Мягкое кресло, клетчатый плед, не нажатый вовремя курок...

Многие учителя и воспитатели охарактеризовали бы шестнадцатилетнего Серёжу Разумовского как хорошего и прилежного мальчика, пусть и со странностями. Он всегда был готов к урокам, участвовал во всех научных конкурсах и олимпиадах, в некоторых даже побеждая, обожал часами пропадать в библиотеке. Но про его лучшего и единственного друга, семнадцатилетнего Олега Волкова, никто не мог сказать того же. Он почти ежедневно сбегал, чаще всего утаскивая Серёжу за собой, дрался, ходил весь в синяках и засосах, будто хвастаясь перед сверстниками своими похождениями, всё время возвращался в приют поздно и весь всклокоченный, подранный, с окровавленными костяшками пальцев. По учёбе всё время отставал и совсем не скатился и сдал хоть какие-то экзамены только благодаря другу. В библиотеку ходил с ним за компанию, но все были уверены, что вместо того, чтобы брать пример с Серёжи и читать, он целовался между стеллажей с какой-нибудь очередной девчонкой. В чём-то они и вправду были правы: Олег действительно ходил в библиотеку только за компанию с Серёжей, и он и вправду целовался до онемения губ между стеллажами. Но вот только никакой девчонки с ним не было. С ним был только Серёжа. Они с Олегом уже довольно давно перестали заморачиваться по поводу того, что это всё неестественно и неправильно, и просто любили друг друга той самой чистой подростковой любовью, которой так не хватает всем взрослым. Они смотрели друг на друга с нежностью и обожанием, заботились друг о друге, берегли. Все считали их хорошими друзьями, пронёсшими эту дружбу через многие года с самых ранних лет, но никто не знал и не видел, как они вешались друг на друга, зацеловывая уже ставшие родными губы и обнимая крепкие плечи. Часто они, сбегая из приюта, допоздна засиживались на крышах заброшек, лёжа в обнимку под звёздами, и болтали обо всём на свете, замолкая лишь для того, чтобы в очередной раз слиться в нежнейшем, робком поцелуе. В этот день Олег как всегда составлял компанию Серёже, пришедшему возвращать очередную прочитанную от корки до корки книгу и брать новую. Он зашёл за дальний стеллаж, а немного заскучавший Волков плёлся за ним хвостиком. В библиотеку детского дома практически никто не ходил: только, бывало, крутились младшеклассники и дошколята, разглядывающие потрепанные и уже повидавшие не одно поколение разноцветные яркие детские книжки, и иногда один-два человека за час могли промелькнуть в отделе со школьной литературой. Но в Серёжином любимом уголке, между самым дальним стеллажом и стеной, где лежали книги об искусстве, которые он все уже давно прочёл, никогда и никого не было. Кроме них.  — А помнишь фильм, который нам показывали на прошлой неделе? Мелодрама-то эта, забыл как называлась. — повернулся к другу Серёжа, доставая с полки очередную книгу и разглядывая её обложку, силясь вспомнить читал он её или нет.  — Ну помню. А чего ты вдруг про неё? — Да так… Сцена там была одна… Помнишь? — Сергей выгнул бровь, лукаво поглядывая на Олега из-за плеча. — В библиотеке. Олег рассмеялся.  — И что? Неужто ты хочешь её повторить? — он подошёл к Серёже, тянущемуся за следующей книгой, и хотел мягко обнять его сзади, но тот резко развернулся и сделал шаг назад, прижавшись спиной к стеллажу.  — А почему нет? — он игриво закусил губу. Олег одновременно обожал и ненавидел эту его привычку. Это было слишком красиво. Слишком. Он сделал настойчивый шаг вперёд, вжимая Разумовского в полки с книгами и целуя как в последний раз. Всё ещё неумело, но очень нежно, с непередаваемой любовью, сквозившей в каждом движении. Руки Серёжи легли на его плечи. Олег был в одной лишь лёгкой футболке и потому все прикосновения чувствовались особо остро и заставляли сотни мурашек пробегать по позвоночнику. Стоило ему на миг отстраниться, чтобы отдышаться, словно от бега, как Сергей припал губами к его шее. Олег запрокинул голову от удовольствия, сжимая одну руку на талии Серёжи, а второй зарываясь глубже в рыжие растрёпанные волосы.  — Ну Серый, блин! Ну серьёзно, опять? — На шее Олега красуется новый ярко-фиолетовый засос. — Меня Валентина Фёдоровна убьёт же! Как я его теперь спрячу-то?  — Прости… Я случайно… Оно само… — Серёжа виновато опустил взгляд, снова кусая губу. — Давай я тебе свою водолазку одолжу?  — Давай, если налезет… Только теперь надо беспалевно до комнаты дойти. А потом на заброшку может сбегаем до вечера?  — Давай! — говорит Серёжа, хватая первую попавшуюся под руку книгу, чтобы не вызывать подозрений, выходя из библиотеки с пустыми руками. Позже библиотека стала их любимым местом, из-за чего Сергею приходилось читать книжки гораздо быстрее, чтобы был повод сходить туда. Все считали его очень избирательным читателем, ведь он мог стоять, выбирая книгу, иногда даже по часу, но никто не знал, кто и каким образом помогает ему в выборе произведений…