Осенние зарисовки.

      Андрей уже очень жалеет, что вообще ввязался во всю эту авантюру. Нет, чтобы спокойно сидеть в Москве, разводить иностранцев на деньги, фарцевать потихоньку. Так понесло же на свою голову, приключений захотелось. Картинку перед глазами сменить. Зато теперь он точно знает, что Остап тот ещё змей-искуситель. Искусает — мало не покажется. А вообще, по мнению Трофимова, можно было бы и без всех этих сложностей обойтись. Сел на поезд и поехал себе куда надо.       А нет, стоп. Кто ж им официально устроит выезд за границу-то? Не при той власти живут. А все «выехал-въехал без проблем» не более, чем детские мечты. Которым вряд ли удастся сбыться. По крайней мере, явно не при их жизни. А так хотелось иногда...       — Ось, ну, сколько можно? — юноша по возможности вытягивается на верблюде, давая себе немного отдохнуть. — Пятый день, а всё одно и то же. Дюны и барханы, барханы и дюны. Сколько можно?!       — Водички попей, пройдёт, — Бендер даже не оборачивается, вглядываясь в горизонт. — А осталось сутки максимум идти.       — Это ты говорил два дня назад!       Андрей останавливает верблюда, тихо условно свистнув. Говорить вот с этим вот, что едет впереди, не хотелось совершенно. Да и какой с того толк? Всё равно ничего нового или полезного узнать не получится. А на пустые разговоры уже давно не было ни сил, ни желания.       — Что такое опять? — Бендер тормозит, разворачиваясь на животном. — Вон оазис, если приглядеться, постройки какие-то. Значит, жизнь тоже имеется. К вечеру доберёмся, если кое-кто не будет из себя кисейную барышню строить.       — Так я ещё и барышня?! — Андрей чуть на своём верблюде не подпрыгивает, заставляя того нервно переступить с ноги на ногу. — А Вы... Вы, Остап Ибрагимович!..       — Ну, ну? Кто?       — Пройдоха, шулер, мошенник и авантюрист! Вот.       Трофимов как-то совсем по-детски высовывает язык и отворачивается, мол, обиделся и видеть никого не хочу. Бендер только фыркает на такое. Сколько раз уже проходили, а всё равно в итоге одно и то же. Ни разбежаться нормально не могут, ни просто поругаться по-человечески. Похоже, это любовью и называют.       Остап подъезжает ближе, коротко целуя в губы. Больше себе позволить не получится, пустыня всё-таки, пески, жара и всё прочее сопутствующее. Добраться бы хоть куда-нибудь, где есть ровная, хоть бы и относительно, поверхность и нет лишних ушей. Вот тогда можно и развернуться, отпустив себя.       — Ну не тут же...       Андрей, противореча своим же словам, тянется к любимому, пытаясь хоть ещё немного близости урвать. А то скоро совсем тяжело станет — видеть и не иметь возможности прикоснуться так, как хочется.       — А кто нас увидит, кактусы?       — Верблюды...       Бендер только хохочет, снова целуя, уже с большим напором и явным намёком.       «Когда же там уже что-нибудь горизонтальное, а?»