Бездна взывает к бездне

Ноутбук пиликает, оповещая о выполненной задаче, из-за чего Разумовский отвлекается от лицезрения двух фигур, которые так плавно и изящно, но в то же время грубо и жестоко наносят друг другу удары. Не залюбоваться ими невозможно. Лера с грацией, переступая с ноги на ногу, будто танцуя, уклоняется от ударов, перехватывая чужие руки, нанося свои, которые блокируются не менее профессионально. Они и вправду не ошиблись, когда выбрали её. Олег дышит тяжело, промахивается — плечо даёт о себе знать, отчего Сергей закусывает губу, отворачиваясь, — но держится гордо, не заканчивает бой. Пусть всё его тело покрыто ранами и шрамами, пусть он не так молод, как девушка перед ним, и в нём не столько энергии, но он знает своё тело дольше и лучше, а потому ему намного легче им управлять. Чуда не происходит, происходят отработанные годами приёмы, и девичья рука перехватывается, а саму Леру валят на пол, придавливая коленом живот. Макарова дышит через раз, Олег улыбается, Серёжа закатывает глаза. И так уже не в первый раз. Волков встаёт, протягивает руку девушке, за которую та сразу хватается: помогает подняться. Говорит ей что-то, наклонившись поближе к её лицу, руку не отпускает, всё так же улыбается. Девушка улыбается ему в ответ, смеётся, и руку наконец-то отпускает, обходит своего «тренера», направляясь за бутылкой холодной воды. Олег провожает её взглядом. Серёже с каждой секундой кажется, что идея была ужасная, и что лучше бы Леры здесь не было — в какой-то момент проскальзывает мысль, что лучше бы он тогда не игрался, а правда бы воткнул тот злосчастный нож ей в бедро. Дрожь пробивает его тело, в глазах вспыхивает страх — он ведь не хочет этого по-настоящему, о чём только думает? Лера же ничего не сделала плохого, да и Серёже она симпатична, почему же сейчас-то просыпается эта злость. Взгляд падает на разминающего шею Олега, который не отрывает взгляд от девушки, осушающей бутылку наполовину. В голове проносится мысль, глупая и идиотская, но такая, что попадает ровно в цель. Сергей Разумовский ревнует. От этого становится лишь тошно и более противно. Он с силой захлопывает крышку ноутбука — на шум оборачиваются Олег и Лера; девушка вопросительно приподнимает бровь, полная недоумения, а Волков уже готовится к самому худшему. Рыжеволосый лишь машет рукой — мол, ничего-ничего, продолжайте, — уходит в другую комнату. Нужно развеяться. Остаток тренировки проходит в наушниках и попытках не смотреть на две фигуры, вызывающие столь сильные эмоции. Проходит час, а после тянется второй. Под конец третьего они закачивают. Лера убегает в душ, хватая сложенные в идеальную стопку вещи, в которых она пришла, спрашивает разрешение закинуть грязную потную спортивную форму в стирку — Серёжа бы сказал нет, вали в мерзких вещах домой; но почти мгновенно вздрагивает, думает: который раз за этот день это происходит, и горбится отворачиваясь к стене, — Олег кивает, не возражая. Дверь за девушкой закрывается. В стеклах отражаются блики ночного города, где-то там внизу ездят машины, ходят люди; они много болтают и смеются, кто-то сидит где-нибудь на детской площадке, на качелях раскачивается, говоря о чём-то великом и важном, философском, а кто-то с банкой пива, валяется где-то на скамейке, ржёт как идиот или конь, и ни капли этого не стыдится. Фонари горят, освещая путь домой, но не во всех переулках они есть, и тёмные стены укрытые тьмой таят ещё больше страхов — никому не советуется ходить там, даже если быстрее, даже если знаешь, что безопасно. Переулки страшны, а рядом с ними всегда ошивается всякая шпана, готовая в клочья разорвать ради прикола и скуки. На улицах страшно, небезопасно, особенно ночью. Для этого и нужен Чумной Доктор — чтобы людей защищать. А Сергей здесь, ему обычно, он стоит в тепле дома, и его гложет что-то непонятное в груди, разливается липким и вязким в разуме. Ему бы сейчас Чумного Доктора, который избавит от этой гадкой заразы, который выжжет её до тла, да в мозг, чтобы всё на место встало, успокоилось. — Что происходит? — говорит Олег, как всегда хрипит, от чего Серёже ещё больнее, но под напором этого взгляда выстоять нельзя, тем более проигнорировать. — Давай потренируемся? — единственное, что приходит ему в голову. Лишь бы не молчать, не думать. Олег кивает, проходит рукой по шее, чуть разминаясь, в то время как Разумовский скидывает с себя кофту, оставаясь в футболке. Лучше бы, конечно, размяться, переодеться в более удобную одежду, чем джинсы, но времени нет; если сейчас, мгновенно, кто-то из них не нанесёт удар, то Сергей сойдёт с ума — вновь. И Волков как будто мысли читает — бьёт резко, быстро, не даёт даже подумать, отчего Серёжа не успевает уклониться, не то, что бы руку перехватить. Удар попадает прямо в грудь, из-за чего весь воздух вышибает; но никто сдаваться так просто не собирается, и потому даже не дав себе перевести дух, Разум бьёт в ответ, но контроль у него не такой хороший, как у Олега, да и опыта меньше — удар выходит смазанным; сейчас Сергей точно не здесь, и даже не думает о бое. Олег это замечает, а потому, даже не желая продолжать этот глупый театр, хватает его за руку, делает подножку, валит рыжего на пол, прижимает коленом спину. — Что происходит?! — уже не просто спрашивает, а по-настоящему, по-звериному рычит Волков, надавливая на позвонки сильнее, а руку заводит за спину, полноценно обезвреживая. — Ты думаешь я тупой или слепой? — не давая ответить продолжает он, наклонившись к чужому уху, шепчет, чуть касаясь губами. — Думаешь, я не вижу все те взгляды, что ты кидаешь на меня и Валеру? И если она не замечает, потому что ещё не знает тебя, потому что знакома не больше месяца, то я вижу. Прекращай ревновать, Серёж. И Разумовский от этого задыхается в гневе, дёргается пытаясь выбраться, но Олег держит крепко, не давая освободить даже руку — Сергей не прекращает попыток, отчего злит Олега лишь больше, на что тот ударяет по ягодице рыжего, заставляя успокоиться. Работает. — Кончай театр, Серёжа, — продолжает шептать на ухо Волков, — я твой и только твой, думаю, то я тебе вчера уж доказал. Разум заливается краской, радуясь, что не смотрит в глаза Олегу, на этот раз дёргается спокойней, как бы говоря, что успокоился и его правда можно отпускать. Наёмник слушается, освобождает руку, встаёт, но смотрит всё так же: изучает, готовится вновь обездвижить. Серёжа трет затекшую кисть руки, смотрит из-под спадающих на глаза рыжих волос, тяжко вздыхает. — Прости, — говорит он, — я просто… не знаю даже почему, просто бесит и… всё! Хочется реветь, по-детски глупо реветь. — Всё хорошо, — спокойно отвечает ему Олег. — Ты просто привык, что с тобой лишь я, ты сможешь привыкнуть и к ней. Она ведь тебе тоже интересна, ты её уже обожаешь, я же вижу. Серёжа улыбается. Олег как всегда прав. Разумовский подходит тихо, аккуратно, но на Волка все ещё не смотрит. Руки падают на чужие плечи, чуть сжимают, в то время как грубые сильные руки сжимают его талию, притягивая ближе, а губы накрывают чужие, утягивая в глубокий поцелуй. На фоне слышится грохот — падают Лерины вещи. Девушка краснеет, кашляет — и мужчинам приходится оторваться друг от друга. Смотрят они на неё чуть насмешливо. Блондинка опять кашляет, прочищая горло и выдаёт. — Ну, в принципе, я так и думала, что вы вместе. Логично даже, особенно если судить по вашим постоянным гляделкам. И зал утопает в тройном искреннем и счастливом смехе.