Бездна взывает к бездне

Солнце уже давно встало за горизонтом, освещая огромный город своими лучами; часы еле-еле доходили до семи утра — будильник прозвенит только через полчаса, но спать уже невмоготу, сонливость снимает как рукой, оставляя за собой столь непривычную и мерзкую бодрость. Олег убежал на пробежку, скоро уже вернётся: захочет заварить себе кофе, поставит чайник и пока он будет закипать, успеет сбегать в душ. Только он явно не ожидает, что его рыжеволосое чудо не будет пускать слюни на подушку, а уже встанет. Серёжа так и делает — неспешно встаёт, потягивается, направляясь в ванную, дабы ополоснуть лицо. Комната встречает его серой плиткой и разломанной душевой кабиной — напоминание: сексом в душе больше не заниматься. Разумовский хватает свою щётку с Рапунцель, надавливает пасты и приступает к чистке зубов. Из отражения на него смотрит обычный студент с нечёсаными спросонья волосами и всё ещё заспанным лицом. Холодная вода отрезвляет, заставляет проснуться окончательно. Щётка и тюбик пасты возвращаются на своё законное место. Через пару минут на кухне уже включена плита, на ней стоит чайник. Олег запрещает на этой территории Сергею делать что-либо — очень самонадеянно думать, что рыжий послушается, — но он пропускает это мимо ушей, достаёт из холодильника пару яиц и сковородку из верхнего ящика. Зажигается вторая конфорка. На сковородку льётся подсолнечное масло и, что удивительно, даже не проливается мимо как обычно. Сергей такому везению лишь присвистывает и, разбивая яйца на сковороду, отходит, чтобы прихватить пару заранее нарезанных кусков хлеба, которые направляет к яичнице. В коридоре хлопает входная дверь, оповещая, что второй житель квартиры вернулся. Олег неспешно стаскивает с себя кроссовки и вешает на крючок мокрую от пота олимпийку — чуть позже Разум на это фыркнет, и Волков уберёт её в корзину для грязного белья. Парень сразу же примечает оживление на кухне и, проходя в спальню, чтобы переодеться, видит лишь пустую постель. Фыркает. На пол отправляются грязные, пропитанные потом вещи, со стула — единственного в этой комнате, — он хватает домашние вещи, поглядывает на часы. Семь тридцать три. До пары Серёже ещё более двух часов — что это он так рано подорвался. Олег улыбается, направляется к своему чуду — от слова чудовище, — на ходу натягивая чёрную майку. Сергей, как и ожидалось, находится на кухне, внимательно следит за яичницей и даже в нужное время выключает огонь. Чайник свистит, оповещая о готовности кипения; вторая конфорка гаснет так же быстро. Из сковородки завтрак отправляется на две тарелки, а Олег достаёт из шкафчика две кружки и банку кофе, звеня посудой. Разумовский резко оборачивается и, завидев парня, улыбается. Олег улыбку повторяет, отправляя тем самым ответ, разводит порошок в чашке, заливая всё водой. Серёже хочется смеяться, а Волкову заключить его в объятия и никогда больше не отпускать. Тарелки, вилки и чашки оказываются на столике — небольшом, как раз для двух человек, — и Олег ловит рыжее чудо за талию, притягивает ближе, накрывая его губы своими. Поцелуй получается медленным, размеренным, ленивым даже, но полным столь сильной и прекрасной любви, о которой хочется кричать под окнами и слагать песни. Они счастливы и сегодня их идеальный день. Стены душат склизкой и хитрой змеёй, обвиваясь вокруг шеи, сдавливая — не позволяя дышать. Хочется кричать и реветь — убиться головой об стенку. Он заперт здесь любимым человеком. От этого больно так, что хочется рвать и метать, распороть свою грудь и раздавить это чёртово сердце и эти чёртовы чувства, создающие лишь мучения. Серёжа так виноват. Он провалился. И ни одно его слезливое «прости» так и не дойдёт до того самого слуха.