***
Гриммджо не любил людей, толпу, толчею и яркий гомон, который метался в воздухе над рынком как перепуганная птица. Его все эти вещи изрядно раздражали, но он только дернул губой и сверился со списком. — Рукола, мелисса… менос бы это все побрал, зачем им столько травы? Он вскинул рыжую голову и зорко вгляделся в пестрые палатки, пытаясь выяснить, куда ему идти, попутно черкая для Куросаки пару строк в блокноте. «Этот твой Урахара точно сможет нас разделить? Заколебался уже дела за тебя делать» Гриммджо прошел пару шагов и с облегчением заметил какие-то пучки трав на одном из прилавков. Искреннее желание плюнуть на все и разворотить рынок, проступившее на его/ее лице, не спугнуло приветливую улыбку индуса, который этой травой и торговал. Когда Гриммджо впервые очутился посреди толпы, он едва не свернул шею какой-то скандальной тетке, которая неожиданно завопила у него под ухом, торгуясь с продавцом. Он тогда сплюнул и зашагал прочь, пытаясь выбраться с рынка как можно скорее. Второй раз он оказался у того же прилавка, и тоже поспешил уйти, отмахиваясь от озадаченного продавца. В третий раз у него в руке был блокнот, а в блокноте ругалась Куросаки. «Ты дашь мне, наконец, купить помидоры, или нет! Стой на месте!» Окончательно его добил пожилой дядечка, который вежливо и терпеливо попросил не убегать и все-таки забрать товар, за который только что заплатили. Гриммджо сдержал раздраженный рык, и потянулся за пакетом. А Куросаки потом накидала в блокноте список, что еще надо купить, на случай если их будет и дальше перекидывать. Их и перекидывало. «Урахара-сан сказал, что ему нужно еще несколько дней, чтобы придумать, как избавиться от связи» «Пусть поторопится» — черканул Гриммджо, придирчиво осматривая ароматные, но заметно жухлые травы, которые улыбающийся индус подсовывал ему под нос, — «Я Гранца тоже подключил. Пусть пользу приносит. Подожди пока, не перекидывайся, я с травой сначала разберусь» Зеленые листочки руколы болтались слабыми тряпочками в букете и чуть коричневели на краях. Джагерджак, сунув блокнот в карман толстовки, нехорошо всмотрелся в продавца. — И ты говоришь, что вот эта падаль — это свежая рукола? — с нажимом произнес он, и индус уверил, что это лучшая рукола на рынке. Гриммджо не любил, когда из него пытались сделать дурака. Он оскалился, сверкнув глазами, и подхватил вмиг растерявшего свою улыбку индуса за воротник, притягивая ближе к лицу через весь прилавок. — Я этот дохлый веник тебе в задницу засуну. Сечешь? Продавец очень резко и экстренно все понял, побледнел, а у него в закромах неожиданно, как по волшебству обнаружился ящик свежей, яркой и сочной руколы. Индус сунул букетик в руки Гриммджо совершенно бесплатно, лишь бы эта страшная рыжая девочка не била его. Гриммджо все вполне устраивало, и он, коротко рыкнув на продавца для острастки, зашагал дальше. Настроение быстро поднялось, раздражение слегка отступило, и Джагерджак спокойно петлял между людьми, желая убить их всех меньше обычного. Он достал блокнот. « Твой папаша — чеканутый на всю голову, ты в курсе? Сегодня утром. Я собираюсь в школу, уже обуваюсь, и тут он выскакивает…» Дописать он не успел, его вернуло к себе. Но по связи Гриммджо ощутил ее веселье от прочитанного. На той стороне Куросаки рассмеялась, и арранкар коротко усмехнулся сам себе и продолжил то, чем должен был заниматься все это время — гонять слабых нумеросов по залу. Однако его обратно перетянуло в мир живых. И наоборот. И обратно… «Да, он такой. Но ты привыкнешь» «Если нас не вернут по местам раньше» Ичиго дернула уголками губ, и посмотрела на синее с белыми обрывками облаков небо. Было не по осеннему ясно и солнечно, а на душе тепло. Кипящий жизнью рынок обволакивал уютным фоном. И сумки были не такие уж тяжелые. «Как там Лилинетт? Она еще приходила?» «К моей неимоверной радости — нет» — ядовито отозвался Гриммджо, но неожиданно добавил, -«Как там твоя мелкая подруга?» «Рукия? Передает тебе спасибо» «Подавится пусть своим спасибо» Ичиго буквально физически почувствовала, как он скривился, и подавила смешок, потому что по связи донеслось совсем другое. От Гриммджо веяло довольством. Что бы он ни говорил, ему было приятно, что его хвалят. Куросаки вздохнула полной грудью, и расплылась в невесомой улыбке, невольно вспоминая слова Карин. Может быть, сестра действительно была права. Это Ичиго не видит себя со стороны, а остальным-то все видно. Она сжала в пальцах ручку и написала давно волновавший ее вопрос. Когда все только начиналось, Ичиго много думала об этом, но ответа не находила. «Почему ты не сказал Айзену о…» — она запнулась, потому что едва не написала «о нас». Такое емкое, легкое и невозможное выражение, от мысли о котором теплели уши и щеки. Но написала Ичиго все-таки совсем другое— «...о связи?» «Ты переоцениваешь доверительные отношения арранкаров и Айзена» — Гриммджо явно фыркнул, и Ичиго на фоне своей умиротворенности почувствовала далекую нарастающую злость, внезапно завибрировавшую между ребер — его злость. Ичиго на секунду стиснула зубы, зная, что ненавидит шинигами-предателя вдвойне сильней. «Чем меньше Айзен знает об Эспаде, тем легче живется» Ичиго улыбнулась снова, петляя по многолюдной площади рынка, обходя людей, сдвигаясь в сторону, давая проехать этажерке с ящиками, набитыми съестным. Где-то взвизгнул ребенок. Хлопнул на ветру край плотного полога от палатки. Безмятежность расползалось в груди мирно тлеющими углями — от нее было тепло и радостно. Вот так просто идти, прогуливаясь, перебрасываясь фразами со своим врагом-не-врагом, представляя, что он тут рядом — что стоит качнуться в сторону, и ваши локти соприкоснуться. «Наверное, нам повезло…» — и Ичиго не заметила, как легко из-под руки неосторожно выскользнуло это теплое «нам». Выскользнуло, окатило ее каким-то странным щемящим чувством и взмыло вверх, полетело над рынком так, что у Ичиго перехватило дыхание. В оцепенении она что-то написала, но тут же выдрала листок из блокнота. Его подхватил ветер из ослабевших пальцев и унес, как маленькое белое облачко. Повеяло цветами от одной из палаток, и Ичиго повела носом, прикрывая глаза. О том, что она не хочет разъединяться, будет знать один только ветер.***
Школьный коридор гудел как улей, школьники сновали туда-сюда, перемена кипела своей жизнью. В общем гомоне, Ичиго подошла к подоконнику и, положив листок, быстро написала, едва сдерживая расползающиеся в ехидной улыбке губы. У нее было хорошее настроение, она уже могла держать маску пустого шесть минут и тринадцать секунд, удостоверение шинигами истошно не орало, и вообще был чудесный солнечный день, и Ичиго захватило особое озорное состояние. «Ты опять завалил мне алгебру. Может мне почитать стихи…» «Не надо, — написано было поспешно и от того еще более коряво, чем обычно. Гриммджо явно занервничал, — Я ничерта не понимаю в этой твоей алгебре» «Ах, как жаль, Айзен-сама так надеется на тебя, так ждет, когда ты поразишь всех своей начитанностью и просвещенностью!» — едва не смеясь, ответила она. Теперь, после всего, что произошло между ними, было забавно идти по коридору школы, периодически выбрасываться из тела в коридор Уэко-Мундо, а возвращаясь, исправно обнаруживать ответ на листочке. «Ты не посмеешь» «Ты хочешь проверить?» — лукаво дернула бровями Ичиго, пока, приложив листок к стене, записывала свою реплику. Проходящая мимо Орихиме весело и понимающе посмотрела на нее, и зашла в класс, а Куросаки задержалась, прикусывая губу. «Ты не будешь читать ему стихи» — твердо написал Гриммджо. Черт, он слишком хорошо успел ее узнать, чтобы с легкостью понимать, когда она блефует, а когда нет. Ичиго даже ощутила легкий укол разочарования, как будто она разом лишилась сладкого после ужина, но он как появился, так и прошел. Зато ее захватило что-то другое. Поддаваясь этому-то необъяснимому порыву, Ичиго, принялась быстро вычерчивать строки, чтобы не успеть передумать. «Полями нежных мурасаки, Скрывающих пурпурный цвет в корнях, Иду запретными полями, И, может, стражи замечали, Как ты мне машешь рукавом?» Она зажмурилась, чувствуя, как предательски теплеют щеки, как невыносимо горят уши. Ичиго могла бы сказать, что это последнее стихотворение, которое она прочитала не так давно, могла бы сказать, что оно просто красивое и именно поэтому запомнилось, но Ичиго не желала ничего говорить. Заглянув в листок, она обнаружила свое стихотворение в одиночестве. Гриммджо ничего не ответил. И от этого Ичиго прижалась к стене и прикрыла глаза, ощущая такую невесомую легкость, что хотелось либо бежать в шунпо, чтобы ветер бил в лицо и восторг зашкаливал, либо долго нежиться, потягиваясь, под теплыми солнечными лучами. Потому что когда ее переметнуло, она увидела перевернутый стол, который своими четырьмя устремленными в потолок ножками сказал ей больше, чем пустота на листочке. Куросаки засмеялась, накрывая ладонью глаза.***
Гриммджо ожидаемо стал частым гостем в лабораториях Заэля. Тем более, что Гранц пообещал разделить его с рыжей шинигами, хотя дело пока не особо двигалось. Пока что Гранц просто крутил Джагерджака как манекен в разные стороны и обклеивал датчиками, пока тот не начинал ругаться и брызжать раздражением. Иногда Гриммджо навещал Ильфорте. Он шел на поправку так стремительно, что Гриммджо невольно подумывал, что сосредоточенная в руках Гранца-младшего сила способна перевернуть мир и без всемогущего Айзена и его побрякушки. Ильфорте уже не походил на тень самого себя, но подниматься ему все так же было нельзя. В какой-то момент больной сообщил, что ему скучно, на что Гранц ворчливо пихнул ему в руки книгу. Книга оказалась из мира живых, рассказывала что-то о ядерной физике, и Ильфорте сначала пялился на нее секунд десять с непередаваемым выражением лица, а потом покрутил пальцем у виска. — Я тебе не библиотека, — огрызнулся Заэль, — У меня еще «Коллигативные свойства растворов» где-то завалялась, могу дать ее. — Нахрена тебе эта муть? — поразился Гриммджо, который даже в школе у Ичиго не слышал о таком. — Под прибор подкладывать, чтоб повыше был, да и на столе голом не стоял, — невозмутимо отозвался Гранц. Ильфорте закатил глаза и изобразил культурный обморок, однако книгу оставил себе. Иногда начинка в теле Сексты-Эспада была шинигамистая и рыжая. И Гранц тепло улыбался, так же ради науки крутил Ичиго во все стороны, но дополнительно скрашивал процедуры беседой. А поболтать он любил, и даже втягивал не особо разговорчивую Куросаки в споры. А еще Гранц периодически брался за то, что ему было не по силам. — Иди сюда, Гриммджо, поможешь, раз тебе заняться нечем, — позвал, тяжело пыхтя Заэль. Он пытался в одиночку тягать из каморки какой-то металлический шкаф с кнопками и круглым застекленным окошечком в двери. Секста-Эспада мрачно окинул взглядом, как тщедушный арранкар налегает на шкаф, пытаясь его сдвинуть, но результат был таким же, как если бы он пытался сдвинуть гору. — Я тебе грузчиком не нанимался. У тебя фрассьоны есть. — Ты хочешь вернуть свое тело в единоличное пользование или нет? — вскинулся Гранц, и Джагерджак скрипнул зубами. Вдвоем они кое-как перетащили его в общую лабораторию и водрузили в углу. Заэль долго возился с проводами, подключил прибор-шкаф, даже затолкал в этот гроб Гриммджо, и тот недовольно зыркал глазами через круглое окошечко в двери, пока Гранц снимал показания. Так что в конце дня Гриммджо почувствовал себя полностью выдохшимся, отмахнулся от Гранца с какими-то присосками, и плюхнулся в кожаное кресло для посетителей, недоумевая, откуда у этого гениального задохлика столько сил. Потому что тот пожал плечами, откладывая присоски на завтра, и отвлекся на какие-то графики на мониторе, снова принимаясь за работу. — У тебя батарейки вообще садятся? — лениво спросил Джагерджак, и Заэль оглянулся на него, вздергивая бровь. — Батарейки? — усмехнулся он, — Ты, я смотрю, нахватался фразочек из мира живых. Гриммджо скривился, пытаясь вспомнить, от кого из многочисленных друзей Куросаки он это услышал. Гранц, что-то прикидывая, теребил дужку очков, едва заметно улыбаясь. — Что тебе там больше всего понравилось? — вдруг спросил он. — Говоришь, будто ни разу не ходил в самоволку, — отмахнулся Гриммджо от странного вопроса, хотя сам задумался, перебирая в уме похождения в чужом теле. Мир живых был странным, но интересным местом, полным возможностей. И Гриммджо не смог бы точно сказать, что бы он предпочел больше — грандиозные просторы родных пустынь или весь спектр жизни и эмоций, которых мир живых мог бы ему предложить. — Так это другое. Одно дело идти за контрабандой, а другое — жить. Ну, так что? Гриммджо хмуро посмотрел на него исподлобья. Нетерпение Гранца выдавали его пытливые жадные глаза. Он даже забыл о своих расчетах, приготовившись услышать хорошую историю. — Ты не отвяжешься ведь? — проговорил Джагерджак, усмехаясь, — Ну, еда вкусная, мясо. Школа — это хрень полная. Ну, кроме футбола. А, еще баскетбол есть. Тоже ничего. — А шинигами? Которая твоя. Сколько уже вы меняетесь телами — должно быть вы достаточно друг друга узнали, — с затаенным посылом спросил Заэль, сверкая глазами так, что Гриммджо нехорошо прищурился. — То что ты в курсе моего секрета, не значит, что я не могу вдарить тебе как в старые времена. Сечешь? Гранц отвел лицо, бросая взгляд на монитор компьютера. Если Заэль и испугался, то природное любопытство пересилило этот страх, потому что он тонко понимающе улыбнулся, загадочно постукивая пальцами по столу, и спросил: — Хорошо. Но что ты сделаешь, когда встретишься со своей шинигами лицом к лицу? Гранц, плут, знал же какие вопросы надо задавать, и Гриммджо не думал ни секунды. Перед глазами промелькнула пылкая рыжина волос, запомнившаяся в тот недалекий раз, когда они бросились друг на друга с мечами, и тонкий запах персиков осел на языке фантомный привкусом; дурацкие стихи на исписанной репликами бумаге; ошеломительный двойной оргазм. Он думал много раз о том, что сделает, потому его ответ не был для него неожиданностью. Гриммджо осклабился, вздергивая подбородок, и ответил: — Что я сделаю, когда встречу ее? Трахну, конечно! Гранц издал ликующий смешок, потому что угадал. Потому что догадывался, что нельзя пробыть так долго в чужой шкуре и не проникнуться друг другом. Заэль лукаво посмотрел на Гриммджо. — А когда ты трахнешь свою шинигами, что потом будешь делать? Айзен медленно, но верно собирал свою армию, продумывал нападение на Сообщество Душ, и Гранц хотел бы спросить, что будет, когда шестой арранкар из Эспады столкнется с рыжей шинигами на поле боя. Что будет, когда побывав в ее шкуре, узнав друг друга с изнанки, изнутри, почувствовав друг друга, они окажутся по разные стороны войны. Гранц хотел бы об этом спросить, но испуганно осекся, когда заметил взгляд Гриммджо. Отчаянный и горький, каким никогда не будет взгляд настоящего Джагерджака. — Вот черт, — свистяще выдохнул Гранц, понимая, что Ичиго слышала его слова, понимая, что кажется натворил что-то ужасное. Ичиго болезненно дернулась, отворачиваясь и вскакивая с кресла, в котором сидела, чувствуя бешено бьющееся сердце и жалкую горечь на языке. И когда ее переметнуло обратно на улицу в Каракуре, швырнуло в родное тело, как в холодную воду, Ичиго затрясло от лютой обиды. — Вот значит как, да. Вот как, — цедила Ичиго сквозь зубы, не замечая ничего вокруг себя, чувствуя, как отдается спазмом горло, а глаза колет, — Придурок-гребанный-урод. Чтобы я еще раз…его…с ним… Она сильно стиснула кулаки, но вздрогнула, осеклась, ощутив что-то незнакомое, зажатое в одном из них. Ичиго медленно подняла руку и увидела небольшую мягкую игрушку. Сидящего голубого котенка, смотрящего на нее глазками бусинками. Этого точно не было у нее в руках раньше. Неожиданность была настолько сильна, что Ичиго застыла, смотря на игрушку, даже на секунду забывая, из-за чего она только что злилась. Задумчиво она обвела пальцами плюшевое ухо, потеребила бархатистую лапу котенка, проследила длину хвоста. Куросаки, догадливо оглядевшись, действительно увидела магазин игрушек через дорогу и вытерла зудящие глаза ладонью. Каракура плавно и не торопясь окутывалась вечером, как невесомой вуалью. Закат красил небо, а облака рассыпались малиновыми хлопьями, убегающими вдаль. Ичиго стояла на улице, поглаживая игрушечного котенка между ушами, и смотрела, как уходящее солнце яркими всплесками отражается от верхних окон многоэтажки. Она дернула уголками губ, опустив глаза на игрушку. — Какая же ты сволочь, Гриммджо, — прошептала она в безлюдье улицы, прокручивая котенка в руках, но шумно вздохнув расплылась в улыбке, — Как же ты меня достал. Ичиго порывисто дернула рукой с зажатой в пальцах игрушкой, вроде как подняла, но опустила, но потом вновь решительно подняла и прижала котенка к щеке, прикрывая глаза, чувствуя, как нежный ворс приятно щекочет кожу. — Мягкий. Неторопливо Ичиго побрела домой, зябко кутаясь в шарф, но все равно задирая голову, чтобы посмотреть на закатное небо. Легкие облака медленно наливались малиновым, даже почти алым, и Куросаки спокойно и легко улыбалась небу, сжимая в озябшей руке подарок Гриммджо. Связь трепетала, и как бы Ичиго не хотела это скрыть, Джагерджак знал, что она больше не злится, а она ощущала доносящееся от него облегчение. Закат алым красил небо. Каким-то особенным чутьем, Куросаки понимала, что сейчас прямо у нее на глазах уходят спокойные деньки. На следующий день арранкары из Эспады сделали вылазку в Каракуру. А через двое суток Орихиме Иноуэ выбросила все продукты из холодильника, прибралась в квартире, положила ключ под коврик у двери и ушла в Уэко-Мундо.