Золото морей

Гарри понимал, что это короткая передышка перед тем, как снова начнутся всякие перипетии: прибытие в неведомую страну, поиск подходящего судна, возможно, расставание с командой… Вот только они двое все равно будут вместе. Мысль грела и в без того знойную ночь и заставляла тихо улыбаться, глядя в темноту Венесуэла встретила высокими берегами, ослепительно-белыми стенами и башнями. За ними поднимались косматые пальмовые верхушки, а еще дальше, невообразимо высоко, парили сизые туманные вершины, наполовину укрытые тучами. — Анды, — сказал Снейп, сощурившись на них. — Край света. Чужеземье… — Эстраньо? — усмехнулся один из рыбаков. — Но, эс Ла-Гуайра, эс пуэрто гранде. — Вот в порт нам и надо. Высадились они на заваленном рыбьей чешуей и обрывками сетей берегу, туда же общими усилиями вытащили лодки. Здесь и распрощались. Зазвучали многочисленные «адьос», и вдруг Гарри понял, что и Виктор прощается с кэпом и всеми. — Я оставаться в Америке, — счастливо улыбнулся он. — Ловить марлин, плавать. Учить эспана. Здесь тепло... — Ты хорошо подумал? — спросил Чарли. — Все-таки в чужой стороне лучше бы держаться всем вместе. Но если так, прощай. Может, когда и свидимся. Расставаться было грустно, хоть Гарри и не знал Виктора слишком близко. Тот всего лишь делился подзорной трубой, пускал посидеть рядом на марсе, не дразнил. Виктор пообещал однажды добраться к кэпу в Чили и после, уходя с рыбаками в деревню, долго оборачивался и махал. Уставшие, но возбужденные, все медленно двинулись в противоположную сторону, туда, где возвышались мачты и паруса, крепостные стены и колокольни. — Неужто и впрямь Америка? — пытал Рон вопросами молчаливого Гарри. На его плече ехала Минни, не сводя горящих глаз с прыгающих по камням чаек. — Я думал, она вовсе не тут. — А где же? — услышав это, рассмеялся Чарли. — Мы на краю света, острова остались позади. Конечно, Америка. — Южная, — уточнил кэп. — Северная, что открыл Колумб, действительно слегка не тут. — Дальше-то что? — спросил Чарли, расправляя плечи и разлохмачивая волосы. — Идем в порт? — Нам нужно отдохнуть и нормально выспаться, — ответил кэп. — Сейчас вечер, давайте отыщем у порта гостиницу и переночуем. Заодно наведем справки, где и как набирают команды на китобоев. И придумаем, как убедить взять на борт барышню. Ла-Гуайра понравился Гарри: белый, словно светящийся в ранних сумерках город, заросший кудрявыми кустами. Узкие мостовые были запружены повозками с осликами; светильники, развешанные на столбах и каменных оградах, воняли горелым жиром, но сияли. Повсюду звучала быстрая испанская речь, Фоукс ехал на плече Снейпа и оглашал улицу резкими криками. Ему вторили чайки над головой. Этот пейзаж — чайки, синее безоблачное небо, лохматые пальмы, блестящая стена моря в проемах между домами — стал настолько привычным, что Гарри и думать было дико о том, что есть иные страны — с иными красками. Блеклые британские берега словно кто-то стер из памяти мокрой губкой. Постоялый двор «Вилья-Росарио», трехэтажный, обшарпанный, приткнулся у пыльного въезда в доки. Там они получили несколько комнат с застеленными кроватями и умывальными кувшинами, да горячий ужин в придачу. Гарри глотал ароматный, густо наперченный рыбный суп, закусывал хрустящей кукурузной лепешкой и с любопытством слушал, как кэп, блестя глазами над рюмочкой ангостуры, необычайно оживленно переговаривается с хозяином. Мешая испанские и английские слова, подхлестнутые горячительным, оба болтали, точно заправские попугаи, хотя вычленить в их речах суть было затруднительно. Чарли и Томас обсуждали что-то свое, рюмочки стояли и перед ними тоже. Рон вытащил свою перьевую метелку и играл с лениво жмурящейся на спинке стула Минни. Фоукс дремал на соседнем стуле. Невилл, казалось, грезит наяву, разомлев от супа. Гермиона оглядывала беленые стены, увешанные морскими пейзажами, и иногда толкала Нева в бок. Крэбб, опустошив огромную кружку с пивом, развалился на стуле. Гарри доел суп, облизал ложку и отодвинул миску. Вышла хозяйка в чепце, поставила перед Гермионой и перед ним по чашке с шариками сливочного цвета. — Дульче-де-лече, — улыбнулась она. Гарри раздраженно взглянул на нее, но сунул конфету в рот. Почему она принесла сладости только ему и единственной девушке за столом? Он присмотрелся к своему отражению в стекле стоящей на столе лампы и привычно поморщился. Впору вновь рядиться в платье, чтобы добиваться расположения у совершенно незнакомых людей. Бороду отрастить, пожалуй, чтоб вместо сластей начали предлагать пиво? Представив, как нелепо он будет выглядеть с бородой, Гарри хмыкнул и взял еще одну конфету. Поздно вечером в комнате наверху кэп сказал: — Хочешь спать? Или можем сходить на берег. Смотри-ка, мыло! Вымоемся по-человечески в море. — Позовем остальных? — Ну… если хочешь. — Нет, — сказал Гарри, подходя вплотную и кладя руки ему на плечи. — У них там свое мыло и наверняка свои планы. Давай только ты и я. И снова было ночное море, и луна в небе — тонкий краешек месяца, и неясный шум из порта, где тусклые марсовые огоньки медленно двигались, показывая, как корабли меняют расположение или выходят в акваторию. И был кэп, разгоряченный ангостурой, расслабленный мягкими солеными волнами, обнимающий так, словно боялся, будто Гарри утянет течением в морские дали. И брызги, и подножки, и мыльная пена, и поцелуи, поцелуи без счета. Эту идиллию испортил Гарри, неудачно уйдя с головой и нахлебавшись воды. Вынырнул, откашлялся от горькой соли. — Господи, — простонал он, — да когда же я начну нормально плавать. — Начнешь, — успокоил кэп, помогая подняться и обнимая. — А пока я всегда буду рядом. Если что. — Ты, конечно, будешь, — проворчал Гарри, нисколько, впрочем, не возражая против объятий. — Но я-то не кисейная барышня, хоть и надеваю платья чаще, чем штаны. — Глупости, — сурово оборвал кэп. — Не смей корить себя за это. Ночь уже посветлела, когда они, спотыкаясь в темноте и держась друг за друга, вернулись в постоялый двор и поднялись по узкой лестнице к себе. Мокрые волосы сохли быстро, из-за духоты простыни были отброшены, окна распахнуты, и за ними медленно наливалось рассветом небо. Заснули лишь перед самым восходом, утомленные упоительной близостью. И, несмотря на жару, остались в одной кровати.

* * *

Трехмачтовый китобоец «Дурмэстранхо» высился над причалами настоящим исполином, а длинные лодки с растопыренными гарпунами, висящие по бортам, добавляли ему угрожающей мощи. Воистину, такой корабль мог обойти вокруг материка и преодолеть льды, распугивая пиратов. Впрочем, те и не совались так далеко к югу. — Вперед, — негромко сказал кэп и оглянулся на двоих темнокожих, жмущихся друг к другу. — Дин, миссис Лонгботтом, не забыли? Вы брат и сестра. — Но мы не похожи! — возмутилась Гермиона уже не в первый раз. — Дин с Ямайки, а я из Северной Африки. У нас оттенки разные и язык тоже. — Уверен, миссис Лонгботтом, здешние испанцы о том не осведомлены, — буркнул кэп. Капитан китобойца Игор Каркаров не был испанцем. Как сам доложил на ломаном английском, происходил он из далекой страны Румелии где-то на юге Европы. Оттуда же, видимо, был и его помощник Энтони Долохов. «Жаль, Виктора с нами нет, — подумал Гарри, — он их земляк, уж нашел бы с ними общий язык». У кэпа это не очень-то получалось: оба румельца сверлили его тяжелыми взглядами, не спеша признавать за равного. Впрочем, здесь кэп не был больше капитаном — только таким же, как остальные, наемным матросом. Разве что продолжал упорно брать на себя все самое трудное, как вот и эти переговоры. И Гарри сочувственно вздыхал, переживая за него. Однако худо-бедно те закончились, и кэп, повернувшись, махнул остальным подойти. Сеньор Каркаров мог бы сделать честь самому свирепому пирату: высокий, чернобородый, с жестокими черными глазами. Кэп на его фоне потерялся — и ростом не настолько вышел, и внешность куда тоньше. Что уж говорить о Гарри… Пожалуй, лишь Крэбб и Чарли могли смело претендовать на роль моряков-китобоев, способных не только удержать гарпун, но и добыть с его помощью кашалота. Эта мысль явственно написалась на лице Каркарова, однако озвучил он, глядя на Гермиону, иное: — Профура на борт? Вы все демьенте?! Гарри еще думал, что это значит, а побагровевший Невилл уже выдвинулся вперед. Его оттолкнул Дин Томас. — Сеньор капитан, Гермиона не профура. Она моя сестра. Так уж вышло, что без нее я в море не суюсь и никому не советую. И рад бы ее приткнуть на берегу замуж, да нельзя. — Это что значит? — насторожился Каркаров. — Она чародейка, — сказал Томас. — Ну, э-э-э… ла эхичера. Может наводить чары на океан. — Ведьма? — уточнил Долохов, ухмыляясь в русую бороду. — Какие знает чары? — Я могу приманить столько кашалотов, что вам не хватит бочек для ворвани, — любезно вмешалась сама Гермиона. — Могу менять ветер. Ну и разное, по мелочи. Румельцы переглянулись, бессловесно обменявшись какими-то мыслями, после чего Каркаров на звучной мешанине английского, испанского и португальского выразил согласие. — Ты, ты и ты, — он указал на Крэбба, Чарли и Томаса, — будете гарпунщики. Остальные — на заготовка кита. Ведьма в камбуз. — Позвольте… гм… сеньор капитан, — возразил примолкший было кэп. — Она не справится одна кашеварить. Отрядите ей помощника, вот — Поттера, — и он подтолкнул онемевшего Гарри вперед. — Он хорош в кухне, в заготовке же не искушен. Как будто сам до того только и делал, что пилил китов! Каркаров окинул Гарри тяжелым взглядом и сказал мрачно: — Ладно. То, что на китобойце суровый быт, стало понятно сразу, как вышли из порта. Матросы вострили гарпуны и разделочные ножи, смолили лодки и бочки для жира, отчего вонючий дым полз по палубе, да и три мачты с многочисленными парусами требовали постоянного управления. Каркаров и Долохов орали, без устали раздавали тычки, однажды выпороли матроса, заснувшего во время вахты. Гарри выбегал на шум и вопли с бьющимся сердцем, убеждался, что со своими все в порядке, и вновь возвращался в камбуз, где с утра до вечера чистил картофель, перебирал рыбьи кости для супа, отскребал чешую сначала от рыбин, потом от себя, потом мыл котлы, и эта карусель была бесконечной. Нередко к ним пробирался очумевший от муштры Рон в надежде передохнуть и поживиться, получал кусок сухого сыра, лепешку или кукурузный початок, рассказывал обо всем, что творилось на палубе. А потом, икая от страха, делился россказнями о даме-лошади, якобы обитающей в трюмах. Поздно вечером или рано утром прокрадывался Невилл, с грустью обнимал озабоченную вечной готовкой Гермиону, улыбался Гарри и спешно исчезал, опасаясь наказания. А их хватало: румельский капитан и его помощник знали толк в карах и кроме порки и вахт удерживали из жалованья штрафы. Гермионе заработок и вовсе не полагался, спасибо, хоть кормить не отказывались. С кэпом Гарри виделся лишь во время обедов, страшно скучал, мучился, будто в настоящей разлуке, ловил его суровый, озабоченный взгляд и с тоской оглядывал похудевшее лицо с острыми скулами и угрюмо сжатыми губами. Однажды кэп заглянул в камбуз с приказом от Долохова — заготовить бочки для воды, слив старые запасы: вскоре предстояла стоянка. Гермиона тактично выскочила прочь, а Гарри, выронив нож, бросился к нему, обнял и едва не заскулил от счастья. Кэп сжал его в ответ, больно притиснул к твердым пуговицам бушлата, не давая вдохнуть, потом охватил ладонями лицо, вгляделся с нескрываемым волнением. Разговор между ними произошел тогда странный. — Незачем было меня сюда определять, — отчаянно шептал Гарри. — Я не девчонка и не слабосильный коротышка, как наш бедный Добби. Сейчас были бы вместе. — Да неужто ты взамен хочешь к этим грубым матросам? — отвечал кэп горько. — Что у тебя с ними общего? — А у тебя что? А у Невилла? Я не хуже вас! — Да никто не говорит, что хуже, но мне так спокойнее. — О себе только думаешь! — от горечи Гарри закусил губу. — А меня даже не спросил. Каково мне тут, когда там тебя в любой миг могут за что-нибудь избить? Эти румельские канальи тебя невзлюбили. Каркаров и Долохов, замечая, с каким пиететом относятся к Снейпу новички, слыша то и дело срывающиеся в его адрес «кэп», не жаловали того — и не скрывали. Старались поручить работу похуже. Все перевернулось с ног на голову: теперь кэп драил палубу и бегал под окрики старшего матроса, коренастого североамериканца Ранкорна с тупым лицом. Вошедшая Гермиона, похоже, жалея их обоих, заставила кэпа съесть горячую текено — зажаренную на раскаленных камнях лепешку с сыром, вторую сунула для Нева. Пришлось распрощаться, и многое так и осталось невысказанным и горестно теплилось потом в душе. Гарри жалел о резких словах, потому что прекрасно понимал: будь у него самого возможность повлиять на обстоятельства и затолкать кэпа в безопасный камбуз чистить рыбу и мыть посуду, сделал бы не задумавшись. Но сам жаждал вырваться на волю. И судьба не замедлила предоставить шанс. В Куритибе, спустя недели изматывающего порожнего хода, на борт поднялась остальная команда, те самые грубые матросы, о которых говорил кэп. Одного из них, долговязого блондина по прозвищу Кривой, сопровождал младший брат, пятнадцатилетний Дионизиу. Его и отрядили в камбуз, вынудив Гарри перейти в команду заготовщиков. Снейп только зубами скрипнул, встретив издалека его торжествующий взгляд. Однако уже на следующую ночь, когда вымотанный вахтой с тяжелыми мокрыми парусами Гарри нашел себе место на старых шкурах, служащих постелью в кубрике, кэп лег рядом, обхватил и прижал спиной к своей груди. Счастье затопило с головой, забылась усталость. И Гарри впервые за несколько недель, нацеловавшись до горящих губ, засыпал умиротворенный. Вокруг возились, храпели матросы, неподалеку Рон бормотал заговор против корабельных духов, где-то в углу светили свечой, и надо было привыкать ко всему этому. С кэпом же, который обнимал и тихо дышал в макушку, посылая волны тепла в волосы, эти неудобства казались пустяковыми. И когда Гарри настиг очередной кошмар, в котором из воды вместо кита поднимался огромный хохочущий Сириус Блэк с разбитым о камни лицом, кэп не дал потеряться в кромешном ужасе, торопливо разбудил и покрепче обнял, даря успокоение. Первого кашалота забили, когда прошли широту Монтевидео и взяли курс на Мальвинские острова. «Дурмэстранхо» встал на якоря, паруса приспустили, а Долохов вызвал из камбуза Гермиону. Та сняла с волос платок и подошла к поручням. Вырвала пару волосков, пустила по ветру, что-то шепча. Вдруг раздался вопль смотрящего: — Вижу-у! Все бросились к перилам; далеко в сизом море, почти на горизонте, плеснул фонтан. Потом матросы говорили, что раньше пролива кита и не ждали и что ведьма, видать, свое дело знает. Так или иначе, Гарри был страшно рад. На добычу кита он смотрел вытаращенными глазами: спуск лодок, ощетинившихся гарпунами, сматывание веревок с привязанными буйками, спешная расчистка места на палубе. Лодки окружили далекую тушу, слышались вопли, плеск волн, прошло несколько томительных часов — и вот наконец охотники выгребли к судну, волоча за привязанные веревки исполинского кашалота. Тупорылая туша длиной, как показалось, не менее сотни футов, бессильно повисла в толще воды. И когда ее подняли совместными усилиями на борт, заняла чуть ли не все свободное пространство. Тотчас потекла кровь, разбавленная водой. Разглядывать добычу было некогда: Гарри, как и прочим заготовщикам, вручили огромные кривые ножи и велели резать кита на куски и складывать в бочки. Вот где он познал всю суровость китобойной жизни. Толстая шкура едва поддавалась, под ней оказывалось не мясо, а слой отвратительного желтого сала в несколько футов, и полагалось превратить эту груду жира в куски, влезающие в многочисленные бочки. Пот заливал глаза, вновь поднявший паруса корабль качало, и, то и дело поскальзываясь, Гарри падал лицом в воняющую шкуру. Жир тек по его рукам, он извозился по локти, даже волосы на голове пропитались им. И когда многочасовая пытка закончилась, он с трудом нашел силы облиться водой, прошагал в кубрик и свалился на постель, не чуя ни рук, ни ног. Впрочем, остальные были в таком же состоянии и в этот вечер заснули без ужина. Второй кит дался проще — Гарри достался хвост, где почти не было жировой прослойки, и он справился быстро. Третий же кашалот, спустя неделю, у самой южной оконечности материка, принес с собой ледяную воду и ледяной ветер и сам оказался промерзшим сверху так, что и нож еле брал, и Гарри стер ладони в кровавые мозоли, пришлось обмотать тряпками. Хорошо хоть, Гермиона заговорила боль и пообещала скорое исцеление. В охоте образовался перерыв: судно сделало стоянку для вытапливания жира. Мясо и шкура полетели в море, свалка из морских птиц была такая, что вода, казалось, кипела. Китовый ус складывали в трюмах. Кэп вроде бы сочувствовал, но делал это как-то странно, с угрюмым выражением, напоминая самого себя на заре их малоприятного знакомства. Потом подошел и сказал, глядя в сторону: — Доволен, Гарри? Так и без рук можно остаться. — Не останусь, — ответил он, раздосадованный этой внезапной отповедью вместо слов понимания. И, пересиливая себя, с дерзостью улыбнулся: — Тут никто не безрукий, как я погляжу. Мне вообще все нравится. Соврал и сразу пожалел, увидев, как дрогнули губы кэпа. Тот ничего не ответил и покачал головой, но с тех пор вел себя не как прежде. Ночью обнимал, спасая от подкрадывающегося холода и от кошмаров, а днем был хмур, неразговорчив и уклонялся от вопросов, продолжая, тем не менее, следить издалека. И уже стало казаться, что и во тьме ночного кубрика, во время молчаливых объятий, на лице невидимого кэпа все то же кислое выражение. Китобоец с его дикими нравами и плохо скрываемое недовольство Северуса, почему-то возомнившего, что он может что-то запрещать, раздражали Гарри все сильнее. И когда через несколько дней в море заметили очередную добычу, он, все еще уязвленный, заявил Долохову, что хочет в команду гарпунщиков. — Пешиньо! — воскликнул их предводитель, мощный усатый Кротткотт. — Да ты гарпун не удержишь! — Посмотрим, — сказал Гарри, разозленный очередной версией «малька», и тогда Кротткотт, словно в шутку, пощупал его бицепс под теплым бушлатом и, удивленный, вскинул вверх большой палец. Ему вручили малый гарпун — тяжелую пику длиной футов пятнадцать. Он надел меховые рукавицы и приготовился к любому риску. Стали спускать лодки. С воды дуло, ветер мешал установить их как следует, и Долохов вновь притащил из камбуза Гермиону — помогать бороться с непогодой. Чарли и обросший бородой Крэбб покачивали в руках свои гарпуны, как будто те ничего не весили, а на Гарри Долохов прикрикнул: — Это тебе не метла, а оружие, взять как следует! Не сметь упустить! Охота запомнилась ледяным ветром в лицо, бесконечными гребками к сизому горизонту, сильной качкой в неустойчивой длинной лодке, опутанной веревками, и тем, как внезапно возник жуткий, опасный кашалот, всплывающий и вновь скрывающийся в зеленоватой толще воды. Вокруг его туши бурлила пена. Гарри поднял гарпун, как учил Чарли, и застыл, вглядываясь в поднимающуюся из глубины тень. Медленно морской зверь показался на поверхности — горбатая блестящая туша. Никто не успел ничего понять: кит взмахнул хвостом и ударил по соседней лодке. Та перевернулась, всех остальных окатило волной, отнесло в сторону, закрутило и вновь притянуло в опасную близость к мечущемуся кашалоту. Вопли оглушали, брызги в лицо ослепляли, но среди этого хаоса вцепившийся в борт лодки Гарри вдруг совсем рядом увидел нависающую серую грубую глыбу с выпуклым, бессмысленным темно-красным глазом, который уставился прямо на него. Скорее от ужаса, чем от охотничьего азарта, он что-то выкрикнул и всадил гарпун в центр немигающего зрачка. И грохнулся на дно лодки, не выпуская древко. Кит рванулся так, что руку едва не выломало из плеча, Гарри заорал, но тут ему на помощь пришел кто-то, перехватив гарпун, и кит уже не бился, и стало ясно, что люди победили морское чудовище. Когда все были вызволены из воды и доставлены на «Дурмэстранхо», когда мертвый кашалот с победно торчащим из левого глаза гарпуном был отбуксирован для разделки, когда Гарри пришел в себя, обнаружилось, что он теперь самая популярная личность на корабле. Его хлопали по плечам, невзирая на просьбы перестать — руку ломило, ему подносили кружки с ромом и называли «эроико». Даже Каркаров подошел вдруг и нахлобучил Гарри на макушку свою меховую шапку — поощрил. Гарри оглянулся и увидел кэпа. Тот стоял поодаль и не сводил глаз, и все его лицо и шея были в красных потеках, которые он рассеянно стирал пальцами. Сердце сжалось от боли, но нескоро получилось вырваться из-под пристального внимания Каркарова, а тут и заготовщиков отрядили на работу с тушей. Встретились лишь перед ужином. Судно окутывали сумерки, в которых проплывали низкие облака, светлые на фоне неба. Кэп в меховом бушлате стоял на юте, у перил, глядя в невидимый кильватерный след, и ветер развевал темные волосы. Гарри, стащив шапку, тихо встал рядом, не совсем понимая, как начать разговор. Тронул кэпа за локоть. Тот, вздрогнув, повернулся. — Мои поздравления, мистер Поттер, — сказал он безрадостно. — Благодаря вам китобойцы заполучили целого гиганта — с одного этого кита, вероятно, натопят сотню баррелей ворвани… И обошлось без жертв. И впрямь — эроико. — Северус, — проговорил Гарри тихо. — Что с тобой? Тот замолчал, и даже в полутьме было видно, как он бледен. У Гарри в который раз заныло сердце — с кэпом было трудно в отношениях, приходилось это принимать, но оставлять все неясные моменты несказанными он не собирался и ждал ответа. — Вам это нравится, виконт? — наконец выдал кэп. — Грязная работа, требующая отращивания мышц, а не мозгов? У вас хорошо получается, но где же тот мальчик, что мечтал написать роман и построить чудо-корабль? — Чего-о? — изумился Гарри, не понимая, что его укусило. — Нравится?! Да ни черта мне не нравится, я соврал тогда. Думаешь, мне приятно убивать этих несчастных созданий? — Разве нет? С какой стати вы полезли в команду гарпунщиков? — А лучше ковыряться в жиру? Я уже провонял им до печенок, с души воротит. — Кэп отвернулся, скорчился над перилами, и Гарри понял, что ненавидит его манеру уходить от ответа. И повысил голос: — Да что не так? Тот мальчик, никуда он не делся. Может, повзрослел немного, и все. Кэп упрямо молчал, и Гарри, закипая все сильнее, вдруг нечаянно попал в самую суть: — Неужели ты хочешь, чтобы я оставался тем неумехой, который залез однажды на твой корабль и над которым все потешались? Который шагу не может ступить на судне, чтобы не вляпаться в неприятности?! — И, видя, что ему не торопятся возражать, широко раскрыл глаза: — И впрямь так? Северус! Кэп, по-видимому, сделал колоссальное усилие и совладал с собой. Вновь обернулся к нему, сказал: — Нет, все правильно, так и должно быть — мальчишки вырастают, становятся мужчинами и уходят искать свой путь. — Какой еще путь, что ты придумываешь? — воскликнул Гарри, подходя вплотную. Нашел его опущенные руки, сжал. — Да я недели считаю, не чаю сойти на берег и никогда не возвращаться на промысел. Мог бы, прямо сейчас бы высадился на… где мы там проходим? — Пунта-Аренас впереди, — пробормотал кэп, впиваясь взглядом, — не самые приветливые берега… — Да пускай так. Высадился бы, вытащил тебя, остальные как хотят! Но я терплю, понимаешь. И ты терпи. Мы не у цели. Кэп сжал его руки, потом поднес к лицу и дотронулся губами. — Все ладони побитые, — почти прошептал он. — Разве такого я хотел, когда затевал эту промысловую эпопею? Стоят ли те земли терзаний, неизвестно. — Ну каких терзаний? Ты куда больше рисковал собой и другими, пока занимался пиратством, — упрямо произнес Гарри и подумал, что кэп не преминет в ответ высказаться про высокоморальный бред. Поглядел на горестно искривившиеся губы и добавил: — Не смей меня жалеть. — Я не жалею тебя, Гарри, — сказал Снейп. — Я тебя люблю. Произнесенные тихим голосом, слова ударили, как приливная волна, оглушили, выбили твердь из-под ног. Темнота скрывала от любопытных глаз, свет мачтовых огней не освещал их, вахтенные ушли в рейд вдоль бортов, и ничто не помешало Гарри качнуться вперед и приникнуть. Он высвободил ладони, тотчас засунул их под распахнутый бушлат и обнял. Гарри чувствовал всеми нервами вину и обиду кэпа, его мучительное желание все поправить и безудержную нежность. Тот провел рукой по его влажным волосам, пропуская сквозь пальцы, и сказал: — Ты и впрямь вырос. И Гарри понял — так и есть: раньше касался губами кадыка Северуса, а сейчас доставал до подбородка.