Девятый

15 ноября 2015 г. Сине-красные блики проблесковых маячков разрывали холодную ночь беспокойным мерцанием. От них ли рябило и едко жгло в глазах, или от дыма, или от щемящего и острого чувства в груди – Жилин не задумывался, просто позволял скатываться соленым каплям по испачканным гарью щекам. Ему не было грустно и слезы эти лились не от количества душевной боли, а просто омывали покрасневшие запавшие глаза. Ему было никак. Пальцы совсем не дрожали, а должны были бы, и даже промозглый серый ноябрь не заставил его мышцы сокращаться спасительной дрожью. На запястье набухал красным порез, кровь уже свернулась, застыла липкой корочкой. Отодрал осторожно, впитал боль, словно нуждался в ней как в воздухе. Он сидел на жухлой траве, вытянув ноги, неподалеку от своей догорающей дачи. В грязной майке и джинсах, из кармана которых вытащил смятую пачку сигарет, зажигалки не нашел и устало уронил руки на колени. Где-то вдалеке пронзительно закричала птица. Раздался громкий глухой звук, похожий на усталый вздох огромного зверя – обвалилась крыша. Кто-то проходил мимо и дал прикурить, говорил что-то, вроде бы даже поднять его с земли пытался, но Жилин качал головой, посмеивался, бормотал глухое «не надо, ну чего ты пристал» и смотрел пустым взглядом перед собой, изредка глубоко затягиваясь. Жилину казалось, что сгорела не дача, а он сам. Сердце внутри билось, билось ровно и глухо, он поводил плечами, пытаясь выйти из этого странного оцепенения, встал и, шатаясь, побрел по дороге, прочь от догорающих развалин. Он посмотрел на луну, высоко висевшую в небе, глубоко вдохнул холодный ноябрьский воздух, засунул озябшие руки в карманы джинсов и вдруг нащупал в одном из них то единственное, что успел вынести из дома – потрепанную синюю бечевку. И внезапно вдруг понял, что же такое тяжелым камнем в груди холодило и заставляло каждый шаг чеканить, потому что колени того и гляди норовили подогнуться, опрокинув усталое тело на сырую стылую землю. Вдруг понял и осознал, захотелось плакать и улыбаться, все одновременно, смех и крик раздирали горло, а синяя веревочка обжигала пальцы. Жилин вспомнил тот день, когда испачканные углем дрожащие пальцы веревочку эту неловко и дергано пытались завязать на его запястье, вспомнил огромные глаза, в свете костра показавшиеся ему оранжевыми, и сбивчивые хриплые обещания…