𝚗𝚘𝚝 𝙳𝚊𝚍𝚍𝚢'𝚜 𝚍𝚊𝚞𝚐𝚑𝚝𝚎𝚛 𝚊𝚗𝚢𝚖𝚘𝚛𝚎.

      Нацуки опоздала в школу на следующий день. Она с трудом вникала в то, что говорили учителя, урывками записывала за ними, не успевая, царапая бумагу карандашом со сколом на грифеле. Ныло плечо. Веки казались тяжёлыми. Голод был невыносимым. Кое-как дотянув до конца уроков, Нацуки встретилась с Юри и получила от неё моти в контейнере. Сладости подверглись тщательной проверке. Довольная результатом, девушка полезла было в сумку за открыткой, но Юри попросила её повременить до встречи в клубе и куда-то ушла.       Первой, кому розоволосая вручила традиционное лакомство и открытку, была Сайори. Они обменялись подарками ещё до собрания клуба, сидя на скамейке и дожидаясь лидера клуба — Монику. Полученный от Сайори брелок в виде собаки Нацуки сразу прицепила к рюкзаку. Пушистая мягкая игрушка на цепочке ей очень понравилась. Сайори порывалась извиниться за то, что «едва не забыла купить подарок и в последний момент выбрала брелок», но Натцки ничего слушать не хотела. Второй на очереди оказалась Моника. Нацуки предложила ей угощение вскоре после того, как все трое оказались в кабинете. Но пришлось немного подождать. Шатенка (от автора: или же рыжеволосая) настаивала, чтобы обмен начался только тогда, когда все будут в сборе. От неё все получили книги на разные темы. Судя по реакциям собравшихся, Моника угодила всем. Розоволосая тоже была довольна подарком: её давно заинтересовали рецепты десертов из других стран, и книга о европейских сладостях была как нельзя кстати.       Настал черёд единственного парня в клубе. Он охотно взял угощение, а сам протянул ей украшенный забавными стикерами лист с поздравительным хайку. Стихотворение нельзя было назвать удачным: традиционную форму он нарушил. Но от осознания, что это хайку было написано специально для неё, Нацуки позабыла про всякие колкости. В груди потеплело, а в животе защекотало — будто очнулись ото сна сотни, тысячи крохотных бабочек. — Спасибо, — выдохнула розовоглазая и спрятала лист в сумку. Нужно было найти для него укромное местечко и сохранить… Юри пришла в клуб последней. Она подошла к подруге, держа что-то за спиной. Как-то нервно оглянулась назад. Взгляды ещё трёх людей были устремлены на неё. Юри отвернулась и ссутулилась, будто пытаясь показаться меньше, незначительнее. Она едва слышно проговорила: — Это тебе… Фиолетоволосая протянула Нацуки подарок, обернутый в бледно-лиловую бумагу с изображениями листьев и перевязанный лентой. Коробка оказалась сравнительно тяжёлой, хотя по толщине и параметрам вообще мало отличалась от большой упаковки конфет. — Спасибо. А это от меня. Нацуки с лёгкой улыбкой положила перед Юри угощение и открытку, а сама развязала бант и отложила ленточку на парту. Уже собираясь снять обёрточную бумагу, ощутила что-то странное под пальцами. Монеты? Она перевернула коробку. Действительно, мелкие монеты под скотчем. Это было странно. И настораживало. — Что это? — девушка коротко взглянула на подругу исподлобья. Та приоткрыла рот, но не издала и звука. Только сцепила руки в замок. Нацуки почти сразу принялась разворачивать бумагу, а потом открыла крышку. В коробке оказалась бамбуковая разделочная доска со скруглёнными краями и выжженным цветочным орнаментом по периметру. Рядом лежал миниатюрный складной нож. Молодая особа побледнела, как только заметила его. — Ты… Серьёзно? Ты же знаешь, что такие вещи нельзя дарить?! — ощутив неожиданный и непонятный всплеск паники, она обратилась к Юри громким шёпотом. Будь они наедине, Нацуки наверняка повысила бы голос. Вовремя себя одёрнула. — О… Он легального размера… — только и выдохнула Юри, потупив голову. — А то, что он приносит? — не унималась розоволосая. Она никогда не замечала за собой склонности к суеверию, но цеплялась за любую причину, по которой могла бы не принимать эту часть подарка. Отец обязательно вытряхнет её школьную сумку. Ему это не понравится. — Я учла… Монеты… — Могла догадаться, — пробормотала она, отлепляя монеты от коробки. Отдавать их не спешила: думала вернуть нож. Наконец, она вложила деньги в руку Юри. Та посмотрела на свою ладонь, вздохнув. — Прости. Я даже не предполагала, что тебе может стать не по себе от такого подарка… Хотела что-то полезное, а вышло… — Хорошо вышло, — Нацуки резко перебила её, закрыв коробку и отправив её в сумку, — Это реально полезные штуки. Я просто… Не принимай это близко к сердцу. Ты молодец. Юри легко кивнула, но смотрела с недоверием. Нацуки пожалела, что не может управлять временем, как персонаж одной манги. Вот бы остановиться прямо после получения подарка, справиться с эмоциями, а потом уже говорить о впечатлениях… Многого бы удалось избежать вообще. Пытаясь сгладить неприятное впечатление, особа обняла Юри, неловко уткнувшись в ключицу. Усмехнулась: длинные пряди волос защекотали шею. Ощутила, что Юри, поколебавшись, обнимает её в ответ. Смутно знакомый цветочный аромат окутал Нацуки. Она приподнялась на носки и почему-то подумала о тёплом жасминовом облаке. Да, лучше не опишешь. Пусть как-то по-детски… — Что смотрите?! — Нацуки выглянула из-за плеча Юри. Остальные члены клуба до сих пор наблюдали за ними. Моника тут же опустила взгляд на открытку, которую держала в руках, Сайори только тихонько хихикнула, прикрыв рот рукой. Девушка метнула грозный взгляд на оставшегося парня и отпрянула. Юри почти тут же сжала прядь своих волос, смотря в пол. Её руки дрожали. — Я сейчас вернусь, — пролепетала она и устремилась к двери. Нацуки проводила подругу взглядом, не понимая, что происходит.       Через несколько минут все будто забыли о произошедшем. Юри пришла и суетилась с чаем. Моника принесла посуду, сладости и фрукты. Она занялась сервировкой. Сайори помогала Монике, раскладывая конфеты и засахаренный имбирь, и весело щебетала со своим другом детства. Когда он смотрел в сторону Нацуки, чистившей и разделявшей на дольки мандарины, её сердце будто пропускало удар.       Члены клуба собрались за столом, пили чай, разговаривали. Моти заслужили похвалу ото всех, кто их попробовал. Нацуки так радовалась этому, что её до самого конца встречи не тревожили мысли о нежеланной поездке. Только во время прощания она осознала, что уже вечером будет далеко от школы и друзей. Одна с отцом. Без надежды на чудо.       Нацуки вышла из школы позже всех. Толкнула дверь, прошла пару шагов… Заметила припаркованную машину отца. Внутри всё похолодело. Переборов острое желание забежать обратно в здание, девушка достала из кармана сумки шапку, торопливо натянула её и пошла к воротам. А ведь в младших классах она радовалась, когда отец отвозил её домой. Бежала к машине. Махала ему рукой, когда тот выходил и встречал её. И обнимала его, что было силёнок. Пока отец сидел в машине и не смотрел в её сторону. Нацуки надеялась, что он не будет выходить, призывать к приветственным объятиям. Сама она ни за что не сделала бы первый шаг. И было бы дело только в жёсткой щетине и горьком въедливом запахе сигарет…       Отец будто перестал быть девушке родным. У неё проскальзывала мысль, что она уже несколько лет живет с каким-то самозванцем. Откуда взялся этот импульсивный тиран, решающий вопросы только с помощью унижений, криков, рукоприкладства, готовый устроить разнос из-за любой мелочи? Нацуки сдержанно поздоровалась, заняла пассажирское сидение, пристегнулась и положила сумку на свои колени. Отец вместо приветствия упрекнул её за то, что она заставила его ждать, а потом заявил, что они едут за город прямо сейчас. Он собрал её вещи и взял всё необходимое. Розоволосая заикнулась было, что нужно ненадолго заглянуть домой, но отец грубо оборвал фразу и поехал. Она бессмысленно смотрела в окно, чувствуя ком в горле. Мелькали знакомые дома, улицы. Снова пошёл снег — мокрый, превращающийся в капли на стеклах. Потом всё стало мутнеть. Просто запотевали стёкла. Или у Нацуки закрывались глаза… Они провели часа два в пути. Говорили мало: девушка только отвечала на вопросы отца. Останавливались только на заправке. Отец, уходя, заблокировал двери машины. Юная особа осталась внутри. Пользуясь моментом, переложила подаренный нож в карман жилетки, надеясь хоть так избежать проблем. Карточку с хокку спрятать уже не успела и оставила её в одном из учебников. Доехали до загородного дома. Отец припарковал машину, отстегнулся и выхватил сумку Нацуки. Хлопнул дверью, выходя. Она вздрогнула и выбралась следом. Переступив через порог дома, отец резко остановился: — Сумка тяжелее, чем утром. Чем ты её набила? — и вытряхнул содержимое прямо на пол. Выпали книги и тетради, разлетелись закладки, простые карандаши, мелкие монеты. Коробка от Юри раскрылась при ударе, а из неё вывалилась разделочная доска. Нацуки, совершенно не ожидавшая такого, на минуту потеряла дар речи. — Язык проглотила? — отец тряхнул сумку ещё раз. Оттуда выпала только лента, которой была перевязана коробка. — М-мне… Подарили друзья, — ответила она тихо, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Да какие у тебя могут быть друзья? Подарили… Может, ты украла? Или купила этот хлам на украденные у меня деньги… И эта мелочь — всё, что у тебя осталось, так?       Она уже хотела было сказать, что эти деньги — всё, что ей удалось скопить. Ведь она искала упавшие монеты между подушками дивана, в коридоре, даже выуживала что-то из-под автомата с едой в школе, пока никто не видел. Она никогда не воровала. Приоткрыла губы, но лишь безмолвно покачала головой, даже не надеясь, что отец ей поверит. А он даже этого не увидел. Ногой перевернул книгу по кулинарии, смотря на обложку, отпихнул в сторону доску. Заметив карточку со стикерами и хокку, наклонился и поднял её. — Мужское имя… Этого следовало ожидать. Сначала манга, потом… Это, — отец потряс невинным поздравлением, стремительно краснея от гнева.— Безмозглая.! Вместо того, чтобы учиться, занимаешься не пойми чем! Розоволосая тут же задрожала от обиды и страха. Ощущение беспомощности вернулось. На слабых ногах она отступила, сделала ещё шаг назад и едва не споткнулась о ковер. Отец пошёл на неё. Под его ногой хрустнул карандаш. Потом захрустела и плотная бумага, которую отец смял в руке. — Значит, ты больше не папина девочка… — сказал он, смотря на девушку с отвращением. Смысл, который был вложен в эти слова, был для неё болезненно ясен. В глазах помутнело от слёз, а потом вспыхнула боль. Нацуки выставила вперёд руки, пытаясь защититься практически вслепую. Для отца это не стало препятствием. Снова обожгла боль. Она будто ненадолго отключилась и снова начала осознавать происходящее, лёжа на полу и сжавшись в комок, одной рукой закрывая голову, а вторую прижимая к боку. То, что выкрикивал отец, она не понимала из-за звона в ушах. Всё было таким туманным, спутанным…       Нацуки даже испугалась, почувствовав складной нож в кармане жилетки. Она машинально вытащила его из кармана и сжала в руке, едва не выронив из-за очередного удара. Стараясь не показывать нож раньше времени, раскрыла лезвие. Случайно порезалась. Из большого пальца засочилась горячая кровь. Боли от этого она не ощутила. Как и чувства вины после того, как всадила нож в лодыжку отца. Прорванная ткань брюк быстро увлажнилась кровью и окрасилась ею. Раздался почти животный вой. Отец посмотрел на неё диким взглядом. Он не ожидал отпора. Пользуясь его испугом и замешательством, Нацуки напряглась и поднялась с пола, не опуская нож. Посмотрела разъярённому отцу в глаза, сжала рукоять до боли в подушечках пальцев. — Ненавижу, — процедила Нацуки сквозь зубы, чувствуя привкус крови во рту. Её трясло, лёгкие, казалось, горели от каждого вдоха. Девушка пошла по кругу, держа нож наготове. Отец поворачивался вместе с ней и не сводил взгляда с поблёскивающего лезвия. Когда она оказалась спиной ко входу, он бросился вперёд, пытаясь выхватить нож. Она ждала этого, поэтому успела увернуться и побежала, что было сил, к двери, перескакивая через вещи на полу. Откуда эти силы взялись, она сама не знала. Отец погнался за ней, но поскользнулся на тетради и налетел на угол тумбы. Схватил её за ногу… Не удержал. Только стащил вниз гольф. Пока мужчина приходил в себя, в одном ботинке Нацуки выбежала на дорожку, которая тянулась вдоль ряда домов. Она добралась до ближайшего, застучала в дверь. Нож кое-как сложила и сунула в карман. Сердце колотилось в горле, язык не слушался, выходил только надрывный хрип, в котором было сложно разобрать мольбы открыть.       Минута в ожидании показалась невероятно долгой. Нацуки то и дело смотрела в сторону дома бабушки, зная наверняка, что отец погонится за ней. А если в этом доме никого нет? Вдруг она напрасно тратит драгоценное время? Увидев размытый силуэт в стороне, девушка хотела уже закричать, но связки отказали. Прильнув к двери, она повторяла про себя: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…». А потом едва не полетела вперёд. Ей открыли. — Что происхо… — хозяйка дома посмотрела на розоволосую особу и обмерла. Потом заметила движение на улице, отошла немного сторону, пропуская.— Быстрее, быстрее!       Незнакомка спешно закрыла дверь за Нацуки. Та, едва стоя на слабых ногах, привалилась к стене и кивнула в знак благодарности. Она тяжело дышала, сипя, была вся напряжена, не сводила взгляда с двери. Женщина попыталась выяснить, что произошло. Связно ответить девушка не смогла, но короткими предложениями, отдельными словами обрисовала ситуацию. Рассказать было проще, чем она думала.       Хозяйка дома решила не медлить и вызвать полицию. Она ненадолго оставила Нацуки, уйдя за телефоном. Тут в дверь зазвонили. Пришедший долго зажимал кнопку, и резкая трель тянулась мучительно долго для Нацуки. Она зажмурилась и впилась ногтями в свои ладони. Всё стихло, потом повторилось. Только звонок был короче. За этим последовали беспорядочные нажатия на кнопку и стук в дверь. Незнакомка, уже держа мобильный в руке, вернулась в коридор. — Я знаю, что моя дочь здесь. Выпустите её! — прохрипел отец невысокой девушки. Сомнений быть не могло. Как и в том, что её спасительница почему-то идёт к двери… — Не отдавайте меня ему!.. — надрывным шёпотом обратилась юная особа к незнакомке, падая на колени. Она готова была умолять, но женщина не остановилась.— Пожалуйста! Отец Нацуки продолжал бить по двери кулаком и требовать выдать дочь. — Я вызываю полицию, — объявила хозяйка дома, закрывая дверь на второй замок. Сама розовоглазая выдохнула с облегчением, но напряжение никуда не ушло.       Впрочем, оно не пропало ни после того, как прибыли полицейские и задержали её отца, ни после снятия побоев и череды бесед, где выясняли подробности произошедшего. Только когда Нацуки вернулась домой, она начала осознавать реальность произошедшего. Ей не верилось, что всё закончилось, да ещё так стремительно и быстро. Девушке иногда казалось, что отец скоро вернётся, особенно по утрам и в те часы, когда он обычно приходил с работы. Но теперь... К новому положению вещей предстояло привыкнуть.