувшись плечом об угол стола. Но качка тут была ни при чем: закружилась голова. — Иди лучше приляг, — сказал Добби, весь в рыбьей крови и оттого тошнотворный. — Ты белый, как молоко. Как добрался до кубрика, Гарри не помнил. Кажется, встречались люди и что-то спрашивали, но он упорно тащился дальше и, наконец, почти съехал по трапу, не опустив за собой крышку люка. Внизу попробовал влезть в койку и понял, что не получится: боль в известном месте не давала как следует извернуться. Тогда он пробрался между бочками дальше в трюм и свалился на груду пустых мешков, крепко пахнущих разогретым песком и морской солью. Днище корабля под ним уходило, проваливалось в бездну, затем вздымалось как будто к самому небу и снова вниз, так глубоко, что туда не проникает солнечный свет и лишь морские чудовища снуют во мраке… Он забылся тревожным, больным сном, в котором, как в горячем киселе, плавали зубастые рыбины и все грызли и грызли многострадальную задницу. Он стонал, пытался изменить положение, чтобы облегчить боль, но делалось только хуже. Вдруг запахло резким, кислым. С трудом разлепив ресницы, Гарри смутно увидел над собой в полумраке, прорезаемом лучами солнца из щелей, белобородое лицо. За спиной Альбуса маячил еще кто-то. — Сейчас станет лучше, дорогой виконт, — старый лекарь приложил к его лбу мокрую тряпку. Вонь шибанула в нос, Гарри сморщился и чихнул. — Ничего, ничего… Это уксус. Он погасит жар. Добби, прими бутыль. Кофе готов? — Да, сэр. Сейчас принесу. — Что со мной? — слабо проговорил Гарри. — Горишь весь, — озабоченно сообщил Альбус. — Ну-ка… Он вновь намочил в кружке с уксусом тряпицу и стал обтирать Гарри лицо. Воняло гадостно, но голова больше не кружилась. Однако стала пробирать дрожь — и это несмотря на духоту. Рядом замяукала кошка, и Альбус шиканьем прогнал ее. Принял из рук вернувшегося Добби кружку. — Вот, выпейте, виконт. Он даст вам силы. Альбус помог приподняться. Душистый запах кофе перебил уксусную вонь и, казалось, вплыл прямо в мозг. Гарри с трудом выпил горьковатую терпкую жидкость. Наконец отдал пустую кружку и свалился на мешки. Глаза закрывались. Еще какое-то время воняло укусом, потом все исчезло. И вдруг, через бесконечные, томительные часы полубреда, он, резко пробудившись, вздрогнул от нового ощущения — прохладной ладони на пылающем лбу. И, не открывая глаз, еле слышно застонал от нахлынувшего облегчения. Ладонь тут же пропала. — Как его угораздило? — спросил голос, кажется, капитана, и Гарри сквозь морок помертвел. — В этакую жару. — Нервная горячка, — ответил Альбус. — Парнишка сильно переживает. Зря ты с ним так поступаешь. — Я не обладаю изуверскими наклонностями, — сказал капитан. — Чарли хлестал его в четверть силы, почти гладил, не о чем говорить. Нельзя оставлять проступки без наказания, иначе всякий решит, будто у меня на борту можно творить что вздумается. — Он из другого теста, не чета твоим матросам. — Из какого же, позволь узнать? На шпагах дерется, по реям лазает, как мартышка, лодку угнал… Что с ним не так? — Твои матросы все как один толстокожие. Он не такой. — Какие нежности! Ну так нечего ему в море делать, столь нервическому. — А ты вспомни себя в его годы, — тихо сказал лекарь. — Да ты и сейчас чуть что за платок хватаешься. Ответ последовал через паузу, о другом и весьма желчным тоном: — Кофе кто позволил брать? Воду тратить? Добби самовольничает? Высеку и этого мерзавца! — Успокойся, — по-прежнему тихо проговорил Альбус. — Я попросил. После этого голоса стихли. Гарри дремал и все гнал мысль, нудно пробивающуюся сквозь горячечную пелену: зачем чертов капитан спускался к нему? * * * Проснулся он в тишине. Замерло все: «Санто-Мунго», солнечные лучи, бьющие через щели; и даже пылинки в этих лучах висели абсолютно неподвижно. С минуту Гарри рассматривал стены трюма, пытаясь понять, почему лежит на груде пыльных мешков средь бела дня, потом пошевелился, застонал и вспомнил все: порку, оглушающий стыд и жалящую боль. А после — запах уксуса, кофе и прохладу ладони на лбу, разговор о нервичности и каких-то платках. Но не успел сползти на пол, как застучали шаги — кто-то спускался в трюм. Мурлыкая песенку, с трапа спрыгнул кок, прошлепал босыми ногами в дальний угол и там завозился. — Эй, Добби, — окликнул Гарри, приподнимаясь, — как там, наверху? Хотел спросить, не слишком ли зол кэп, но не стал. Кок от неожиданности ойкнул, подпрыгнул, по полу покатилась миска, а он рухнул на колени. — Добби просыпал перец! Ох, какой плохой Добби! Перец такой дорогой. Что скажет кэп? «Бери по капельке», говорил он, а Добби все испортил! Гарри присел рядом и увидел на досках стручки, похожие на бобовые, но багрового цвета. — Руки убери, — насупленно буркнул Добби, — перец не для того, чтоб ты его в щели засыпал. — Откуда у вас перец? — спросил Гарри, удивленный, что он трясется над стручками. Ответом был такой снисходительный и одновременно презрительный взгляд, что он догадался: — Украли! Но это же бесчестно! Добби вновь посмотрел, как на слабоумного, и, бурча и вздыхая, полез наверх. У люка обернулся: — Чего замер, пойдем в камбуз, кэп велел Добби накормить тебя, как очнешься. Сутки не жрамши тут лежал и стонал. «Лучше бы кэп был такой добрый, когда удары отсчитывал», — ошалело подумал Гарри, но спохватился, что, если сейчас проворонит обед, следующий будет нескоро. Наверху его встретили прохладный ветер и Чарли, сматывающий канат в бухту. — Живой, — кивнул он. — Молодец, малек, считай, причастился. Гарри поискал глазами капитана, нашел его стоящим с подзорной трубой на юте и, пока тот не вздумал посмотреть на палубу, юркнул вслед за коком. Он получил миску белого риса, но не успел погрузить ложку, как Добби, раскрошил подобранный с пола стручок и щедро сыпанул в еду. Голод был зверским, и, поколебавшись всего секунду, Гарри сунул ложку в рот. И подскочил как ужаленный. — Господи, — простонал он сквозь слезы, — что это? — Лучшее лекарство, — Добби горделиво поднял вверх палец. — Верное средство от любой лихоманки. — И, заметив, что Гарри смотрит с негодованием, припечатал: — И от глистов! Оказалось, что если перемешать, а потом глотать не жуя, то перченый рис вполне съедобен. Все еще пламенея ушами и дыша ртом, Гарри выскочил из камбуза и тут же натолкнулся на кэпа. Тот выглядел необычно: подвязал волосы красной косынкой, отчего его профиль казался хищным, как у орла, да расстегнул рубашку, так что Гарри едва не ткнулся с разбегу в голую грудь. Рядом стоял Муди. — Виконт, — кэп приклеился взглядом к покрасневшим ушам, — рад видеть в добром здравии. Гарри открыл рот, чтобы сказать что-то дерзкое и злое, но поймал выражение лица Муди и понял: сболтнет сейчас лишнее, и не видать ему ничего, кроме ведра и тряпок, до конца плавания. — Благодарю, — процедил он холодно. — Ну коли так, приступайте к обязанностям. Гарри, которого заворожили щекочущие голую капитанскую шею концы косынки, едва смог отвести от них глаза. — Что? — Ты оглох, юнга? — не выдержал Муди. — Ведро в зубы и работать. Через минуту Гарри, склонившись над перевернутой лодкой, широким ножом счищал с днища присохшие водоросли и ракушки. Рядом крутился Рон. — Я же говорил, что это счастливое число. Подумаешь, сесть не мог, ерунда. Чарли знаешь какой? Полгода назад отправил на тот свет беднягу Флетчера тридцатью пятью ударами. Рон невозмутимо почесался под пристальным взглядом Гарри. — То есть как — отправил на тот свет? И капитан не вмешался? Ответный взгляд был очень похож на взгляд Добби там, в трюме: словно он произнес такую нелепость, что и смеяться-то стыдно. — Кэп сам отсчитывал удары. Чарли умеет пороть так, чтобы каждый раз вырывать кусок мяса. Смотри, больше не буянь, а то угостит тебя братишка плеткой со всем уважением. Гарри вновь заскреб ножом по лодке. Как же так? Ладно кэп, он международный преступник, но балагур и весельчак Чарли? Неужели и он хладнокровный убийца? А если бы плетку дали Рону, он бы тоже порол до крови и мяса и после не терзался совестью? — За что убили того Флетчера? — Воровал, — просто ответил Рон. — Но вы тут все воруете, вы же пираты! — Он запустил лапу в общую казну. У своих украл, нарушил Кодекс. Все было запутанно. Какой-то Кодекс, правильное и неправильное воровство, кэп в красной косынке. Откуда взялся образ кэпа, было непонятно. «Ну и носяра, — зло и бессильно думал Гарри, — такой кривой клюв и под шляпой не спрячешь. И косица, тьфу, с крысиный хвост». Мысленно отомстив кэпу таким образом, он успокоился и сосредоточился на работе. Вперед, назад, стряхнуть грязь в ведро, вперед, назад, протереть лезвие мешковиной. Устроившись на полубаке, в отдалении от всех, он скреб лодку, не замечая ничего вокруг, и очнулся, когда почувствовал спиной напряжение и нервозность.