***
Копать получается с большим трудом, земля, мокрая и вязкая от дождей, поддаётся с большой неохотой. Будто и правда не хочет отпускать то, что в ней лежит. Ещё и с неба капать начало, как в дополнению. Гуро, правда, сдаваться не планировал. Николай ему ещё нужен был, как минимум для поимки Всадника. А с остальным потом разберётся, сейчас главное именно нечисть убрать. Предварительно вызнав всё, что его интересовало. Лопата цепляет крышку гроба, и мужчина начинает работать активнее. Совсем немного осталось, главное, чтобы он не ошибся и Николай действительно был жив. И, судя по редким ударам с внутренней стороны, он был совершенно прав. Несколько минут, и мужчина сдвигает крышку, вытаскивая наружу совершенно шалого Гоголя. Всё-таки в порядке. Это не может не радовать. Осталось только его хоть чуть-чуть в чувства привести, да и отдохнуть дать. Натерпелся за последние несколько дней больше, чем нужно. И вообще, оставлять его без присмотра не стоило, сразу в историю вляпался.***
— Ника, как ты? — Гуро крепче обнимает жмущегося к нему мальчика, попутно сильнее укутывая. — Согреваешься? — Н-не знаю... Гоголь сворачивается калачиком, стараясь полностью залезть под несколько одеял. Кажется, действительно легче становится, и он надеется, что это действительно так. Что-то конкретное сейчас сказать не получится, слишком всё сложно в ощущениях. — Отдыхай. Яков сам удобнее устраивается, перетаскивая писателя к себе к себе на колени. Тяжеловато, но зато ещё одна дополнительная, живая грелка. А учитывая очень тонкие одеяла в Диканьке лишним это не будет. Да и просто близость Николая тоже успокаивает, он постепенно перестаёт дрожать и нервно вздрагивать от каждого шороха. Маленький, а прогресс. Писатель на последнюю реплику только кивает, зарываясь носом Якову куда-то в грудь. Теперь значительно спокойнее и легче. Даже спрашивать не хочется, откуда тот взялся, умер ведь. Для всех. А Гоголь ещё тогда, когда более-менее в себя пришёл, понял, что жив. Потому что среди мёртвых Якова не было. Не говорил. Знал, что не поверят. А теперь придётся, факты налицо. Как и сам якобы почивший. Лежит под ним, мерно дыша и изредка поглаживая писателя по волосам. А это ли не счастье, на самом деле?