***
Гриммджо остановился так резко, что от торможения песок взметнулся дождем во все стороны, и пронзительно радостно закричал в пустое темное небо, выпуская с криком азарт скорости, кипящий в крови адреналин и кайф от бьющего в лицо жесткого ветра. Луна скалилась на него сверху обгрызенным рогаликом, и он показал ей крепкий сжатый кулак и взлохматил волосы, выбивая песок. Шаолонг, этот чистоплюй, опять будет бурчать, что Гриммджо притащил из пустыни в общую комнату отдыха кучу песка. Но это же пустыня. Весь Уэко-Мундо — это бесконечная холодная пустыня, и песок — это уже часть их жизни. Даже если Айзен выдаст всем по щетке, чтобы они вытирали за собой пол, песок будет всегда. Он не исчезнет — все также будет скрипеть и на зубах, и из волос он будет также плохо вымываться, и жесткие колючие сквозняки будут играться маленькими дюнами в каменных залах Лас-Ночес, а сапоги все также нужно будет переворачивать, чтобы вытряхнуть эту чертову песочницу. Он арранкар, черт возьми! А не чистенький ухоженный шинигами, как Айзен, или как эти слабаки, с которыми он и его фракция столкнулись в мире живых. Как эта рыжая девчонка-слабачка. Бойкая, конечно, резкая и грубоватая, но все равно ухоженная и облелеянная, с аккуратно подстриженными ногтями и мягкими локонами. Девчонка, по какому-то недоразумению схватившаяся за меч и вставшая у него на пути. Победить ее было не сложно, а упиваться ее беспомощностью и слабостью в ярких стойких глазах, было в радость. Даже несмотря на полученный шрам и выволочку за самоволку. Гриммджо усмехнулся и уже собирался обратно, когда руку странно обожгло. Ударился? Нет. На секунду у него помутнело в глазах, а по языку сам собой расплылся странный сладковатый вкус. Гриммджо сглотнул и облизнул губы, добирая медленно исчезающее ощущение, очень похожее на вкус той коричневой бурды, которую пьет Тия и ее девочки. Это уж точно не песок. — Хм, интересно, — сказал Гриммджо в пустоту, потирая все еще зудящие, будто от ожога пальцы.***
Ичиго казалось, она сходит с ума. Потихоньку, медленно безумие разъедало ее голову и приводило в отчаяние. Сегодня ей захотелось вытряхнуть песок из кроссовок. В обуви ожидаемо ничего не было, хотя Ичиго могла поклясться, что две секунды назад там была целая песочница. Но это было полбеды. Сегодня она снова видела Айзена. Он сидел за столом и степенно пил чай из тонкой фарфоровой чашечки с вензелями, чопорно отставив мизинец, и Ичиго едва смогла вздохнуть от неожиданного видения. Она же только что на математике сидела, какой к черту Айзен? Видение было коротким. Айзен повернул к ней голову и спросил: — Ну, как вам чай? — и Ичиго, ошалело моргнув, снова увидела доску и учительницу, и уравнения. Будто бы ничего не произошло. Сумасшествие. В ее галлюцинациях Айзен пьет чай, отставив мизинец, а руки у Ичиго теплеют, будто она сама держит чашку. — У тебя какой-то вопрос, Ичиго? — холодно сказала учительница, пристально смотря в ее сторону, и девушка вздрогнула и замотала головой. — Нет, все понятно. — Хорошо. В следующий раз не кричи на весь класс, пожалуйста. Неприятный липкий страх прошелся по спине, царапая нежную кожу. Казалось, заведи руку и коснись — и почувствуешь воспаленные набухшие порезы. Живот скрутило, как перед прыжком с большой высоты. — Извините, — тихо выдавила Ичиго. Я не кричала — на грани паники подумала она и посмотрела на друзей. Они смотрели в ответ озадаченно и смущенно, а по большим непонимающим глазам Орихиме, Ичиго поняла, что все хуже некуда.***
Джагерджак дернул верхней губой, моргнул и напряженно заозирался, будто не понимая где он находится. — Гриммджо-сан, мой дорогой Секста-Эспада, ты сегодня слишком нервный и дерганый. Еще чаю? — Не надо, — хмуро буркнул Гриммджо. — У меня есть. Чашка грела руки, травяная бурда пахла затхлым сеном. Владыка удовлетворился и переключился на Ямми, и Гриммджо выдохнул. Он потер глаза и несколько раз усиленно моргнул. Какого черта это было? Хотя нет, где черт возьми он только что был? Заэль наблюдал за ним искоса, а потом чуть поддавшись к нему, прошептал: — Не в духе? — Отвали, — тихо рыкнул Гриммджо, и Заэль тонко улыбнулся, стреляя глазами на Айзена, желая удостовериться, что их перешептывание не заметят. Тот увлеченно, пытался вытянуть из туповатого Ямми философские изречения о превратностях бытия. — Выглядишь очень, хм, пришибленно, — вкрадчиво сказал Заэль. — Тупые соседи за столом, — огрызнулся Гриммджо, — Отвали, Гранц. Иначе я вылью эту травяную бурду тебе на патлатую голову. От Заэля послышался тихий смешок. Халлибел на другом конце стола посмотрела на них осуждающе и повернулась обратно, внимательно слушая речь владыки. — Как дела у брата? — не унимался он, видимо поставив себе цель доконать, Гриммджо окончательно. Почему-то, когда он упомянул Ильфорте, Гриммджо захватила густая алая ярость. Захотелось схватить эту тварь за розовые патлы и вмазать в стену. А потом бросить его тушку старшему брату под ноги — фрассьон бы обрадовался. — Вот сам у него и спроси, — рокочуще процедил он, сжимая кулаки и поворачиваясь к Заэлю. В спокойных глазах у того не было ни капли раскаяния. — Я поэтому и спрашиваю у тебя. Чтобы не иметь дело с ним. Гриммджо вскочил под резко накатившую тишину и с удовольствием, отмечая легкий испуг на лице Заэля, вмазал ему так, что он опрокинулся вместе со стулом, сверкнув сапогами. — Ну, наконец-то! — радостно гаркнул Ннойтора и швырнул в Ямми стул, как будто все чаепитие только и ждал этой возможности. Стул, не выдержав столкновения с могучими арранкарскими плечами, развалился, а Ямми, взвыв от обиды и злости, отправил только-только поднявшегося на ноги Заэля обратно под стол ловкой затрещиной. Мимо пролетела расписанная цветами чашка. Гриммджо бешено оскалился и, прыгнув, через стол, попытался укатать Ннойтору в его же капюшон. Где-то разбилась посуда, послышались матюги. Ямми пошел в разнос. Тия страдальчески закатила глаза, но заметив, что Септима-эспада грозно двинулся на возящихся Гриммджо и Ннойтору, бесстрастно подставила ему подножку. Руро полетел на Ямми. Участь стула ему была обеспечена. Во всем этом бедламе и бардаке, Айзен грустно размешивал чай ложечкой. В конце концов, это не первый раз, когда вся Эспада снова передралась во время чаепития. В конце-концов у него оставались еще два месяца до планируемого похода на Каракуру.