Золото морей

— Э-э-э, простите, — невнятно пробормотал Гарри, выпрямляясь и вновь хватаясь за дверную створку. В каюте по сравнению с тем, что творилось на палубе, было тихо и благообразно. В открытое окно врывался свежий воздух, теплилась подвешенная на крюк лампа, стол был завален картами и книгами, среди книг стоял кубок. — Ром? — спросил Гарри, тыкая пальцем. Кэп в полурасстегнутой рубахе, с небрежно повязанной на шее красной косынкой, не отрывая пронзительных глаз от его лица, покачал головой: — Я не пью это пойло. А вам, как вижу, уже влили в глотку? — У вас на судне сброд! — объявил Гарри, делая шаг к столу. — Вы образв… образованы, вот у вас книги, а плаваете с-с-с…со с-сбродом. Почему? Кэп отложил книгу, которую, видимо, читал перед его приходом, и откинулся в кресле, скрестив руки на груди. — Возможно, потому, что не существует грамотных матросов вроде вас, виконт? — Но это неправда! — Гарри сделал еще шаг и тяжело оперся на стол. — Вы обобрали мальтийских госпитальеров, а они благородны. И они плавают. — Ходят, а не плавают, юнга Поттер, — отрезал кэп. — Терминологию пора знать. А насчет их благородства я бы поспорил. Что вам известно об Ордене? О, молчите! — он взмахнул рукой в широком рукаве. — И сам знаю, в книжках одно и то же: рыцари моря, защитники торговых путей, дающие отпор турецким разбойникам. Братство во Христе. Чушь! — П-почему? — поразился Гарри. — Потому что вы плохо учили историю Европы, виконт. — И кэп продолжил, сам вдруг сделавшись похож на преподавателя: — Красиво — белый крест на алом флаге! Светлые идеи, выбитые в камне в назидание потомкам! Золото морей! Рыцари, чтоб их кракен сожрал всех до единого! А на деле — воры, взяточники и подлецы. Да чтоб вы знали, госпитальеры сами первые пираты. Начинали с этого, перебив всех честных торговцев Турции и Магриба, да и сейчас не гнушаются дармовой добычей. — Как и вы! — уточнил Гарри. — У меня свои резоны, — скривился кэп. Взял кубок, отхлебнул и скривился еще сильнее. — И турков я не трогаю, хотя и стоило бы. Нажива же — последнее, что меня интересует. — Вы тоже не гнуш-шаетесь. Убивать. — Я никого не убивал, — отозвался кэп, гипнотизируя его взглядом поверх кромки кубка. — А вот меня пытались, и не раз. Что вы тут изображаете королевского судью? Вы кем себя возомнили? — Я человек, — огрызнулся Гарри. — И понимаю, что нельзя отправлять других людей на верную смерть. Он выдал это запальчиво и вдруг все испортил икотой. Зажал себе рот и чуть не упал, отпустив стол. Капитан вновь скривился: — По-вашему, госпитальеры невинные агнцы? Не хотите узнать, скольких они отправили на верную смерть? Гарри немного подумал — насколько позволял туман в голове. — Ч-что же вы там делали? — В Ордене? — кэп стукнул кубком по столешнице, отвернулся к окну, и ветер взлохматил выбившиеся из косицы черные пряди. — Постигал науку лицемерия. Гарри совсем навалился на стол — ноги отчего-то не держали. И не сводил глаз с мрачного лица капитана. Вопрос, который так и вертелся на языке, все-таки сорвался — и он брякнул: — Кто такой Барти? Кэп отворотился от созерцания черного неба и уставился исподлобья. Лицо его в тусклом свете лампы стало еще мрачнее, хотя куда уж больше. — А вам что за дело? Гарри хотел пожать плечами, рука сорвалась с края стола, и клятый корабль выбрал именно этот миг, чтобы накрениться. — Может, стоит присесть? — кэп кивнул на второе кресло, занятое, впрочем, одеждой — пара рубашек и сверху шляпа. — Б-благодарю, я могу п-постоять, — чтобы доказать это, Гарри отпустил стол и вдруг неудержимо повалился, повинуясь внезапному головокружению и усилившейся волне. Извернулся, чтобы не упасть — и упал еще хуже, чем изначально мог бы: на колени капитана. Самое ужасное, что встать никак не получалось, а кэп и не думал помогать. Напротив: зловеще ухмыльнулся и раскинул руки в стороны. — Я не при чем! Сами упали! Вижу, вы не столь ловки, виконт, как можно подумать, глядя на ваши выкрутасы на реях. Ну что же вы? Поднимайтесь. Судно все еще кренилось. Упершись в кружевную грудь, Гарри почувствовал пальцами голую кожу в распахнутом вороте, отдернул руку, сполз вниз, невольно хватаясь за костлявые капитанские колени, и только потом наконец откатился в сторону. Кэп не стал это комментировать, Гарри лишь услышал, как шаркнуло, отодвигаясь, кресло, когда тот встал. Приподнял его под мышки и усадил на привинченную к полу койку. Было невыносимо стыдно и муторно. Как бы не извергнуть из себя ром вместе с галетой прямо на постель! Видно, прочитав по лицу его мучения, капитан сжалился: отошел и тут же вернулся с кружкой. Гарри вцепился в нее и с наслаждением, в три глотка, выдул прохладную воду. Поднял голову. Кэп стоял над ним, расставив босые ноги и уперев руки в бока. — Кракен правда существует? — еле ворочая языком, спросил Гарри ни с того ни с сего. — Лично я не видел, а вот ирландские моряки... — не шелохнувшись, ответил кэп. — А. Хорошо, что мы не ирландцы. Тогда я п… п-п-пойду. — И он поднялся с койки. — Стоп. — Кэп перехватил его и с силой усадил обратно. — Куда собрались, виконт? К пьяным матросам в кубрик? Они вас ждут не дождутся. — Побьют? — Захотят, так и побьют. Но, полагаю, на это у них сейчас куражу нет. Сначала будут веселиться до рассвета, потом свалятся спать. — Скоты ваша команда, капитан, — искренне, но не вполне соображая, выдал Гарри. — А вы мне всч... всучили монеты, чтобы я стал одним из вас. Это подло! — Мы пираты, — жестко напомнил кэп. — И нечего тут разводить антимонии, виконт. Вас никто не приглашал на «Санто-Мунго». — Слышал уже это, — проворчал Гарри. Глаза закрывались, а чертов кэп все не унимался: расхаживал по каюте, гремел кубком, двигал кресло. И океан расшумелся: волны, казалось, хлопались об обшивку прямо под окном. Гарри сидел, зажмурившись, и качался вместе с койкой, каютой и всем кораблем. Потом вроде бы качнуло особенно сильно, и он рухнул, как с ледяной горки, лицом в плоскую подушку. От наволочки пахло кофе и мылом. И все качало, качало вверх-вниз, как в огромной колыбели. От этой непрестанной, утомительной качки заныло в висках, и боль пробивалась даже сквозь сон. Наконец вместе с болью ночную тьму пробил яркий солнечный свет, и оказалось, что наступило утро. Гарри сел и, застонав, схватился за голову. Широко раскрытыми глазами оглядывал он просторную каюту капитана. В окно лилось утреннее солнце, золотыми пятнами ложась на дощатые стены, пестрый ковер на полу, сундуки, книги и отражаясь ярким бликом в зеркале на полочке. В кресло был небрежно брошен капитанский камзол. Гарри поморгал: стол был пуст, если не считать кофейника и кружки. Карты исчезли. Он, морщась от боли и тошноты, сполз с койки, ведомый сильной жаждой. Потрогал кофейник — теплый. Заглянул под крышку, но там оказалось пусто. Кэп и не подумал оставить хоть глоток. Гарри вышел за дверь, в солнечное утро, в ровный шум океана, гул парусов и разноголосицу работающих матросов, и отправился за водой. По дороге раздумывал: что двигало капитаном, когда тот, обнаружив юнгу в койке, не выкинул за шкирку вон, как паршивого кота. Вчерашний вечер помнился смутно: кажется, он изрядно надерзил и, кажется, кэп не разозлился. Лучше бы наорал или оскорбил, как водится. Или дал по морде. А то теперь терзайся стыдом — и перед кем, перед пиратом. Тьфу. Не сделал Гарри и десяти шагов, как на беду повстречал Муди. Вот кого никакие попойки не сломят: вперил свой злобный глаз и велел идти убирать на палубе. Все оставалось обычным, кроме странного стеснения в груди. И оно было связано с капитаном.

* * *

Казалось, морская болезнь вернулась — внутри, в такт океану, поднималась и опускалась волна тошноты. Гарри не знал, что делать: свеситься за борт, забиться в угол трюма или лечь на палубе и притвориться мертвым. Последним занимались многие из команды. Под сенью парусов, в накинутых на головы рубахах и куртках, лежали тела. Некоторые он огибал, о некоторые спотыкался, и тогда из-под куртки неслись ругательства или стоны. В лодке спал Чарли, рядом, сидя, — Питер, на того завалился кабанообразный Гойл или Крэбб, и, казалось, придавил насмерть. Добби лежал у пушки, обхватив лафет, и Гарри едва не наступил на него, приняв за мешок с песком. Он брел к носу корабля и был противен сам себе, во рту стоял гадкий привкус, сердце стучало как ненормальное, тряслись руки, но самое ужасное — он чувствовал затылком, что на него смотрит кэп. Гарри не видел, но точно знал, ощущал каждым вставшим дыбом волоском: стоит на юте в красной косынке и расстегнутой рубашке, прожигает невозможно черными глазами в нем дыру и, наверное, смеется, вспоминая, как его юнга жалко напился и беспомощно уснул в капитанской кровати. Да что вспоминать: он и сейчас, жалкий и ничтожный, бредет, чтобы спрятаться за пушкой и вытошнить все вчерашнее. Гарри все-таки обернулся — для этого пришлось опереться на фок-мачту, иначе подлый организм не отличал верх от низа и казалось, будто летишь вверх тормашками. Кэп стоял на юте. Без косынки, с непокрытой головой, в застегнутом на все пуговицы расшитом жилете, он совершенно точно смотрел на него. Спрятавшись за крайней пушкой, Гарри свесил голову за перила, вспомнил запах вчерашнего пойла и долго содрогался, клянясь в душе больше никогда не брать в рот спиртного. После чистил зубы найденным за пушкой песком и умывался из бочки. Он ощущал себя липким и грязным, от него будто несло за милю, но, даже раздевшись и облившись до пояса, чище себя не почувствовал. — После обеда спустим в воду парус. Сможете смыть с себя следы вчерашней пьянки. Подкравшийся неслышно кэп встал за спиной и смотрел, как Гарри застегивает рубашку. Извиняться за свой нетрезвый вид перед капитаном похмельной команды было бы странно, а вот за то, что занял постель, наверное, нужно. — Прошу прощения, я стеснил вас ночью. Это недопустимо. Кэп прервал взмахом руки. — Не нужно извинений, виконт. Вы едва ли меня стеснили, да и рухнули в мою кровать не сами, это я уложил вас, чтобы не шатались по судну и спьяну не свалились за борт. Но не терзайтесь: кофе хорошо снимает сон, и ложе мы с вами не разделили. Кэп взглянул вроде как с гримасой отвращения и отошел. А Гарри остался краснеть от унижения. Кэп явно намекал на идиотский вопрос насчет Бартемиуса Крауча... Позор. Вломился пьяный, упрекал и расспрашивал о личном. Рассерженным кэп, впрочем, не выглядел, наверное, Гарри слишком смешон, чтобы разозлить. Обед, как ни странно, состоялся. Добби нашли под пушкой, вылили на него два ведра воды и отправили в камбуз. Помятый и опухший, он отказался готовить, еле выволок ящик с галетами и кусок солонины и пожелал команде, чтобы та подавилась. Пираты постепенно оживлялись, Гарри тоже почувствовал себя лучше и уже с интересом смотрел, как готовятся к обещанному купанию. Кораблю снизили скорость. У нижнего паруса отцепили верхние углы, привязали их к рее фок-мачты и опустили парус в воду так, что получилась необычная и ненадежная на вид купальня. — Эй, грязнули! Вот вам мыло, — раздался над самым ухом голос кэпа. — Утопите — будете нырять, пока не достанете. — И бросил вниз мешочек. — А вы, виконт, что стоите? Хотели отмыться? Я постарался, как мог, пользуйтесь. Гарри только неопределенно качнул головой. Он прикинул свои шансы не утопиться посреди океана в привязанной к четырем канатам тряпке и решил, что лучше еще раз обольется из ведра. Но вот первая партия купальщиков с гиканьем и воплями живо попрыгала в воду, и стало завидно. В этом подобии большой ванны сейчас плескались среди прочих и Рон, и Добби. Один намыливал голову, другой кинулся стирать, и Гарри уже почти решился присоединиться. Однако заметил, как там же барахтается Питер: встречаться в чем мать родила нос к носу с тем, кто тебя на дух не переносит, совсем не хотелось. — Вы что-то тоже не торопитесь, капитан, — нехотя ответил он. — Мы с вами пойдем в следующей партии. Первые могут приманить акул, поэтому второй заход для самых смелых. И отошел, оставив Гарри стоять с открытым ртом и глядеть в воду. Ванты были завешены постиранными рубахами, как задний двор тетки Петуньи, первые купальщики растянулись на горячей палубе, а у борта снова появился кэп и принялся развязывать пояс. В парусе плескались теперь Чарли, Крэбб, Гойл, Ли Джордан, матросы, чьих имен он не помнил; снова мылили головы, стирали штаны и рубахи, переругивались. Гарри оглянулся. За спиной Муди плескал на себя из бочки, категорически отказавшись мыться в океане, на баке мелькнула одетая Тонкс. — А что, она не придет? — спросил Гарри, взявшись за шнурок и в смятении наблюдая, как кэп в двух шагах от него выпутывается из рубашки и штанов. Что именно он спросил, понял, когда неподалеку загоготал Муди, а кэп скривился: — А вы не столь невинны, как кажетесь. Но, боюсь, от ее вида наши бравые ребята проткнут кое-чем парус и мы останемся без грота. Придется натягивать на реи ваши штаны. Гарри покраснел, словно опять глотнул перца. Кэп язвил, кэп раздевался догола всего в паре футов и нимало не стеснялся. И если бы перед тем же Роном, или Томасом, или еще кем Гарри бы и сам разделся совершенно свободно, то сейчас было трудно: шнурок никак не хотел развязываться, взгляд отчего-то то и дело проезжался по загорелой спине кэпа, по светлому кривому рубцу на правом боку — «от сабли», екнуло сердце, по голым ногам и белому заду. Особенно по нему, как нарочно. А кэп, не замечая терзаний, стянул с волос ленту и вдруг легко и красиво кинулся в океан; исчез в голубой ряби; вынырнул только через минуту, когда Гарри уже совсем собрался звать на помощь, и в несколько гребков достиг купальни. Если Гарри все еще хотел помыться, решать было нужно быстро. Он скинул одежду, потоптался для храбрости у края, посмотрел вниз и начал слезать по веревочной лестнице. Прыгать красиво, как кэп, он не умел, а лететь кулем и плюхаться с брызгами на глазах у всех не хотелось. В парусе оказалось необыкновенно — скользко и шатко. Вокруг голубого пятачка чернел глубокий страшный обрыв. Один шаг — и затянет, засосет в глубину. И уже тянуло, Гарри чувствовал течение, все ближе подбирался к страшному краю и не мог остановиться. — Виконт! — услышал он и с трудом отвел глаза от пропасти. Кэп, не похожий на себя, с мокрыми, липнущими к шее волосами, манил к себе. — Это зов океана. Вернитесь, мне бы не хотелось потерять вас, кто тогда станет драить палубу? Гарри повернулся лицом к кораблю, но теперь ему то и дело на глаза попадался кэп, и перестать смотреть на него было так же трудно, как сопротивляться течению. Тот фыркал и тряс головой, окунался и отплевывался, словом, вел себя совсем как обычный человек, как матрос вроде Рона. Неулыбчивый, как обычно, но без пиратской одежды и сапог, с мокрой головой, весь в брызгах и солнечном свете, он вызывал желание смотреть не отрываясь. И Гарри смотрел. — Ждете мыло? — спросил тот вдруг, неправильно истолковав интерес. — Держите, и советую вымыть голову — мне в команде гоблины не нужны. Через минуту кэп ополоснулся и начал взбираться на борт, и все, что в приличном обществе джентльмены скрывают штанами, замелькало у Гарри над головой. В смущении он отвернулся и замер: вокруг мельтешили рыбки. Они переливались розовым и голубым, тыкались в ладони и живот и уносились дальше. Гарри ловил их в пригоршни, выбрасывал из паруса, а они заплывали вновь, и эта игра никак не могла ему наскучить. Очнулся, когда кэп крикнул: — Виконт, купание окончено. Живо наверх! После он, как прочие, лежал на горячих досках, смотрел, как ставят на место грот, как тот лениво надувается, поливая тех, кто внизу, настоящим дождем, жмурился от небесной синевы и водяных отблесков, дрожащих на палубе, и с удивлением чувствовал, что в эту минуту ему хорошо на «Санто-Мунго». Потекли дни, жаркие, ленивые. Навстречу никто не попадался, лишь однажды на горизонте мелькнула эскадра из четырех кораблей, и настроение сразу изменилось. Гарри снова почувствовал всеобщее напряжение. Виктор Крам застыл на марсе, кэп и Муди по очереди смотрели в трубу, а Чарли вполголоса переговаривался с Тонкс: — Все готово? — Да. Ненавижу это барахло. — Ну отчего же, на твои панталончики я бы взглянул. Покажи? Все равно своего министра ты пока не дождалась — Я тебе череп проломлю, Уизли. Смейся сколько хочешь, но замуж я пойду за губернатора, не меньше. — Да у тебя губа не дура, Тонкс. Но эскадра шла под португальским флагом и постепенно уходила вправо, и все снова расслабились, зашумели, кэп убрал трубу, а Виктор спустился на палубу и предложил сыграть в карты. Благодушие овладело командой до такой степени, что, когда Гарри, поставленный караулить косяк ставриды, упустил его, над ним только посмеялись, в шутку предложив засолить вместо рыбы, да щелкнули по носу за невнимательность. «Санто-Мунго» шел прямым курсом на Азорские острова, чтобы продать ненужное и запастись продуктами и водой на долгий переход, — так понял Гарри из обрывков разговоров Муди и Чарли, которые были тут главными по части продовольствия. «Куда же они отправятся после?» — думал он, спрятавшись между пушек и почесывая за ухом Минни. «Санто-Мунго» в пути уже шесть или семь дней и, кажется, это считается плевым делом и приятной прогулкой. На сколько же растянется «долгий переход», обещанный кэпом? На месяц? Гарри неуютно ежился и раз за разом приходил к мысли, что самое верное — попробовать еще раз сбежать на Азорах. На многолюдном рынке будет несложно затеряться; кое-какие деньги у него теперь есть, не бог весть что, конечно. А значит, разумнее оставшиеся дни вести себя тихо, не нарываться на неприятности и делать вид, будто смирился с участью. Гарри вздыхал, но поднимался и шел скручивать канаты или помогать Добби. Но даже в самые неудачные дни он замирал от восторга от того, что видел вокруг себя. Его покорили рассветы, когда невозможно взглянуть на восток и море — будто расплавленное серебро; он любил полдень, когда в бездонном синем небе появлялись и исчезали барашки облаков, а в океане вдруг проносился серебристый косяк; он подолгу стоял у борта на закате, смотрел на расходящийся кильватерный след и не мог надышаться соленым ветром. Не хотелось проводить ночи в душном кубрике, когда над головой должно быть черное небо с россыпями звезд, и однажды, услышав, что ночную вахту несет Рон, он выбрался из жаркого корабельного брюха в упоительную, тихую, теплую ночь. — Пороть тебя надо чаще, — буркнул Рон, но прогонять не стал, и Гарри устроился на лафете одной из пушек. Черная роскошная ночь накрывала их, будто куполом, гася плеск волн. Гарри вспомнил позабытую в круговерти событий Гермиону: как ловко она управлялась с погодой. Нашла ли она родных? Вот бы ее сюда, на «Санто-Мунго» — дунуть, плюнуть и развернуть корабль к Британии. — …это плохо, — вдруг перебил его мысли Рон. — Что плохо? — Говорю, попутный ветер уже неделю. Ни штиля, ни волнения хоть какого. — Чем же это плохо? — Примета, — Рон важно поднял вверх палец. — Если неделю от начала путешествия все гладко, дальше жди беды! — Да ну тебя, — рыжий своими приметами портил настроение не хуже чокнутой Трелони в Портсмуте. — Лучше хорошую расскажи. — Хорошая тоже есть, — Рон сунул в рот щепочку и задумчиво уставился в небо. Гарри посмотрел тоже, но, кроме звезд, ничего не увидел. — Я слышал, есть такая штука — летучий корабль. — И выразительно посмотрел на Гарри. Тот молчал, и он продолжил: — Является на закате, распускает черные паруса и летит. — Летит. Корабль. — Гарри не знал, смеяться или сделать вид, что верит. — А вот летит. Может, на крыльях, может, волшебный. А главное, на нем два капитана, белый и черный. Увидишь за штурвалом белого — на счастье, черного — к беде. — Черного я вижу каждый день, без всякого летучего корабля, — пробормотал Гарри. — Вот уж точно к несчастью. Рон хмыкнул и растворился в темноте; где-то стукнуло ведро, плеснула вода. Гарри побрел вниз, в кубрик. А ведь белого он тоже видел. Командор Люциус Малфой в белых бриджах и парике чем не второй капитан, да что-то вот не принес он никакого счастья. Но хотя бы обещал. На следующую ночь Гарри снова сидел на том же месте, но вахтенный Томас оказался не из болтливых, а когда стукнула дверь капитанской каюты, сердце трепыхнулось и ушло в пятки. На счастье, оттуда вышел не кэп, а старый Альбус. — Не спите, юноша? Что же вы? Сон, как красивая девушка, предпочитает являться к молодым и укладывает их в постель куда резвее нас, стариков. Он не гнал Гарри в кубрик, и тот, осмелев, пошел следом. Они пробрались ближе к носу и устроились — Альбус сел на ящик, Гарри встал у поручня. — Какие звезды! — вздохнул старик. — Я прожил семьдесят лет, пятьдесят из них — на море, но до сих пор, кажется, не насмотрелся. Когда буду умирать, буду сожалеть только об этой красоте. — И не успел Гарри открыть рот, продолжил: — Смотрите: Волопас, Северная Корона, Большой Пес, а на его холке видите — Сириус. Альбус увлеченно водил пальцем, а Гарри не мог проглотить в горле ком, чтобы сказать, что не видит: потому что услышал имя, которое стало не просто родным, но его символом освобождения из унизительного плена. Он стремился к нему всем сердцем, но, казалось, допрыгнуть до яркой точки в небе куда проще, чем добраться до Барбадоса и обнять своего крестного. Гарри сморгнул пелену. — Откуда вы знаете про звезды, вы же лекарь? — спросил он, чтобы отвлечься. — Лечить меня заставили обстоятельства, а изучать звезды было моим призванием. Я много лет преподавал морское дело в навигацкой школе Гринвича. Имел счастье два года обучать там и нашего капитана. Собственно, я и повинен в том, что Северус оказался в Ордене. Он считал, что должен мне, а я как раз вербовал новых морских офицеров. Гарри так и сел. Ну и Альбус, просто бочка сюрпризов. — Значит, он благородного происхождения, я так и знал! — Ну конечно. Госпитальеры никогда не примут в свои ряды простолюдина. — И как он учился? Гарри надеялся позлорадствовать, когда Альбус признается, что учился кэп плохо, но ошибся. — Прекрасно! Лучше него был только один юноша — когда все брали усердием, тот брал несомненным талантом. — Альбус вздохнул и закрыл глаза. — Томаис Риддл. Как горько сознавать, что лучший ученик, будущий блестящий флотоводец спустил карьеру псу под хвост и превратился в работорговца. Северус рассказывал, вы тоже имели несчастье с ним познакомиться? Гарри вскочил с бочки так резво, будто из нее вдруг вылезли гвозди. Судьбы так причудливо переплетались и завязывались в узлы, что оставалось только удивляться. Сидящий перед ним старик когда-то был учителем и членом Ордена и вкладывал в головы Северуса Снейпа и Султан-бея навигацкие науки. И оба они стали пиратами. — Но этот Томаис, он же турок! — Ну и что? Известная фамилия и большие деньги открывают любые двери. — Отчего вас сослали на необитаемый остров? — спросил Гарри, чтобы нарушить повисшую тишину. Спать все еще не хотелось. — Так же, как и наш капитан, я пошел против высших членов Ордена, но оказался недальновидным и не успел сбежать. Северус полгода разыскивал меня среди клочков суши в Средиземном море, считал, что тем восстанавливает справедливость. И нашел! Если б не он, я бы уже умер. Я прошу его отвезти меня на мою землю, где спокойно мог бы дожить оставшиеся годы, но не помню, где она находится. А он утверждает, что без нашего с ним ежевечернего кофе от «Санто-Мунго» отворачивается удача. Это так жестоко, предлагать мне кофе на ночь! Идите, виконт, а я посижу еще.