Чудовище

      Она уже начала привыкать ко всей этой дикости? Или же попросту потеряла всякую надежду на то, чтобы вернуться к прежней жизни? Так или иначе, первая сигарета за последние бог знает сколько дней дарит неожиданное чувство равновесия внутри. Пират молчит, а Луна, как завороженная, наблюдает за кольцами светлого дыма, разлетающимися витиеватыми завитками на фоне тёмных стен и медленно тающими в сыром воздухе. В голове впервые за долгое время становится пусто, а прежняя смертельная апатия превращается в холодное равнодушие. В конечном итоге Луна решает, что уже настолько глубоко застряла в яме, которую сама же себе и вырыла, что в принципе можно просто продолжать копать.       — Что конкретно ты хочешь от меня? — наконец нарушает тишину она, подняв взгляд на Вааса. Тот отлипает от стены и принимается неторопливо мерить шагами комнату.       — Ну, в идеале — уничтожить Цитру и всё, что ей дорого, а потом наслаждаться полным контролем над островами, — плавно маша руками, словно дирижируя собственным фантазиям, начинает он, а затем вдруг резко разворачивается лицом к Луне. — Но пока что её ручная зверушка — заноза в заднице номер один!       — Джейсон?       — Ага, сраная Белоснежка… Вообще-то он тут никому в хуй не впился, но босса раздражает, что от него слишком много шума, так что сначала ему всё-таки придётся подохнуть.       Босс? Глядя на Вааса, трудно представить, что есть кто-то, чьи приказы он станет выполнять. Хотя, Цитра говорила про некоего Хойта… И если Джейсону и правда удаётся раз за разом ускользать от пиратов, почему он до сих пор остаётся на острове? Вопросов много, но в данный момент есть вещи поважнее.       — А я тут причём? Чем я должна помочь тебе?       — Ну как же! Этой своей… демонической хернёй.       — Не хочу тебя разочаровывать, но я это не контролирую. Понятия не имею, как эта… «демоническая херня» работает, — скрестив руки на груди, демонстративно бесстрастно произносит она.       — Да, я заметил, — почему-то улыбается в ответ Ваас, наклоняется к её уху и заговорщическим шёпотом продолжает: — Если бы знала, то давно бы уже повторила тот же самый фокус, что и прошлый раз, верно?       Он прав. И он отлично понимает, что прав, поэтому тихо посмеивается, пока она хмурится и кривит губы, не желая признаваться в собственной беспомощности.       — Ладно, можешь не отвечать. Суть в том, что ты, — присвистнув, тычет он в неё пальцем, — ты хренова бомба! Только с непредсказуемым детонатором… Но время есть, и мы с этим обязательно как-нибудь разберёмся. Прямо сейчас и начнём! Зачем тянуть?       — Начнём что?       — Выяснять, на какую кнопку нужно нажать, чтобы ты… Бам! — неожиданно громко выкрикивает он, изображая руками взрыв, отчего Луна непроизвольно вздрагивает. — Рванула!       Вместо того, чтобы что-то сказать, она лишь закрывает глаза, а из горла её вырывается короткий нервный смешок. Это явно попахивает новой порцией изощрённых неприятностей. На любой вкус и цвет!       — Хорошо, допустим… И с чего ты предлагаешь начать?       — Дай-ка подумать… — Ваас ненадолго замолкает и действительно выглядит крайне сосредоточенным, буравя глазами потолок и шагая то взад, то вперёд, но уже через минуту знакомое и порядком поднадоевшее насмешливое выражение на его лице возвращается на место. С хитрющей улыбкой на губах, он заводит руки за спину и чуть наклоняется вперёд, нависая над Луной. — Окей. Давай с простого. Сколько пальцев я показываю?       Это, пожалуй, последнее, что она ожидала услышать. Вопрос кажется настолько нелепым, что Луна не может удержаться и закатывает глаза, а затем, не скрывая своего раздражения, вздыхает и снова хмуро смотрит на Вааса.       — Я что, сраный экстрасенс по-твоему?       — А я откуда знаю, что ты там умеешь? — наигранно обиженно говорит он. — Не я же тут ведьма! Ладно, тогда сразу перейдём ко взрывам! — Он хлопает в ладоши и снова в один миг превращается из капризного ребёнка с синдромом дефицита внимания в того, от кого холодок пробегает вдоль позвоночника. Он медленно шагает вокруг, ни на секунду не сводя с неё взгляда прищуренных глаз. Как акула кружит возле окровавленного куска мяса… — Если представить, что ты правда бомба, то должен быть какой-то катализатор, который заставит энергию вырваться наружу. Нужно только выяснить твой.       Луна сглатывает ком, образовавшийся в горле. Слова, вроде, не страшные, но отчего-то из его уст звучат так, что хочется в этот момент оказаться как можно дальше. Но уже поздно. Оружие оказывается в её поле зрения быстрее, чем она успевает подумать о том, что конкретно Ваас мог иметь ввиду. Ствол пистолета критически близко к лицу, и от того, что пират сейчас у неё за спиной, и она не видит его, буквально чувствует спиной его присутствие, но не видит… от этого почему-то только страшнее.       Подскочить и рвануть в сторону становится первым порывом, и Луна даже не думает о том, что дверь закрыта, и бежать бесполезно, но останавливают её не замки и засовы, а рука Вааса, который крепко хватает её за волосы и резко тянет назад, заставляя шейные позвонки хрустнуть, а девушку зашипеть.       — В тот раз тебе было страшно, правда? — Не столько вопрос, сколько утверждение. Его шёпот обжигающим теплом касается её шеи, и Луна вновь тихонько вздрагивает. — Так может, это страх? М? — Холодное оружие упирается ей в висок, и девушка застывает на месте, стараясь даже дышать как можно тише. Во рту пересыхает, но к разочарованию Вааса, ничего так и не происходит. — Что? Сейчас тебе не страшно? Очень зря…       С последними его словами до Луны вдруг доходит одна простая истина, отчего всё внутреннее напряжение трансформируется в нечто иное. Странная смесь злости, раздражения и непонятно откуда взявшейся уверенности. Скривив губы в жалком подобии ухмылки, Луна, не скрывая саркастического тона, произносит:       — Сам же сказал, что я нужна тебе. Ты не выстрелишь. Чего же мне бояться?       Однако вместо ожидаемой новой порции криков и ругани позади раздаётся лишь тихая усмешка, и от следующих слов пирата весь холод, волнение и тревога возвращаются.       — То, что ты нужна мне живой, вовсе не означает, что ты должна быть при этом целой и невредимой. Ты ведь не собственными тоненькими ручками моих парней тогда раскидала. Так может, они тебе и ни к чему? Бомбе не нужны конечности, чтобы взорваться…       Пистолет пропадает из поля зрения, а Ваас же снова принимается ходить вокруг с задумчивым видом, будто и правда прикидывает варианты того, что отпилить ей в первую очередь. Но по какой-то причине Луна всё равно до конца не верит в то, что он это сделает. Ровно до того момента, пока совершенно неуловимым движением Ваас оказывается к ней вплотную. И вот она уже лежит под ним, её левая рука крепко прижата к полу, а острое лезвие охотничьего ножа легко касается пальцев.       — Наверное, стоит начать с малого, да? Какой из них тебе нравится меньше всего?       Трудно сказать, что страшнее: нож, готовый вот-вот рассечь кожу, или же азарт в глазах человека, держащего этот нож. Луна только чувствует, как сердце снова принимается бешено стучать. Моментально становится жарко, и резкий всплеск адреналина напрочь убивает способность трезво мыслить.       Просто так пытаться скинуть с себя взрослого мужика с самого начала выглядит бесперспективной затеей, но Луна всё же пробует, чем вызывает лишь новый приступ веселья у пирата. И дёргается она не долго. Первая кровь заставляет её стиснуть зубы и застыть на месте. Острие сильнее врезалось в кожу. Царапина вдоль четырёх пальцев совсем маленькая, но ощущение всё равно омерзительное. Как бумагой порезаться…       Собственное бессилие страшно злит, а довольное лицо Вааса бесит ещё сильнее. Наплевав на реальный риск лишиться пальцев, Луна поддаётся внутреннему порыву и свободной рукой лупит пирата по рёбрам, но ему хоть бы что. Тогда, недолго думая она приподнимается и бьёт его лбом, тут же ухитряясь попасть коленом ему между ног. Этот манёвр имеет уже куда больший успех. Ваас откидывается на бок, позволяя Луне выползти из-под него, однако руку её так и не отпускает. Тем не менее нож больше не угрожает пальцам, а это уже маленькая победа.       Вот только Ваас теперь выглядит действительно взбешённым. Луна не успевает больше ничего предпринять, чтобы освободиться из его цепкой хватки. Злобно рыча, Ваас с силой дёргает её на себя, и девушка теряет равновесие. В один миг она вновь оказывается на земле, но так просто сдаваться Луна больше не намерена. Она извивается змеёй, пинается, практически не глядя бьёт, куда попало, при этом уже едва ли осознавая, что делает, ведь внутри всё клокочет и жаждет крови. Эта потеря контроля играет с ней злую шутку. Ваас по-прежнему больше и сильнее, и Луна довольно быстро вновь оказывается на лопатках, но всё равно бездумно продолжает попытки освободиться. И когда в очередной раз она замахивается локтём, острая боль пронзает руку. Предплечьем она напарывается на нож, всё ещё зажатый в руке Вааса.       Горячая кровь тонкой струйкой бежит по коже, а вместе с ней из горла вырывается крик. Рана пульсирует, и вместе с этой пульсацией то, что так сильно рвалось наружу, наконец обретает свободу. Луна распахивает глаза, и Ваас на секунду замирает, потому что видит мутную красную пелену, там, где только что были зрачки. Девушка тоже перестаёт брыкаться и махать руками, но лишь на миг. С диким рёвом она вцепляется пальцами ему в волосы, и в этот же момент мир вокруг мгновенно распадается, оставляя вместо себя кромешную темноту.       Тьма рассеивается медленно. Луне приходится хорошенько потереть глаза, прежде чем способность чётко видеть хоть что-то возвращается к ней. Но вдруг она понимает, что руки принадлежат вовсе не ей. Луна видит перед собой совсем небольшие детские ладошки. Кожа на руках загорелая, у неё такой никогда не было… И почему-то на ней видно слишком много мелких ссадин и почти заживших синяков.       Луна больше не в подвале, но, судя по жаркому влажному воздуху и обилию экзотической зелени, она по-прежнему на острове. Острые камешки в песке неприятно впиваются в колени. Она чувствует на щеках ещё не высохшие мокрые дорожки от слёз, а прямо перед собой видит крохотный пушистый комочек, в котором узнаёт ещё совсем маленького тигрёнка. Картина могла бы быть очень милой, если бы его белая шёрстка не была вся перепачкана кровью. Тигрёнок мёртв, а она сидит на коленях прямо перед ним и готова задохнуться от давящих слёз, которые так сильно, но безуспешно старается почему-то сдержать. И всё никак не может отвести взгляд от зверька, который только что весело играл в джунглях, а теперь лежит здесь со вспоротым брюхом.       Над головой нависает зловещая тень. Сжав ладошки в кулачки, Луна плотно сжимает губы и заставляет себя поднять голову. Перед ней высокий мужчина. Смуглый, широкоплечий и с множеством тёмных татуировок, узоры которых полностью покрывают крупные руки, в которых он сжимает нож. И густая тёмная кровь капает с острого лезвия. Луна впервые видит этого человека, но отчего-то в голове чётко всплывает всего одно слово: «отец».       — Немедленно прекрати это! Хватит быть таким жалким! — голос мужчины звучит, как раскат грома. Он грозно глядит сверху вниз, и кажется, что снова пустит оружие в ход, если сию же секунду его не послушать. — Ты — воин. Воин должен убивать других хищников, а не играть с ними. Бери пример со своей сестры! Она знает и чтит традиции племени, в отличие от тебя…       Слёзы вновь наворачиваются на глаза, и голос медленно тает. Воспоминание растворяется, а когда собирается по кусочкам обратно, джунгли превращаются в поросшие травой скалы. В руках крепко сжата длинная палка. Это больше не детские руки, теперь они принадлежат подростку. Но человек, стоящий перед ней — всё тот же мрачный мужчина. В его руках тоже оружие, и он нападает.       Выпад. Уворот. Снова выпад. Лёгкие горят, нестерпимо жарко, но нельзя останавливаться, нельзя уступать. Потому что тело всё помнит. Помнит каждую подобную тренировку, помнит каждый шрам, каждый удар бамбуковой палки по хребту. Но сил слишком мало.       Во взгляде мужчины столько презрения, что хочется закричать, но вместо этого лишь продолжается упорная молчаливая борьба. Поворот. Удар. Мимо. Дышать тяжело.       — Хватит… — слова даются с трудом, глухо.       — Соберись! — грохочет суровый голос.       — Достаточно…       — Нет, не достаточно! Недостаточно для того, кто должен быть лучшим!       Неловкое движение. Пропущенный выпад, а за ним — падение. Пронзительная боль от удара об острые камни, и кровь, что хлынула из рассечённого лба, мгновенно застилает глаза. И затем картинка опять начинает рассыпаться.       Новая вспышка. Теперь кругом сумерки. Темноту рассеивает лишь свет факелов. Запах тёплого ночного воздуха, далёкий отзвук океана и тёмные лианы, ползущие по каменным стенам дают понять, что это по-прежнему всё тот же чёртов остров.       Где-то рядом, но в то же время будто бы далеко, из-под толщи воды, доносится стук барабанов. Во рту осел неприятный горьковатый привкус. Голова кружится после выпитого отвара, всё плывёт. Нужно встать, но тело такое ватное, что трудно шевелиться… Под спиной — твёрдый камень, а перед глазами — бескрайнее ночное небо.       Из темноты показывается Цитра. Стройное нагое тело прикрывает только смехотворно крошечная набедренная повязка да полосы тёмной красной краски на коже. Своей кошачьей походкой она медленно приближается, а потом ловко забирается сверху. Весь хаос, что царит в голове, удаётся унять лишь одной мыслью, единственной, кричащей громче остальных — мыслью о том, что происходит что-то катастрофически неправильное. Все силы уходят на то, чтобы поднять руки и попытаться спихнуть с себя девушку.       — Не надо, не сопротивляйся, — её голос звучит тихо и гипнотически, словно жуткая песня. — Это твой долг. Ты — воин. Лучший среди племени… И мы создадим воина, которому не будет равных. Который возглавит Ракьят, станет будущим нашего народа…       Тошнота подкатывает к горлу. Непонимание, отвращение, обида и злость — всё смешивается в одно, прожигая где-то внутри огромную дыру, которая пожирает то немногое, что ещё осталось от того, что принято называть душой. Перед глазами то темнеет, то нечто вспыхивает так ярко, что невозможно ничего разглядеть, будто помехи на повреждённом видео… Мир опять погружается во мрак, пока сердце яростно колотится в груди, а позади уже едва различимо слышен разгневанный голос Цитры:       — …ты не можешь так поступить! Со мной! Со своим народом!       Но и голос постепенно тает, и Луну болезненно выбрасывает из темноты обратно в холодный подвал.       Ваас с силой отталкивает её от себя, и они оба падают на пол. Луна шумно вдыхает воздух, словно только что вынырнула из-под воды, и тут же заходится кашлем. Её мутит. Спасает лишь то, что она уже давно ничего не ела, и желудок абсолютно пуст, но горькая желчь всё равно упорно рвётся наружу. Зажав рот рукой, Луна садится и старается отдышаться. Тошнота проходит, но голова всё равно продолжает гудеть, только к этому теперь ещё добавляется ноющая боль в руке — импульс, запоздало дошедший до мозга. Кровь течёт по локтю, капает вниз, пачкает колени. Не смертельно. По крайней мере боль отвлекает от этого мерзкого чувства в желудке.       — Какого хуя это только что было?! — оправившись от мимолётного шока, подаёт наконец голос Ваас.       Луна испуганно оборачивается к нему. На его лице читается весь спектр эмоций, но кажется, что он по большей части взбешён. Ещё сильнее прежнего, если это вообще возможно. Будто готовый вот-вот снова наброситься на девушку, он делает движение в её сторону, но Луна даже не пытается отпрянуть. Не может она и перестать смотреть на него, и этот взгляд, это выражение, застывшее на её лице, её молчание — всё это злит Вааса ещё сильнее.       — Что за херня, я спрашиваю?! — снова орёт он и крепко сжимает кулаки, но похоже, от замешательства сам не знает, что ему делать, и неожиданно голос его дрожит. — Ты… ты видела всё это?       Луна слабо кивает.       — Всё, что я знаю об этой… штуке внутри меня — оно любит боль, — неуверенно отвечает она, опустив глаза в пол. — Питается ею. А болезненные воспоминания — это настоящий деликатес… Чёрт, я не знала, что так выйдет.       Луна опускает голову ещё ниже и отчаянно пытается найти что-то, за что ещё можно зацепиться взглядом, потому что взглянуть на него она не решается. Он молчит, что на него совсем не похоже, и она сама не знает, что сказать. Слишком неловко. Подсматривать за чужими воспоминаниями кажется ей ещё хуже, чем подсматривать за чем-то непристойным. И как на это реагировать? Хуже всего то, что теперь Луна вроде как даже сочувствует ему. И при этом прекрасно понимает, что самому Ваасу никакое сочувствие нахрен не сдалось. И что в такой ситуации можно сказать? Ведь ей и правда жаль… Луна никогда не была сильна в так называемых «разговорах по душам», ведь и разговаривать ей было особо не с кем, и из-за этого она только сильнее нервничает. А когда она нервничает, из её рта начинает литься еле связный поток чего-то неуместного или глупого.       — Слушай, я… мне жаль, что я это увидела, но у всех есть своя херня. Твой отец был мудаком, а мой отец наверняка даже не знает, что он мой отец, — Нервный смешок на грани истерики непроизвольно вырывается у неё, и Луна сразу же начинает сильнее ненавидеть себя за это.       — Заткнись… — тихо, сквозь зубы говорит Ваас, и ей бы послушать его, но почему-то она уже не может остановиться. Слова вылетают изо рта, словно не по её воле. Компульсивно заламывая пальцы на руках и похрустывая суставами, Луна всё продолжает тараторить.       — В смысле… не заморачивайся. Я хочу сказать, моя мать, например, продала мою душу ещё до моего рождения — в теме дерьмовых семей я эксперт…       Ваас не даёт ей закончить. Одним рывком он кидается к ней, до боли сжимает плечо, заставляя посмотреть на него.       — Ты можешь просто заткнуть свой рот?! Прекрати делать вид, что тебе не всё равно! Бесишь…       Его тон и угрожающий взгляд отлично работают, и на этот раз Луне удаётся замолкнуть. Ваас отпускает её плечо с таким пренебрежением, будто выбрасывает прилипший мусор. Она вновь поднимает на него глаза, но теперь уже не может перестать замечать, как сквозь гримасу лютой ненависти проглядывает вся та боль, которую она только что прочувствовала сама, от которой до сих пор так плохо, что выворачивает наизнанку. Тогда Луна делает глубокий вдох и, собравшись с мыслями, снова говорит.       — Прости, — её голос тихий и ровный, почти успокаивающий. Она не уверена, что не заставит его опять выйти из себя, но всё же решает продолжить, потому что самой невыносимо тошно, и хочется скорее забыться. — Ты прав, разговоры здесь ни к чему. Лучше выпить. — До этого момента старательно игнорировавший её Ваас вновь оборачивается к ней и вопросительно поднимает бровь, чем заставляет девушку едва заметно улыбнуться. — У тебя же есть выпивка, правда? Может быть, «бомба» из меня и никудышная, зато собутыльник просто отменный!       Он будто бы не верит её словам. Молча буравит скептическим взглядом, сомневаясь, но затем достаёт из кармана пачку, закуривает и, устало вздохнув, произносит:       — Наконец-то! Первое, блядь, дельное предложение! Я реально слишком трезв для этого дерьма.