Золото морей

Едва трактир скрылся из виду, Гарри оперся о дерево и с шипением стащил с ног ботинки. — Ты настоящий герой, — вдруг неожиданно сказал кэп и подал руку, помогая выпрямиться. — Проходить три часа в этих колодках и корсете — пытка похлеще прочих. От смущения Гарри едва не оставил обувь под пальмой. Кэп тем временем снял камзол и ослабил шейный платок. — Вы подарили невесте то кольцо, — невпопад брякнул Гарри, стягивая шляпку и вытаскивая шпильки из растрепавшихся волос. Половина прядей давно выбилась из прически и висела. — Да, подарил. Это прошлое, которое меня больше не интересует, и, чтобы оно не тянуло обратно, я решил избавиться от напоминаний. Гарри вспомнил сожженную «Лилию», но о ней не хотелось говорить. Мало того, не хотелось говорить и о «Санто-Мунго», о скором новом пути, о расставании. Стрекот цикад, редкие птичьи вскрики, сладкий запах ночных цветов, темнота будоражили и будили совсем иные чувства, и он, сам не понимая зачем, повернулся к кэпу. Но не успел открыть рот, как тот опередил: — Я еще не сказал вам спасибо за находчивость, о подарке первенцу я бы не додумался никогда. Кэп говорил тихо и, вновь найдя и сжав ладонь Гарри, поглаживал ее легко, подушечками пальцев. Тот, обмирая, молчал. Чей-то вскрик вспугнул мгновение, Гарри отпрянул, кэп оглянулся — и оба прислушались. Недалеко раздавались шорохи и голоса. — Бон-Бон! Господи, что ты делаешь… ох… но мне нравится... — Тише, родная, вдруг мы здесь не одни. Сожми так еще раз, сильнее. Клянусь, это был последний мой рейс, я останусь здесь, и мы поженимся. Да, вот так! Бог мой, как хорошо. Кэп потянул Гарри за руку прочь, и через два десятка беззвучных шагов стоны и шорохи стихли. — Рон и правда уходит с корабля? — шепотом спросил Гарри. — Он ничего не говорил, — кэп снова развернул его к себе. — Но я почти уверен, что завтра он отплывет с командой. От «завтра» екнуло сердце. Барбадос становился все ближе, это и радовало, и огорчало. Но огорчало больше. А кэп все водил пальцами по его шее и подбородку, словно продолжал благодарить за содействие, и Гарри со смущением подумал, что, наверное, щетина уже колется, хорош он сейчас — небритый и в платье. По виску щекотно скатилась капля пота, и он сглотнул: — Очень жарко. Да еще эти тряпки... — Давайте окунемся, — кэп посмотрел в звездное небо. — Когда перед тобой целое море, плескаться в бочке глупо. До берега дошли быстро, почти добежали. Кэп уверенно потянул Гарри правее пристаней, и вскоре они вышли на мелкий мягкий песок. Лениво и едва слышно плескали редкие волны, где-то далеко черное небо переходило в черную же воду, и светили две луны — сверху и снизу. И в свете двух лун отвернувшийся от кэпа Гарри чувствовал, как тот, дергая ленты, расшнуровывает на нем сначала платье, потом корсет. Вдохнуть наконец сладкий воздух полной грудью было наслаждением, и Гарри едва не захлебнулся им, когда почувствовал ладони на бедрах. Пальцы осторожно подцепили резинку панталон, но кэп отдернул руку и начал раздеваться сам. Гарри смотрел, как на песок падают камзол, жилет, рубашка, и переминался с ноги на ногу, не понимая, снимать ему панталоны или окунаться в них. Ни разу за все купания на «Санто-Мунго» он не терзался такими вопросами, но сейчас его смущали быстрые движения кэпа и его странный взгляд. С тем явно что-то происходило, иначе почему он, стянув бриджи, немедленно кинулся в воду, не окликнув и не позвав с собой? — Вода теплая, виконт, плывите сюда, — наконец услышал Гарри и, решив остаться в панталонах, вошел в воду. — Я не умею плавать, — напомнил он, когда вода дошла до подмышек, и не успел приготовиться, как кэп оказался рядом, и Гарри почувствовал его руки на животе и груди. — Ложитесь на воду. Не хотелось на глазах кэпа уйти на дно, а потом отплевываться, и на любые другие руки он бы не стал ложиться. Но это кэп, он удержит, и через миг Гарри уже фыркал и поднимал фонтаны брызг, теряясь в черноте и не понимая, где берег, где дно, а где небо. Руки кэпа были горячими, горячей была и его голая грудь, и Гарри вдруг понял, что тот уже не держит на вытянутых руках, а прижимает к себе. Не нащупав ногами дна, Гарри вцепился в его плечи и обхватил бедра ногами. — Не бойтесь, здесь не глубоко, — шептал кэп, гладя его по мокрым щекам и отбрасывая назад мокрые волосы. — Я же стою. Но отцепиться и плюхнуться в черную воду не было никаких сил. Гарри держался и чувствовал, как тяжелеет и наливается истомой член. И более того — с кэпом происходит то же самое. Замерев, он смотрел, как тот склоняется к нему, сам потянулся навстречу, и их губы соприкоснулись. Поцелуй вышел соленым, горячим, неловким. Гарри только и мог, что висеть на кэпе и жмуриться от того, как тот порывисто целует его рот, щеки и подбородок. Он хотел прижаться крепче, но боялся сделать что-нибудь не так, и не успел ничего решить, как вдалеке послышались голоса и невнятный шум. — Наши матросы возвращаются, — сквозь зубы быстро сказал кэп, словно от поцелуев ему сделалось больно, — нам тоже пора. Кэп вышел из воды первым и, не поворачиваясь, быстро натянул штаны. Гарри, помявшись, влез в платье, рассудив, что мелькать женскими панталонами на весь берег куда смешнее, чем вырядиться в юбки, подхватил корсет и ботинки и шагнул к кэпу. — Северус, — шепотом позвал он, не зная толком, что сказать, и пытаясь одним этим именем объяснить, что это было лучшее купание в его жизни, и что расставаться на Барбадосе будет пыткой, и что ему так сильно хочется прижаться еще раз к горячему телу и крепко обнять. Кэп, казалось, понял — переплел свои пальцы с его и ответил: — Договорим на корабле. В молчании они прошли по причалам, поднялись по опущенному трапу. На борту кэп посмотрел на Гарри: — Ваши вещи в моей каюте. И, может, хотите выпить кофе? В душной каюте кэп распахнул окно и зажег фонарь, но едва Гарри взялся за подол платья, как он подошел ближе, без слов перехватил и потянул юбки вверх. Гарри замер, чувствуя, как ткань скользит по животу и груди. Он остался в одних влажных после купания панталонах, и от свежего ветра из окна по коже побежали мурашки. — Вам очень идут эти… кхм… бантики, — скороговоркой прошептал кэп, — но позвольте мне с вас это снять. Пожалуйста. — Кэп стоял почти вплотную, опустив плечи и голову. — П-пожалуйста, — повторил он, запнувшись. Гарри медленно развел руки в стороны и взволнованно закусил губу: вспомнил, как купивший его в Магрибе черный Кингсли бесцеремонно прохаживался насчет того, что «в штанах не выросло». Вот сейчас и кэп обнаружит это. Гарри всегда думал, что обладает самым обычным размером всех органов, и наблюдения за однокашниками в колледже тревоги не вызывали, но ведь искушенному владельцу гарема виднее. А кэп не смотрел ни на него, ни на панталоны, ни тем более в них — нахмурившись, словно ему больно, он уставился в пол, а его руки сминали ткань, гладили бедра под нею. И от этих касаний вернулись томление и жар внизу живота. Вот сейчас кэп поднимет взгляд и увидит, как неподобающе тело Гарри отзывается на ласки мужчины. Но едва он дернулся и попытался отвернуться, как кэп очнулся, притянул к себе и прошептал ему, растерянному, прямо в губы: — Что за наваждение такое? Как же у тебя это получается? — И, не дав ответить, прижался своими губами к его. Он то жадно целовал, то отстранялся и смотрел, снова прижимал к себе, руки его скользили все ниже и, наконец, пробрались под резинку панталон. — Можно мне тебя потрогать? Кэп спрашивал так несмело, что сердце Гарри едва не выпрыгнуло от нахлынувшей нежности. Он кивнул и вздрогнул, когда ладонь легла на пах. Снова были поцелуи и руки кэпа в уже порядком смятых панталонах. Гарри дрожал, опирался на стол, стараясь не упасть, его кружило и качало, словно корабль в шторм, а потом накрыло сметающей все волной наслаждения, и когда он оттуда вынырнул, кэп осторожно обтирал его тряпицей, смоченной водой из бурдюка. — Ты едва стоишь, — прошептал он и снова прижал к себе. — Давай отложим кофе до утра. Он довел едва переставляющего ноги Гарри до кровати, уложил, накинул сверху легкое одеяло и лег рядом. — А одеться? — Успеешь, отдохни немного. И Гарри отдыхал, лежа на груди кэпа и слушая, как часто бьется его сердце. Он догадывался, что кэп томится той же жаждой, что только что снедала его самого. Наверное, тоже хочет, чтобы его потрогали и приласкали, но Гарри не был уверен, что сумеет, и кэп так крепко держал его ладонь и так нежно касался губами кончиков пальцев, а веки все тяжелели, что он не заметил, как провалился в сон. Проснулся он от холода: одеяло сползло, и утренний ветер вовсю гулял по каюте. За окном светлело. Кэп спал на спине, просунув одну руку Гарри под голову, а другую свесив до пола. Тихо выскользнув из постели, одевшись и постояв немного над спящим кэпом, он осторожно выбрался из каюты и проскочил в душный кубрик.

* * *

Гарри совершенно точно знал — путь в Карибском архипелаге он запомнит навсегда. Не осталось и следа тревоги оттого, что налетит шторм, или приключится неприятность с кораблем, или закончатся припасы. Земля была повсюду: он видел ее с марса в трубу то справа, то слева. Пока огибали Гаити, вахты были усилены: в любой миг мог появиться морской патруль. Наконец вышли на чистую воду, и теперь впереди ждал Пуэрто-Рико, испанская «сахарная колония». Жара навалилась невыносимая. Кэп сновал по судну босой, в расстегнутой рубахе, извечной красной косынке и с мокрыми волосами: обливался, как все, из бочки. Гарри смотрел на него постоянно — издалека, тайком, стараясь не привлекать ничьего внимания. Они почти не разговаривали днем — не до того было. Кэп советовался с Чарли или Муди о закупках, чертову уйму времени они торчали на коленях над расстеленными прямо на палубных досках картами с карандашами в руках — тыкали острием в бумагу и яростно спорили. Гарри к ним не совался, понимал, что неуместно. Если кэп захочет с ним что-то обсудить — позовет. Однако за весь день хода до Пуэрто-Рико этого не произошло. Кэп поднимал голову, смотрел издалека, похоже, даже улыбался, но не подходил. И Гарри перестал, наконец, оглядываться на него и занялся своими мыслями. В конце концов, через несколько дней он сойдет на берег и вновь начнет жизнь с чистого листа. Хотел ли он того? Кажется, уже не очень. На закате кэп поставил его на ночную вахту, спросив, не возражает ли — ведь контракт уже истек. Гарри с облегчением покачал головой и снял с крюка тяжелый фонарь. Путешествовать в качестве не то пассажира, не то аманта капитана, что еще хуже, казалось неправильным — уж лучше матросом, на равных с прочими. Кэп немного постоял рядом, глядя в зеленые волны за бортом. — Завтра заходим в Сан-Хуан. Хотите побывать на сахарных торгах, мистер Поттер? — спросил негромко, не поворачивая головы. — Конечно! — обрадовался Гарри — хотя его не столько волновал сахар, сколько шанс прогуляться с капитаном вдали от слишком внимательных взглядов вездесущих матросов. — Тогда хорошенько выспитесь после вахты. — Кэп повернулся наконец, улыбнулся уголком рта и провел рукой по его растрепанным волосам. И пошел к себе. Вдохновленный Гарри двинулся вахтовым маршрутом вдоль бортов. Четыре часа текли долго, но он не замечал времени, вспоминая подробности всего, что уже у них было, и мечтая о том, что еще могло быть. Приходила поболтать Тонкс, прошлась с ним от кормы до носа; после известного инцидента она честно попросила прощения и, получив его, держалась подчеркнуто дружелюбно. Рон сидел на бочке, качал ногами и без конца вспоминал пиршество на сестриной свадьбе и красавицу Лаванду. — Вернусь к матери, обязательно женюсь. — Пока ты вернешься, она четырех ребятишек родит, — усмехался Томас, почесывая живот. В кубрик спускались неохотно. Сама обстановка в Карибах: близкие острова, духота, крики неугомонных даже ночью птиц — бодрила. Рон доставал мандолину, брякал, пытаясь вспомнить услышанные на свадьбе песенки, пока Муди, на которого никакое настроение никогда не действовало, не пригрозил утопить ее вместе с музыкантом. Наконец посветлело небо и прорезалась розовая полоса; Гарри сменился с вахты, а на судне все затихло. Зевающий во всю глотку Крэбб заступил на его место, отобрав ненужный уже фонарь, а Гарри осторожно двинулся к капитанской каюте. Мысль о том, чтобы пойти спать в кубрик, мелькнула и пропала. Он уже издалека видел, что дверь в каюту приоткрыта. И это у педантичного капитана могло означать только одно: приглашение. Гарри протиснулся в проем и притворил за собой створку. Сперва в предрассветном мраке показалось, что никого нет: постель не разобрана и пуста. Потом взгляд метнулся дальше, и Гарри понял, что кэп сидит за столом, опустив голову на скрещенные руки. Он подумал и решился: закрыл задвижку на двери и подошел к столу. Душный ветер врывался в открытое окно, дергал занавески и наполнял каюту острым по-утреннему запахом морской соли и рыбы. На раме сидела чайка, которая тут же снялась и канула в туманное марево, солнце еще не вставало. Гарри смотрел на капитана: спит, как сурок, мерно дышит. Рядом с локтем прогоревшая свеча в оплывших потеках воска, весь стол застелен огромной картой — он присмотрелся — осточертевшей Атлантики. Что кэп там искал так долго, что заснул щекой на океанской сини? Гарри нерешительно положил ладонь на его затылок, не уверенный, что может себя так вести даже сейчас. Под пальцы попалась лента, стягивающая волосы в хвост, и соскользнула, освобождая тяжелые пряди. Гарри машинально сунул ее в карман и вновь коснулся волос кэпа. Погладил раз, другой и задержал ладонь на теплой шее. Поразился волнительному несоответствию: такой волевой, жесткий человек — и такая тонкая, слабая шея. В этот момент кэп резко проснулся и вскинул голову. Гарри отпрянул, но тот схватил за руку и притянул обратно. — Стойте, мистер Поттер. Куда так скоро? — Я подумал, — Гарри облизнул вмиг пересохшие губы, — что, согласно Кодексу, в каюту капитана имеет право входить любой, и… — К черту Кодекс, — пробормотал тот, притягивая еще ближе, так, что показалось: хочет усадить на колени, но это было бы странно, и Гарри пристроился на подлокотнике кресла. — И что же, не хотели меня разбудить? — Напротив, хотел. Не стоит спать за столом, ложитесь в койку, сэр. Рука кэпа уже обнимала его за пояс, поднималась выше, гладила по спине. — Это и вас касается, мистер Поттер. Вам следует отсыпаться после вахты, а вы гуляете по всему судну. Гарри несмело — все же не привык — обхватил его за плечи, с которых почти спадала расстегнутая рубаха, и ответил: — Не по всему. Я сразу пришел сюда. — Зачем же сюда? — спрашивал кэп в притворном недоумении, а руки его жили своей жизнью — обнимали и гладили. Вдруг он встал, не выпуская Гарри из объятий и невольно поднимая следом, и прижал к себе. — Ну разве непонятно? — спросил Гарри прямо в его волосы и крепче обнял за плечи. — У вас печенье есть. На столе стояла плошка с французскими бисквитами, купленными в лавке Тортуги. — Сладкоежка, — словно обвиняюще прошептал кэп и коснулся губами его губ. Больше они не говорили, только объятия становились все крепче, все жарче, губы кэпа, горячие и жесткие, со вкусом горького кофе, целовали рот, скользили по лицу, потом по шее и ключицам, ладони — по лопаткам, и Гарри не мог вспомнить, когда оказался без рубашки. В голове билась мысль: «Хорошо, что запер дверь», а потом только бессвязица, полная желания, чтобы это продолжалось без конца. Истома кружила голову до такой степени, что свет меркнул перед глазами, несмотря на зарево восхода, разгорающееся в небе за окном. Вдруг рука легко проникла сзади за пояс его штанов, и в тот же миг резко вскрикнула очередная чайка. Гарри пришел в себя и невольно напрягся, отстраняясь. Губы, лицо, шея — все горело, изнывая. Он перевел дыхание. Кэп ослабил хватку и взглянул. Его глаза были полускрыты упавшими темными прядями. Оказывается, они стояли уже возле самой койки, и оставалось только сесть. — Зацеловать бы тебя всего, но честное слово, мне надо поспать, — пробормотал Снейп, заставляя Гарри лечь рядом. Тот повиновался, вытянулся поверх одеяла и только сейчас понял, как устал. — Мне вообще-то скоро вставать. Думаю, сейчас не меньше шести, — шептал кэп. — А когда Пуэрто-Рико? — сонно проговорил Гарри, не открывая глаз — так вдруг захотелось немедленно заснуть. — Часов через пять. — Тогда пока что обойдутся без вас. Он уже почти спал, когда вспомнил: — А зачем вам карта Атлантики? Неужели хотите возвращаться? Неизвестно, сказал ли что кэп на это и как долго оставался с ним в постели: какое-то время Гарри в счастливом оцепенении ощущал его ласкающие ладони — в волосах, на плечах, а потом так глубоко провалился в сон, что в следующий миг открыл глаза, когда каюту заливало солнце, было жарко, страшно хотелось есть, а капитан отсутствовал. Он сел, потянулся и огляделся. Рубашка висела на спинке кресла — а ведь он бросил ее вчера прямо на ковер и не озаботился. На столе было пусто, никаких карт, зато стоял кофейник. Гарри ринулся к нему, как голодная чайка, и потрогал — теплый. И наполовину полный! Напившись терпкого кофе с бисквитами, он выскочил наружу, под яркое горячее солнце, умылся из бочки, второпях облившись с ног до головы, и помчался к носу — судно уже входило в пределы островной акватории. Порт Сан-Хуан был небольшой: зеленые склоны, поросшие травой, крепость над морем. Извечный многолюдный рынок вдоль ряда причалов. «Сахарные торги» оказались далеко не так живописны, как представлялось. Всего-навсего возы с тростником и ящиками, набитыми сырцом — почти черными кристаллическими обломками, да торговцы в широкополых соломенных шляпах. Ослы и лошади хрупали сено, было душно, несмотря на долетающий морской ветерок, пахло навозом и приторной сладостью, крутились полчища мух — и от всего этого хотелось убраться подальше. Был в продаже и хороший сахар, его-то кэп и распорядился купить и доставить на борт в количестве десяти ящиков. Пара матросов занялась покупкой, а они c Гарри пошли прогуляться. По дороге кэп со смущенной улыбкой вручил гостинец — завернутый в скрипучую бумагу изрядный кусок туррона, жесткого лакомства из сахара и орехов. Вкусно, но все зубы изломаешь. Стоя на прогретых камнях крепостной стены и глядя на расстилающуюся впереди и внизу голубую морскую гладь, Гарри впервые произнес слова, которые все вертел в мыслях: — Сэр, вам не хотелось бы остаться на суше? Я имею в виду, совсем. Сказал и сам понял, что сформулировал глупо. Кэп, впрочем, не удивился, помолчал, также глядя вдаль, наконец сказал задумчиво: — Было бы стоящее дело. Вы-то сами себя кем видите? Они медленно пошли вдоль берега по каменистой гряде, и Гарри, смущаясь, но втайне немного гордясь собой, напомнил о мечте стать писателем. Кэп остановился, взял его за руку, сжал ладонь и поднес к губам. У Гарри пересохло в горле, туррон в нем встал комом — таким чувственным и нежным был жест. — Это замечательная мечта, — сказал кэп, осторожно перебирая его пальцы, и Гарри вздрагивал от каждого движения. — Очень мало на свете стоящих книг. Я бы ваш роман прочел с превеликим удовольствием. Но разве не море — вечный источник приключений для любого романа? — Не знаю, — вздохнул Гарри, у которого уже щеки пылали от интимности момента. — По правде говоря, я еще не решил. — Что ж, вы еще очень юны, успеете решить. Мне сложнее. Не плантатором же всерьез становиться, как считаете, виконт? Земледелие — занятие скучное, без полета фантазии. Да и склонность требуется. У меня ее нет, я, еще будучи в Ордене, способен был лишь загубить грядки в саду. — Зачем же плантатором? — возразил Гарри. — Можно найти по душе и по склонностям. — Я, видите ли, уже нашел, — сказал кэп. — Морское дело, если вы не заметили. Так уж вышло, что оно не совмещается с сушей. Я отравлен морем навеки, спасибо Ордену. — А как же Альбус и Геллерт? Они тоже из Ордена, тем не менее, где-то все же приобрели земли… Зачем? — Там особенный случай, виконт. Во-первых, они желали не расставаться никогда и ни за что. Во-вторых, и земли там особенные, по словам Альбуса. — Чем же? — спросил Гарри, мужественно проглотив, как горькую пилюлю, слова о нежелании тех, других, расставаться. А кэп, получается, готов? — Он говорит, там есть все — море, залив, горы под облака, леса с ценнейшей древесиной, зеленые луга, водопады, в которых целыми днями светятся радуги, гигантские бабочки и цветы… — Да где ж все это может быть? — поразился Гарри. — Понятия не имею, — ответил кэп, поглядел в сторону причалов и потянул за руку. — На «Санто-Мунго» подняли флаг — стало быть, погрузка закончена. Пора, виконт. Весь оставшийся день он размышлял над словами кэпа, и по всему выходило, что на скорое общее будущее надеяться не стоит. Эта мысль ударила в самое сердце, и он долго стоял, глядя в воду и пытаясь справиться с тоской. Вечером стало еще тревожнее — после того как подслушал разговор с Альбусом. Гарри пришел в каюту, однако место оказалось занято — в приоткрытую дверь было видно, что в кресле уже сидит Альбус и жует. То, что дверь не закрыта, означало, что можно зайти и всем остальным, включая его. Но Гарри остановился, потому что услышал, как старик спрашивает: — Не передумаешь, Северус? Все-таки этот мальчик тебе послан Провидением, я был уверен, что он сумеет тебя остановить. — Я дал обет, Альбус, — хмуро ответил кэп. — Не пытайся сбить меня с истинного пути. — Так уж истинного? — вздохнул тот. — Я хотел тебя просить остаться с ним, — продолжил кэп, не отвечая на вопрос. — Сойдете вместе на Барбадосе? Так и мне спокойнее будет идти на Понцу. — Два шага от Святого престола! — воскликнул старик. — Ты явно не в себе! — Это мое дело. Что насчет просьбы? — У меня тоже свой обет, — вновь вздохнул Альбус. — Не оставлять тебя даже в самых безумных прожектах. Мальчику не нужна защита, он едет к крестному. — Это Блэк, — сказал кэп. — Ты помнишь Блэка? По-твоему, ему можно довериться? — А почему нет? Честолюбивый прожектер не хуже тебя самого, излишне заносчив, но то был юношеский максимализм, полагаю. Занимает высокую государственную должность. С какой стати ему обижать сироту, которого сам же и призвал? Кэп встал из-за стола, и Гарри ящерицей метнулся за ближайшую груду ящиков и прочь с юта. Строго говоря, с кэпом следовало выяснить отношения. Конечно, хорошо, когда тот целует и обнимает так, что колени слабеют, и болтать с ним здорово, и еще тысячу разных приключений Гарри был готов пережить совместно, но оставаться вне его личных обетов как-то не хотелось. Не так он себе представлял романтические отношения. Пускай в них и не фигурировал никогда суровый пиратский капитан — ничего это не меняло. Ночевать он пошел в кубрик, как ни тянуло в объятия капитана, — надо было все обдумать. Но мысли не шли, только зря проворочался на своих мешках и под утро не выдержал и украдкой, чтоб не увидели вахтенные, перебежал в каюту и забрался в койку. Кэп, не просыпаясь, обнял и задышал в ухо — но Гарри не уснул все равно, томясь нежностью и тоской. Он-то думал, будто достаточно встретить человека, с которым так хорошо, что забываешь про все остальное и остается лишь отдаться совместному счастью. Но все оказалось куда сложнее. Полюбил бы приличную девушку, женился, и та никуда бы не делась от него. А этот несется по морям и океанам, гонимый не то местью, не то еще какой надобностью. Что же, рваться за ним всю жизнь? Назавтра случился заход в очередной островной порт, на Мартинику — первейшую французскую колонию на Карибах, кофейную провинцию. Гарри на берег не пошел: хотел отправиться туда с кэпом, но тот — очень озабоченный — нашел его глазами и покачал головой. Что ж, был план, чем заняться, пока кэп шастает по Мартинике. Тот не запирал каюту, но карты и прочие бумаги неизменно прятал. Закрыв дверь, Гарри огляделся и безошибочно устремился к высокому рундуку с металлическими углами. С натугой поднял тяжеленную крышку и уставился внутрь — там лежали многочисленные свернутые в трубки бумаги. И как найти нужную? На сгибах стояли указательные черточки, цифры и буквы, но по ним ориентироваться он еще не умел, да и не имел понятия, какая часть света нужна. Положим, часа три у него есть — меньше Снейп сроду не проводил на берегу при стоянках. И Гарри, вымыв руки в умывальном тазике и вытерев о штаны, приступил к поискам. Кэп сказал: Понца. Страны такой нет, значит, либо порт, либо остров. Судя по звучанию, слово итальянское — значит, либо Италия, что вряд ли, так как далеко, либо итальянская колония. Какая сила тащит кэпа вокруг света, почему ему неймется даже сейчас, когда от Барти осталась высохшая мумия, когда он смог отпустить с миром встреченных госпитальеров, раздобыл торговый патент, а рядом с ним — Гарри? Он разворачивал и сворачивал трубки, пока через долгое время не наткнулся взглядом на искомые буквы. И замер в отчаянии.