Золото морей

Ночью, ворочаясь на своих мешках в кубрике, Гарри пытался вспомнить, кто сегодня несет вахту. Вроде бы за штурвального — Тонкс, а это значит, что можно выбраться из вонючего корабельного нутра под звезды, и та, если у нее не дурное настроение, вполне может не прогнать, а переброситься словечком. Он ошибся: Тонкс за штурвалом не было — за ним не было никого. Брошенный корабль то ли уже сбился с курса, то ли еще нет. Только днем кэп пообещал, что гладко не будет, и вот теперь “Санто-Мунго” болтается посреди океана без рулевого. — Эй, есть кто? — окликнул он негромко и, не получив ответа, растерялся окончательно. Что же делать? Будить команду? Кэпа? Подождать? На носу корабля что-то звякнуло. Гарри, стараясь не шуметь, начал пробираться туда, огибая пушки по левому борту. — Кто здесь? — осторожно позвал он и прислушался. Показалось, кто-то сопит, впереди замаячило темное пятно. — За штурвалом никого нет, эй, — повторил он, всматриваясь. Пятно приближалось, увеличивалось, наконец вышло в лунный свет и оказалось Питером Петтигрю. Стало не по себе: вечно злой и неприятный, он не лучшая компания на пустой ночной палубе. А вдруг скинет в воду? Иногда Гарри ловил его взгляды и точно знал, что тот совсем не безобиден. Сейчас Питер по-крысиному водил носом, словно принюхиваясь, и поправлял штаны. «В гальюне сидел, — догадался Гарри, — потому и штурвал оставил. А я, дурак, испугался. Надо уходить». — Извини, — попятился он. — Я подумал, вдруг вахтенный отошел и уснул, а там штурвал брошен. Но раз все в порядке, пойду. — А ну стой, — Питер закончил подтягивать штаны и вытер ладони о тельняшку. — По ночам шляешься, малек? Плюешь на дисциплину, нарушаешь приказы капитана? Ты знаешь, что за это положено наказание? — Д-да… — Гарри пятился под натиском и чувствовал, что надо бежать. — Кэп тебя щадит. Что такое двенадцать ударов, ерунда... — Питер наступал, и в голосе его прорезалось что-то необъяснимое, страшное. — Тебя жалеют за смазливую мордашку. И бабы все такие. Стоит увидеть симпатяжку, тут же раздвигают перед ним ноги. А Питер рожей не вышел, даже за деньги не каждая даст. Все таким, как ты, все тебе, тебе… Питер бормотал что-то странное, чего Гарри не понимал, словно высказывал горечь невидимому собеседнику. Вдруг он встрепенулся, взгляд снова стал осмысленным. — С тех пор как ты тут появился, все покатилось к дьяволу. Но я знаю, что делать. Сдохнешь ты, и все наладится. Кис-кис, — вдруг сказал он, Гарри машинально оглянулся в поисках Минни, и тут Питер бросился вперед и вцепился в горло. — Сдохни, сдохни же, как я тебя ненавижу! Он все сильнее давил, а Гарри цеплялся за его руки и не мог вдохнуть, и тогда из последних сил он сделал, что мог: пнул куда придется и, похоже, попал удачно. Питер схватился за пах, замычал, а Гарри, освободясь, отпрыгнул, налетел на какие-то ящики, и те с грохотом попадали. — Что тут происходит?! Где штурвальный!? Петтигрю? Ослепляя фонарем, перед ними стоял босой кэп. В расстегнутой рубашке и со всклокоченными волосами, словно только что вскочил с постели. Картина перед ним предстала, без сомнения, весьма красноречивая: согнувшийся пополам Питер и скребущий пальцами по горлу, хватающий ртом воздух Гарри. — Так, — процедил кэп, переводя взгляд с одного на другого. — Капитан!.. — начал было Питер. — Молчать! — рявкнул тот. — Как это понимать, Петтигрю? Нападение на члена команды? — Он не из команды, — заскулил тот, — он не подписывал контракт, капитан. Он просто шлюха, сам залез к нам, обряженный в платье. — Ошибаешься, как раз сегодня Поттер контракт подписал. Вот только объявить команде я не успел. Поттер, живо веревку! — обернулся кэп, и он встрепенулся, кинулся к мачте. Через минуту связанный Питер спускался в трюм, поскуливая и бормоча оправдания. Кэп, не слушая, подталкивал в спину, а Гарри шел последним и никак не мог поверить, что все это не сон и что за несколько минут он пережил и суеверный страх, и ужас, и облегчение от неожиданного спасения. И, наверное, радость оттого, что спас его не кто-нибудь, а кэп. Питера посадили в дальний угол трюма, где воняло соленой рыбой, за штурвал встал Ли Джордан. Гарри было дернулся поблагодарить за спасение, но напоролся на такой свирепый взгляд, что поспешил убраться подальше: казалось, кэп был близок к тому, чтобы запереть среди бочек с селедкой и его самого. На рассвете Муди построил команду. Стояли, переговаривались, зевали, чего-то ждали. Напрасно Гарри боялся, что к нему пристанут с расспросами, видимо, никто ничего не понял. Из каюты вышел кэп, одетый так, словно снова собрался на встречу с парламентерами: в жилете и камзоле поверх белой сорочки. Каблуки сапог грохотали по палубе, ветер шевелил перо на шляпе. Чтобы с легкостью представить офицера Королевского флота, не хватало только белых бриджей и чулок, думал Гарри, разглядывая золотое шитье на обшлагах. — Приведите Петтигрю, — бросил кэп. Через минуту связанный, всклокоченный, помятый, пахнущий рыбой Питер стоял перед командой. — Мы требуем объяснений, капитан! — звонко крикнула Тонкс. — В чем Пит виноват и что ты собираешься делать? Строй зашумел. Пираты поддакивали Тонкс, Питер смотрел с надеждой. — Я был свидетелем, но я хочу, чтобы Питер рассказал сам. И тогда мы решим сообща, какого наказания он достоин. Питер мялся, отчаянно всматривался в лица, но не рассказывал. — Ну говори, Пит, — снова не выдержала Тонкс. — Я пытался обокрасть капитана, — вдруг скороговоркой выдал тот. — Что? Будь я проклят! Ты посмел запустить лапу в карман кэпа? — заорал Муди. Строй распался, все окружили Питера и шумели так, что Гарри едва мог разобрать слова. — Пытался украсть немного монет, ночью, из его каюты. Бросил штурвал. Заслуживаю наказания, — бормотал Петтигрю. Кэп поднял руку и, перекрывая гомон, вынес приговор: — Ты сам знаешь, чем грозит воровство у команды и тем более у капитана. Придется прогуляться по доске, Питер. Гвалт мгновенно стих, Тонкс только махнула рукой, кто-то похлопал Питера по плечу, но с капитаном никто не спорил. «Петтигрю не признался, что произошло, и кэп промолчал... Неужели за то, что случилось ночью, полагается совсем жуткое наказание? Хотя куда уж хуже», — думал Гарри, со страхом глядя, как далеко за борт выдвигают узкую доску. — Вы можете уйти, виконт, если зрелище непосильно, — сказал кэп, подходя. Гарри только помотал головой, он не мог и слова вымолвить, завороженный зрелищем: Питер Петтигрю с руками за спиной и завязанными глазами нащупывает ногой доску, чтобы сделать очередной шаг. Команда замерла. Краем глаза Гарри уловил движение сбоку. Кэп зажал нос ладонью, а когда на секунду отнял, то и пальцы, и подбородок оказались алыми от крови. Красная капля упала на камзол, но не успел Гарри отреагировать, как рядом бесшумно возник Альбус и сунул кэпу в руку носовой платок. Вдруг команда в один голос ахнула, и тут же раздался оглушительный всплеск. Качалась пустая доска, а Питера Петтигрю больше не было. Вечером того же дня кэп разрешил поднять из трюма бочонок рома, сам выбил пробку и нацедил каждому по кружке. Гарри напрасно боялся веселой пьянки — ром выпили быстро, молча и вернулись к своим делам. Только Рон, которому он отдал свою порцию, пытался было сыграть на мандолине, но его быстро заткнули.

* * *

Четвертый день в Атлантике царил штиль. «Санто-Мунго» словно завис в зеленоватом мареве. Вахтенный у штурвала зевал. Матросы вповалку лежали в тени парусов, а те, кто был занят на работах, вяло переговаривались, не галдя и не зубоскаля, как прежде. Время от времени с кормы долетал петушиный вскрик, и снова наваливалась сонная истома. Гарри — теперь полновесный младший матрос с обязанностями и регулярными вахтами — наряду с остальными неустанно поворачивал реи, лазая по трапам, перевязывал веревки и по команде выставлял паруса нужным углом к безветрию. Едва ли это помогало. Капитан выходил иногда на мостик, смотрел по сторонам, проверял, туго ли натянуты паруса, да отдавал приказы ведущим матросам. Гарри они не касались, он находился в подчинении у Рона. Работа позволяла немного отрешиться от страшных воспоминаний: Питер Петтигрю с отвратительными ручищами на его горле, он же, связанный, дрожащий от ужаса на доске над бездной, блестящее тело акулы в зеленой глубине. Время от времени Гарри замирал, закрыв глаза, и старался изгнать видение. Рон хлопал по плечу и говорил ободряющие слова. А к вечеру наконец отпустил с работ. Гарри спрыгнул с нижней реи и, разминая уставшие мышцы, подошел к бочке с морской водой. Ладони, натертые возней с веревками, саднило. Подумав, он опустил руки в бочку — и зашипел от резкой боли: теплая вода обожгла едкой солью. — Глупо, Поттер, — произнес за спиной голос капитана, как обычно, подошедшего неслышно. — Нужна живая океанская вода, а не этот прокисший рассол. Покажите-ка. Гарри дернул кистями, отряхивая воду, и повернул ладонями кверху. Кэп взглянул, не прикасаясь. — Ерунда. Одно-два купания, и все заживет. Кстати говоря, самое время, пока длится штиль. — И крикнул, отходя: — Купаться! На палубе возникло оживление, послышались мрачные шуточки про ненасытную акулу, которая, не нажравшись тощим Питером, наверняка караулит под днищем корабля. Кэп расхаживал среди толчеи и с непроницаемым выражением наблюдал за командой, а Гарри исподтишка — за ним. Тот был по случаю безветрия и жары босиком, в полурасстегнутой рубашке — без кружев, простой, и в тонких штанах, а на голове алела косынка, повязанная концами назад, на шею. — Как ваша рана? — спросил Гарри, решив, что вежливо будет поинтересоваться: в конце концов, та была получена, можно сказать, из-за него. Кэп взглянул так, словно не понял вопроса, помедлил и все же ответил: — Не переживайте, виконт. — И отошел. — Больно нужно переживать, — пробормотал Гарри, скинул рубаху и штаны и быстро слез по веревочной лестнице в плещущий прозрачной водой парус. На этот раз бездна вокруг купальни не звала — не до того было: он мылся с остервенением тяжело проработавшего весь день человека, намыливал голову и нырял, чтобы смыть пену. Акула, слава богу, не показывалась. Разноцветные рыбки, будто бы те же самые, что приплывали в прошлый раз, толкались в ноги, пощипывали горевшую от солнца кожу, но это было даже приятно. Стараясь не обращать внимания на то, что кэп стоит, как пригвожденный, над купальней и наблюдает, Гарри постирал одежду, сунул мыло скалящемуся от удовольствия Ли и полез обратно на палубу. Ладони щипало, но не так сильно, как прежде. Натягивать мокрые штаны не хотелось, и Гарри разложил вещи на горячих досках. Подождать надо было минут пятнадцать — и просохнет. Он встал босыми ногами на влажную ткань, холодящую ступни. Вновь почувствовал неотрывный, тяжелый капитанский взгляд, решительно оглянулся и опешил: капитан от поручней пялился не куда-нибудь, а на его голую задницу. Чувствуя, как щеки начинают заливаться краской, Гарри с досадой отвернулся, подхватил сырую одежду и шагнул прочь. Капитан мигом догнал и пошел рядом. — Я вижу, мистер Поттер, — проговорил он ровным тоном, — никаких следов экзекуции не осталось. Море превосходный лекарь. Гарри остановился. — Думаете, раз зажило, то я все позабыл? — тихо, но с вызовом сказал он. — Так вот, не забыл и никогда не забуду. Капитан смотрел очень внимательно; заходящее солнце било прямо в его глаза, и они из непроглядно-черных казались карими. Протянул руку и снял с волос Гарри приставшую веточку колючей морской травы. — Однажды забудете, — ответил он так же тихо. И быстро пошел к носу, оставив Гарри смотреть вслед и не понимать, что чувствует. Вдруг сзади налетела Тонкс и обхватила за плечи. — Ух, какой мокрый и прохладный! — Эй! — он вырвался, стряхивая оцепенение, и возмущенно обернулся. — Не лапай! — Не гунди, малек, — поморщилась Тонкс. — Верещишь, точно чайка, цаца ты этакая. Оденься тогда, не свети голым задом на всю палубу. И пошли качаться! — Куда?! Матросы придумали новую забаву — положив длинную доску из сходен поперек кнехта, усаживались на ее концах и раскачивались вверх-вниз. Поглядев на эти качели, Гарри решил, что не стоит рисковать: либо кто-нибудь из матросов его опрокинет для смеха, либо от качки затошнит. Он отошел в сторону, к левому борту, и уставился в темную воду. Солнце спряталось за горизонтом, небо еще оставалось светлым, но быстро наливалось сиреневым, и кое-где уже мерцали первые звезды — крупные и яркие на этой широте. В океанской глубине замигало звездное отражение. Гарри вытянул шею, всматриваясь: нет, то было что-то другое. — Малек, не пялься в бездну! — крикнул Рон, взлетая на доске. — А то рожу мертвого Питера увидишь! Матросы загоготали. Гарри хмыкнул, однако насторожился. — Не принимайте близко к сердцу, — сказал подошедший Альбус. На его плече сидел сонный попугай и в кои-то веки молчал. — Это старое поверье: утопленники, дескать, показывают лица в ночном море. Я ни разу не видел, хотя и хотел бы. — Что там такое светится? — спросил Гарри, не особо надеясь, что Альбус знает. Однако тот сразу ответил: — А, это удильщики. Редкостное зрелище, правда? Рыбы-фонарики. — Ого! Он все не мог оторвать глаза от блуждающих в глубине светлых пятен: казалось, будто вспыхивают искорки. Но вот они стали меркнуть, тонуть и наконец пропали. Альбус не уходил. Фоукс перелез с его плеча на поручни и пошел по ним в темноту. На клотике грот-мачты Виктор зажег первый масляный фонарь. Матросы раскачивались на доске, оживляясь все более с наступлением ночи. Духота несколько спала. — Скучаете по родине? — спросил Альбус. — Я? Нет, нисколько, — искренне ответил Гарри. — Там я жил скучно и плохо. Даже здесь, на «Санто-Мунго», интереснее. — Морская романтика, — улыбнулся Альбус. — Вам, юным и горячим сердцам, она свойственна. — Поэтому идут в пираты? — Кто-то поэтому. А кому-то не дает покоя золото. — Золото морей, — медленно произнес Гарри, припоминая. Альбус повернулся к нему. — Вам известно о Золоте морей? — Не то чтобы, — осторожно сказал Гарри. — Слыхал. Его ищет Султан-бей. И командор Малфой упоминал. Что же это? Вы знаете? Они медленно брели вдоль борта, и скоро шумные матросы остались позади. Гарри поглядывал то на воду, слабо светящуюся под звездами, то на едва видное лицо Альбуса. — И да, и нет, — отвечал тот. — Мне известно, что это птица, золотой мальтийский сокол, похищенный у Ордена госпитальеров. Священный сокол — подобие чаши Грааля... — …испив из которой, получаешь вечное благословение, — договорил Гарри. — Мы изучали в колледже кельтские сказания. Но они выдумки. А сокол, выходит, реальный? — Разумеется, реальный, и ценность его не в золоте, а в том, что спрятано внутри. — А что там спрятано? — спросил Гарри, чувствуя, как тайна шевелит волосы на затылке. Или то поднимался легкий ветерок? — Вот этого уже не знаю. И никто не знает. Геллерт увез сокола далеко, в купленные нами земли, куда мы вместе планировали бежать из Ордена. Но в пути его бригантина затонула при страшном шторме. Да… бедняга Геллерт, погиб, проклинаемый госпитальерами, и все оказалось зря… А земли где-то в неведомой дали. Он рисовал карту, но и карты больше нет. — Кто такой Геллерт? Старик все глубже падал в свои смутные воспоминания и уже не слушал вопросов, уставившись в море отрешенным взглядом. Пробормотал что-то вроде «олух», а может, «уловка», Гарри не дослышал, а переспрашивать не стал. Тихо отошел. Альбус, без сомнения, забыл намного больше, чем помнил. А разобраться во всем ужасно хотелось. И в первую очередь — в том, какое отношение ко всему этому имеет Северус Снейп, знакомый и с Султаном, и с командором Малфоем, которые говорили о Золоте морей. И с Альбусом. И даже с крестным! Ветер крепчал, и уже понятно было, что скоро «Санто-Мунго» побежит, как прежде, полным ходом. На рассвете Гарри, стоящий вахту в самом легком месте — на корме, возле клетей со спящими курами, заметил в светлеющей прозрачной воде огромный серебристый клин: сельдь шла косяком прямо в кильватерный след. Он пронзительно свистнул, как учили, и тотчас где-то возле грот-мачты невидимый вахтенный ударил в склянки. Из кубрика выскочили несколько матросов. Потеснив Гарри, стали распутывать лежащие тут же сети, затем спустили — и вскоре вытащили вместе с кучей рыбы. Скользкие мокрые рыбины шлепались на доски, груда нарастала, заполоняя палубу. Опять предстояло мытье, чистка, засолка. Да сколько ж можно! Взошедшее солнце зажгло слепящие искры на чешуе, рыбаки толпились, сгребая улов, поэтому Гарри не сразу заметил, что с краю рыбины шевелятся, распадаются в стороны, и из-под них выползает змеиная голова. Он замер: молнией сверкнула мысль о Нагини. Но через миг понял, что это огромная морская черепаха, и с восторгом стал разглядывать ее старушечью морду с надменным взглядом и морщинистую шею, уходящую под крепкий лилово-желтый панцирь. Тяжело шевеля широкими ластами, черепаха выбралась из груды сельдей, но далеко уползти ей, конечно, не дали. — Ребята-а! — завопила Тонкс. — Во повезло! Даешь черепаховый суп! Лишь бы Добби мясо не изгадил. — Держите ее, эти твари жутко шустрые, не успеешь — свалит в воду. — Томас, тащи за ласты! — Стойте! — расталкивая матросов, Гарри бросился к черепахе, упал на колени и положил ладони на мокрый, шершавый, как камень, панцирь. Черепаха застыла, точно неживая. — Давайте отпустим! Он умоляюще взглянул на Тонкс, но та только ухмыльнулась. Остальные тоже не поддержали. — Спятил ты, малек, — сказал Томас. — Мы же неделями не видим свежего мяса. — У нас куриц полно! И селедки! — Ты черепах лопал когда-нибудь? Нет? Вот и заткнись! Я тоже нет, и шанс не упущу. Добычу отняли и унесли в камбуз, а Гарри остался сидеть на сырых досках, весь в селедочной чешуе. Впрочем, варить суп никто не спешил: черепаху оставили плавать в бочке, а к обеду Добби с помощниками почистили и испекли рыбу. Ветер между тем крепчал; Муди командовал — то перетянуть, то поднять, то повернуть паруса. Работа кипела до самой ночи. Наконец «Санто-Мунго» вывернул курсом на Карибы и ровно побежал туда, где догорала полоска вечерней зари. Ночные вахтенные заступили, матросы отправились кто спать, кто галдеть на палубе. Рон взглянул на Гарри, сматывающего канат в бухту, и сообщил: — Будет буря. Гарри насторожился, вгляделся в чистое небо. Пожал плечами. — Увидишь, — зловеще пообещал Рон. — После длинного штиля всегда буря. Лучше загодя поучись обвязываться веревкой. — Зачем?! — Чтобы в океан не смыло, дурень! Питер-то там дожидается, одному на дне скучно поди! И захохотал вместе с подошедшими Чарли и Ли. Гарри промолчал. У него пока не получалось вышучивать историю с Петтигрю. Матросы ушли, обнявшись, как трое неразлучных друзей, а он побрел вдоль правого борта. Дул ровный, пахнущий солью ветер, судно качалось, на душе вновь становилось муторно, как в начале пути. Подумалось: поболтать бы с кэпом — глядишь, и взбодрился бы. Как назло, капитан, который в последние дни все торчал на палубе и не было никакой возможности скрыться от его вездесущего взгляда, сейчас как сквозь днище провалился. Гарри обошел весь бриг и вновь прогулялся к каюте, полюбовался на закрытую дверь. Как бы выманить его? Душный вечер в конце концов доконал, и Гарри, снимая на ходу рубаху, направился к ближней бочке — ополоснуть лицо и голову. Погрузил руки в воду и вскрикнул, наткнувшись на твердый панцирь. Он совсем забыл про черепаху! Пока никто не видит, надо было спасать ее от алчных желудков. Попробовал вытащить, но ладони сорвались со скользких ласт, и черепаха с плеском ухнула обратно в бочку. Удалось лишь с третьей попытки — и грузное существо шлепнулось на доски. Мимо шел вахтенный с лампой: увидев, чем занят Гарри, заорал во всю глотку: — Грабят! Жратву отнимают! — Заткнись! — от досады он не заметил, как перешел на язык пиратов. Но поздно: через минуту здесь были все, кто еще не залег в кубрике. Крик поднялся такой, словно Гарри и впрямь вознамерился лишить команду последнего куска. И на этот крик явился кэп, зловещий, как сам черт морской, поднявшийся со дна. Не пришлось и выманивать. Держа лампу в поднятой руке, он обвел взглядом возмущенных матросов и взбешенного полуголого Гарри. — Что происходит? Мистер Поттер решил присвоить улов? Понимаю, сам люблю деликатесы. Конечно, все загоготали. Гарри сказал прямо, не собираясь пикироваться: — Я хочу выбросить ее в море. Для еды есть рыба. — Я знаю, что вы любитель выбрасывать в море все подряд, — кивнул кэп. — Могу выбросить вас вместе: пополните легендарный список пиратов, спасшихся из пучины на черепахе. Та словно понимала, что речь идет о ее судьбе, лежала не шевелясь. Кэп потрогал ее носком сапога. — Сдохла, что ли? — спросил кто-то из матросов. — Пожалуй, — отозвался кэп и вдруг быстро, непонятно взглянул на Гарри. Повесил фонарь на мачтовый крюк, подхватил черепаху и отнес к борту. Матросы разочарованно загудели. — Кто додумался держать ее в тухлой воде? — спросил кэп, возвращаясь и вытирая ладони о свисающий конец пояса. — В такую жару вы ей не оставили шансов. Так что юнга прав: будем есть селедку. Расходимся! Матросы, пересмеиваясь, потянулись кто куда. Гарри, застегиваясь, смотрел на кэпа — вновь в одной рубахе, а расплетенные волосы треплет ветер, — а кэп смотрел на него. Гарри шагнул к поручням, но тот не уходил, словно ждал чего-то. Внизу тихо шелестели волны; свет фонаря сюда не доставал. — Благодарю, капитан, — сказал Гарри. — Она ведь была жива. — Разумеется. Только не воображайте, мистер Поттер, что я пекся о черепашьем здоровье или о вашей нежной душе. Не хотелось, чтобы матросы набили животы экзотической пищей и слегли с несварением. Да и воду жалко тратить на идиотский суп. — Могли бы просто запретить, — разочарованно ответил он. — Не мог бы, — отрезал кэп. Помолчали. Гарри спрашивал себя, отчего это так хотелось выволочь кэпа из каюты, и не находил ответа. Второй вопрос: почему тот не уходит? — Я хотел к вам зайти, — сказал вдруг Гарри, не вынеся тягостной паузы. — Ну и зашли бы, — отозвался кэп, хмуро глядя в сторону. — Кофе всякий раз не обещаю, правда. — Я не ради кофе. — Кэп выжидательно молчал, и он продолжил, решившись: — Хотел спросить о Золоте морей. Альбус рассказал кое-что, но, по правде говоря, мне показалось, что… — Что у старого лекаря неладно с головой? Он многое забыл, но ума пока не лишился. Что он вам рассказал? — Какой-то Геллерт украл у мальтийцев золотого сокола с кладом внутри и потонул с ним, когда вез в земли, которые купил вместе с Альбусом. Где — Альбус не помнит, была карта, но тоже пропала. И про клад ничего не знает. Вот и все. — Ясно, — хмыкнул кэп. — Я заполню пробелы. Геллерт Гриндевальд вместе с ним состоял в Ордене мальтийцев. Карту земель он набросал лично, отдал перед отплытием Альбусу, чтобы тот через некоторое время последовал за ним, но Альбус ее забросил, потеряв интерес, когда узнал, что Геллерта больше нет. Они… были очень близки. Гарри не нашелся с комментарием, и кэп продолжил: — Все это мне, нам, стало известно, когда мы нашли карту в школьном архиве. Мы — это я, Малфой, Султан, то бишь Томаис Риддл, и ваш несравненный Блэк. Нас обуревала жажда приключений, вот как вас сейчас. Так что мы назвались Мародерами и носились с картой, как собаки с костью, уверенные, что она указывает путь к сокровищам. Альбус — он был нашим куратором на курсе — посмеялся, сказал, что сокровища никакого нет, но кое-кто из нас не поверил и карту украл. После этого все рассыпалось: дружба, планы. Все. — Кто же украл карту? — спросил Гарри. — Да дьявол вас забери с вашими расспросами, — рассердился кэп. — Не я. И замолчал, словно сам себя оборвал. Гарри искренне сказал: — Какая романтичная и грустная история. Кэп не ответил. Он стоял совсем рядом, даже чуть касался локтем, смотрел в море, но был как истукан. И Гарри вдруг остро захотелось надерзить, разозлить, вытащить из него хоть одну эмоцию. — Но вы-то не романтик, — выдал он. — Ведь так? Кэп, почти не различимый в темноте, повернулся. — Жаждете романтики, мистер Поттер? — проговорил он мягко. — Жажду, — ответил он, поражаясь теме беседы. Кэп помедлил, все так же не сводя пристального взгляда, который не виделся, а чувствовался всеми нервами, и вдруг провел ладонью по его волосам, взъерошив наверняка и без того торчащие во все стороны пряди. — Это пройдет, — негромко и равнодушно сказал он. Гарри бессильно привалился к поручням; сердце бухало тяжело, как колокол. Кэп ушел, не прощаясь, растаял во тьме.