***
Замученный и уставший, с мешками под глазами и с очередным стаканчиком кофе в руках, Серёжа после четырёх пар наконец заваливается домой. — Я дома, Марго, дорогая! — кричит он устало и роняет тяжелую сумку с книгами на пол, стягивает обувь. Со счастливым карканьем на его плечо садится птица, портя коготочками очередной свитер и вскоре вновь каркает от удовольствия, чувствуя на своих пёрышках нежные поглаживания. Вдруг из комнаты послышалось чьё-то хрипение. Серёжа затаил дыхание, прислушиваясь. Да, в его комнате явно кто-то был. У Олега следующая отсрочка только в конце месяца, не раньше. Больше ни у кого ключей не было. Дверь не вскрыта: если и грабители — то очень умные и подготовленные. Компьютер с разработками у него при себе, видимо, пришли за ним, но среди вещей не нашли и решили дождаться хозяина дома. Сергей медленно, тихо открывает крышку пуфика, и, как его и учил Олег, достаёт оставленный им для самозащиты пистолет. У них было слишком много проблем и недоброжелателей, чтобы просто вызывать полицию и ждать, когда спасут. Он зажимает ствол обеими, слегка дрожащими от волнения руками, и вместе с Марго на плече, на цыпочках плетётся в комнату. Он встаёт за дверью, зажмуриваясь и переводя дыхание. Перед глазами пролетает целая череда картинок за те считанные секунды, пока он стоит, вслушиваясь в тишину. Щелчок предохранителя, Сергей резко выдыхает, открывая глаза. — Ни с места! — буквально орёт он, врываясь в комнату и целясь на диван, с которого, как он уже определил, и исходили звуки. — Сюрприз. — Олег поднимает руки разлёгшийся, словно девушка, ожидавшая в красивом белье своего мужа в их годовщину. Пистолет падает на пол, а испуганная громким звуком Марго с громким карканьем взлетает с плеча хозяина. Сергей долго смотрит в упор на Олега, будто бы не узнавая. Один кроваво-красный глаз, вокруг заплывший синяком размером с ладонь, огромная, неестественно выпирающая шишка прямо на голове, разбитая и явно зашитая губа… Серёжа немеет, закрывает лицо руками, не веря своим глазам. Он снимает с Олега одеяло, обнажая гипс на ноге. Осторожно приподнимает подол футболки, и видит на грудной клетке огромные фиолетовые и синие пятна, расчертившие весь корпус. — Что случилось? — дрожащим голосом спрашивает. — Освободили. К тебе отпустили на месяцок. — Что случилось? — снова отчеканивает Разумовский, но уже твёрдо и с нотками злобы в голосе. Его трясёт. К горлу ком подкатывает, и хочется разрыдаться от беспомощности. А Олег же сейчас отшучиваться будет, на его нервах играть, как же без этого?! — Ударился. — Твою мать, Волков! — Неактуально уже лет двадцать. Он хотел ещё что-то добавить, но заметив как сильно побледнел Серёжа, взял его за руку. Разумовский сел на постель, и осмотрев его ладонь заметил разодранные пальцы. На тыльной стороне ладони красовался очередной синяк и не хватало кусков кожи. — Как бы помягче сказать то… В общем дом, в котором я находился, немножко подорвали. Мне немножко прилетело… — Придурок. — он вырывает свою руку и отходит к окну. Его бьёт крупной дрожью всё сильнее и сильнее. — В больницу ты, конечно, не поедешь? — Ты же знаешь, с моей-то работой туда соваться небезопасно… Истерика накрыла его с головой. Страх, осознание собственной беспомощности перед такими травмами… Эти уродливые синяки на груди стояли у него перед глазами. Совсем не мужественные слёзы градом покатились из его глаз, плечи мелко и часто затряслись, а воздуха стало критически не хватать. Будь у него в руках в этот момент что-нибудь тяжелое, он непременно бы запустил это в стенку. — Серёж… — Олег приподнялся на локте, порываясь сесть, но это его действие было резко пресечено строгим взглядом. — Ляг и лежи. — Тогда подойди ко мне, иначе мне придётся вставать. Вдох-выдох. Глаза подняты к потолку, слёзы уходят. Руки утирают раскрасневшееся веснушчатое лицо. — Серёж… — Чего? — спрашивает он, садясь на край дивана. По щеке вновь стекает горячая слеза. Олег стирает её шершавым пальцем. — Я люблю тебя. — Только попробуй помереть. После таких фраз главные герои всегда умирают. — Не дождёшься. Пока на тебе не женюсь — не помру. Хочу оставить после себя официального вдовца. — Придурок.— шепчет Сергей ему уже в самые губы, нежно прильнув к ним. Он целует осторожно, стараясь не давить слишком и не задевать рану, но Волков сам рьяно, рвано и порывисто целует его. Да, разбитая губа ужасно ныла, но Олегу было плевать на неё. Он наконец дома, раньше срока и на целый месяц. Он с Серёжей. И никакая боль не могла остановить его. — Я скучал. — прерывисто шепчет он, когда Сергей отстраняется, придерживая разметавшиеся волосы руками. — Я тоже. Я люблю тебя. Но прошу, брось свою гребаную работу. — Нет. — Ну и целуйся со своими террористами. Я вообще-то ревную, когда какие-то левые мужики оставляют засосы на твоей груди и кусают до крови твои губы. Волков в голос заржал.***
На следующее утро он проснулся один. Серёжа уже ушёл на пары, а Марго мирно спала на своей жёрдочке рядом с кроватью. Оглядевшись, он заметил, что больная нога лежала приподнятая на двух подушках, а на гипсе красовался нарисованный маркером волчок. Смешной такой, мультяшный, с большими глазами и милой мордашкой. Рядом с диваном, на котором он всю ночь провалялся то ли во сне, то ли опять без сознания, стоял придвинутый столик, на котором лежал поднос с остывшим чаем, заботливо сваренной кашей и яблоком. Каша, конечно, была недоварена и абсолютно несъедобна, но сама забота безумно порадовала Олега. Наплевав на всё, он осторожно поднялся с постели, стараясь не наступать на гипс. Первая попытка провалилась: голова закружилась так сильно, что он свалился обратно на диван, приложившись к нему всеми ушибами и синяками. Но опыт, видимо, ничему не учит, и потому Олег вновь поднялся на ноги, уже медленней. Он доковылял до кухни, опираясь о стенку и не наступая на правую ногу, пару раз чуть не распластавшись по полу. Цель всё же была пройдена: он стоял как царь горы, устремив взгляд вдаль, в недры холодильника. Серёжа в его отсутствие опять питался всякой гадостью… Дома нашлась только бутылка молока со сроком годности, выходящим завтра, почти пустая пачка несквика, пара каких-то химозных йогуртов, заварная овсянка и макароны. Олег даже не полез на верхнюю полку, чтобы лишний раз не расстраиваться: там Сергей обычно прятал свои заначки доширака и всяких шоколадок. С завтраком пришлось импровизировать. Вышло не сказать что вкусно, но если запивать всё горячим чаем, то очень даже сносно. Спрятав за собой все следы своего пребывания на кухне и с тяжестью на сердце вылив Серёжину кашу в унитаз, Волков вернулся в постель. Сон, говорят, лечит. Проснулся он уже под монотонное цоканье клавиш ноутбука, которое так выбешивало его, заставляя ревновать Серёжу к его же компьютеру. — Привет. На удивление Олега, ноутбук сразу оказался в стороне. На лице Разумовского заиграла нежная улыбка. — Привет.***
Прошли несколько недель. Волков всё так же просыпался закутанный, с поднятой ногой, на гипсе которой каждый день добавлялся новый волчок. Все они были разные, разных цветов и размеров, и ни один волчок не был похож на другого. По истечении пары недель гипс был похож на пятнистый холст. Впрочем, его всё устраивало. Все синяки и прочие мелкие ранения сошли на нет, и о несчастном случае напоминал только красноватый глаз, швы на губе и гипс. Серёжа уже вовсю целовался, даже пару раз запрыгивая на него, и спали они уже наконец в обнимку. Олег все так же ходил по квартире, пока возлюбленного не было дома, но пару раз всё-таки был пойман с поличным и получил знатный нагоняй. Жизнь налаживалась, текла тихо и размеренно, именно так, как хотелось бы жить. Серёжа со страхом глядел на календарь, понимая, что месяц подходил к концу, но забывал обо всех датах, утопая в любимых объятиях и улетая в облака, целуя эти губы. Они были счастливы сейчас. Они жили моментом. Другого дано им не было, и они не смели просить. Они знали, все будет, рано или поздно. И через много много расставаний и столько же встреч они наконец останутся вдвоём, только вдвоём в этом мире.