***
Айзен поил Эспаду чаем на всех собраниях, а потому у них выработался рефлекс и ассоциация чего-то нехорошего, связанного с этим напитком и массовыми чаепитиями. Поэтому Гриммджо, Халлибел и Гранц с облегчением отказались от предложения. Зато не травмированные фрассьоны с радостью согласились. Урахара не стал размещать всех в комнате, нести чай туда, а сделал по-простому — собрал всех на довольно просторной светлой кухне с длинным столом, за которым все и уместились. Правда, пришлось принести несколько табуреток из кладовки, но это были уже мелочи по сравнению с тем, что Урахара согласился приютить всю их ораву у себя на первое время. В воздух взвился сладкий запах чая с земляникой. Урахара выложил в корзинку печенье, и арранкары перекусили, пока Киске толкал не слишком длинную речь. Он просто напомнил несколько правил, которых стоило придерживаться, чтобы спокойно сосуществовать (и не подводить, Куросаки-сан, да). Потом отмахнулся от сложных вопросов, и, широко зевая, великодушно отправил всех спать. …время двигалось ко второму часу ночи, Урахара раздавал арранкарам постельное белье и футоны. Исида и Чад дружно окружили Куросаки и раз двадцать уточнили, что у нее все под контролем. Да, я справлюсь. Нет, арранкарам можно доверять. Этим можно. Да, точно. До завтра ребята. Помощь точно не нужна. Да, позвоню, если что. Честно, позвоню. Когда их удалось выпихнуть по домам, Ичиго выдохнула так, словно сбросила с себя тяжеленный груз, и впервые за вечер остро почувствовала, что полностью вымоталась. Хотелось уже домой, в мягкую уютную постельку и поспать часов двадцать, после веселого забега по Уэко Мундо. Куросаки прикинула, что даже на душ сил не останется — она просто рухнет лицом в матрац и так и вырубится, не раздеваясь. Но Ичиго мотнула головой. Надо было закончить все, прежде чем идти отдыхать. Она полезла в шкаф за стопкой наволочек, скрываясь в нем почти по пояс и, повернувшись, Ичиго неожиданно наткнулась на Рукию. От неожиданности она едва не выпустила из рук ношу и не накрыла подругу тряпками. Пытливые глаза Рукии смотрели внимательно и цепко, и под ее взглядом у Ичиго устало опустились плечи. — Только ты уж не говори ничего, — убитым тоном попросила Ичиго, и Рукия с хитринкой прищурилась. — Не буду. Но кое-кто с тебя глаз не спускает. Куросаки опустила голову, пряча за волосами горящие щеки, и перебрала руками, перехватывая стопку. — Я знаю, — едва слышно буркнула она и со вздохом вскинула голову, упираясь взглядом в потолок. — Тчерт! Еще и с ним разбираться, — тихо взвыла Куросаки и лицо ее потешно перекосилось, — Вот что ты улыбаешься, а? Рукия уткнулась в ладонь, зажмурилась и сдавленно засипела, а плечи ее затряслись. — Да, ну тебя, — коротко отмахнулась Ичиго, не сдерживая улыбки. Она прошла мимо и завернула в одну из комнат. Ичиго остановилась в дверях, привалившись плечом к косяку, наблюдая как девочки Трес, дежурно переругиваясь, сражаются с постельным бельем. Не особо проворную Милу-Розу уже поглотил пододеяльник, и наружу торчали только ее ноги. Белая ткань колыхалась, как волны, а внутри арранкарша пристраивала толстое одеяло. — Наволочки? — сказала Ичиго, привлекая внимание, попутно отсчитывая четыре штуки — еще одну для самой Трес, которой девчонки тоже заботливо постелили и даже взбили подушку. Когда Сун-Сун все забрала, Куросаки двинулась к следующим, туда где весело визжала и носилась Нелл, а потом, к комнате мальчиков, как она про себя назвала помещение, где расквартировались Заэль, Ильфорте и Гриммджо. Подходила она медленно, тщательно прислушиваясь к прерывистым голосам, и выудив из этого потока шума только два голоса, постучалось. — Войдите, — незамедлительно откликнулся Заэль, и Ичиго сдвинула седзи. — Наволочки? — Обязательно. Давай сюда две, — по хозяйски отсчитал Гранц, подорвавшись с застеленного футона. На соседнем сидел, скрестив ноги, Ильфорте и зевал, — а третью брось Гриммджо на матрац, он разберется. Куросаки повернулась, куда он указал, и с удивлением обнаружила в углу не разобранный футон. На нем одинокой стопкой возвышались подушка, пододеяльник и простыня, и Ичиго положила наволочку сверху, завершая пирамиду. — Он не расстелился, — произнесла Ичиго, мучительно жалея, что поинтересовалась, а не спокойно ушла из комнаты. В конце концов, кому какое дело? — Да, честно, вообще не знаю, где он, — пожал плечами Гранц, мягко улыбаясь, но не смотря на нее, как будто улыбка предназначалась самому себе, своим мыслям. — Вы еще не общались, — протянул вдруг он, и его слова ощутились, как удар в спину. Ичиго замерла, и медленно повела головой. — Жаль, — вкрадчиво произнес Заэль, рассматривая ее с легким нетерпением, — вы двое заслужили хороший разговор. Ичиго сверкнула глазами. Да, что же это такое, в конце концов! Они сговорились что ли. Как будто они все только и делают, что думают о том, как идут дела у них с Гриммджо! — Мы, — она запнулась, но вдруг, почувствовав особую силу от этого мы, категорично и довольно жестко закончила, — Мы сами с этим разберемся. — Как скажете, — не то фыркнул, не то подавил смешок, Гранц, совсем не впечатленный ее тоном. Куросаки нахмурилась и вышла, задернув за собой седзи резче, чем хотелось. Определенно пора домой. Подальше от этого гребанного фан-клуба. …она прошла из жилой части дома в лавку и, тихо вздохнув, тут же скользнула за угол, прижимаясь спиной к стене. Дав себе минуту, Ичиго сдвинулась так, чтобы видеть все, что происходит за углом, при этом оставаясь незамеченной, и позволила себе последить совсем чуть-чуть. Возле распахнутой двери, через которую в лавку пробирался прохладный, пахнущий ночным спокойствием воздух, беззаботно стояли трое. Гриммджо негромко разговаривал с Ренджи и Рукией, легко и расслабленно привалившись плечом к дверному косяку, и одинокий круглый фонарь над крыльцом бросал лепестки янтарного света им на лица. Они переговаривались слишком тихо, чтобы что-то можно было разобрать, но по тому, как насмешливо иногда поджимался уголок рта Гриммджо, когда говорил Ренджи или Рукия, было видно, что беседа не тяготила никого из них. Ичиго, ощущая себя сталкером, обхватила угол стены, и, затаив дыхание, с каким-то неопределенным умиротворенным чувством, прислонилась виском к холодной поверхности, затаенно наблюдая. Впервые за все время она с облегчением позволила себе задуматься, действительно осознать, что Гриммджо и правда здесь. Вот он, стоит, терпеливо выслушивая треп Ренджи. …и что он последовал за ней, и что между ними происходит что-то неясное, но несомненно восхитительное и потрясающее, от чего восторженно трепещет каждая клеточка тела — то самое, о чем увлеченно и стыдно болтала Орихиме. Признаваясь сама себе, Ичиго видела Гриммджо вот так — наяву и близко — всего пару раз. И все эти разы утонули в адреналиновой мути и горячке боя, когда пульс бешено стучал в ушах, а голова судила только, как именно движется противник и в какое место ожидать удар. И от того, что все это время они узнавали друг друга буквально изнутри, вглядываясь в мягкую нежную изнанку, смотреть на Гриммджо вот так, со стороны было так непривычно, что волнение порхало в животе как крылья бабочки. Ичиго закусила губу, потеревшись виском о стену, и скользнула взглядом по его расслабленной, но все также хищной позе. Из закатанных до локтей рукавов куртки расширялись крепкие, будто стянутые силой, предплечья. Гриммджо что-то произнес, небрежно и отрывисто взмахивая рукой, и сухие жилы витыми змейками заиграли под кожей. …голова поплыла, и Гриммджо повернулся, вскидываясь, цепко и безошибочно находя Ичиго глазами, пронизывая ее тело взглядом, как булавкой — бабочку. Куросаки почувствовала, как перехватывает дыхание. Не в силах оторваться, она растворялась в завораживающей синеве его радужки и… Джагерджак отвернулся, возвращаясь обратно в разговор, и Ичиго, прикрыла глаза, ощущая острый укол досады и облегчения одновременно. Коротко подумав, она шагнула вперед из своего укрытия, и подошла к остальным, стараясь на Джагерджака лишний раз не смотреть, но зная, что он пристально смотрит на нее. Это будоражило, и в животе сворачивалась от волнения тугая пружина. Рукия обернулась с кособокой усмешкой. — Ты уже закончила? — спросила она, и глаза ее лукаво и дразняще сверкали, как будто она знала какой-то особый секрет, но говорить о нем не собиралась. — Да, — буркнула Ичиго, вмиг теряя хорошее расположение духа, — Ты идешь? Куросаки ожидала, что Рукия опять пропишется у нее в шкафу. Собственно обе уже привыкли, и это маленькое квартиранство не доставляло никому хлопот. Однако, к полной неожиданности, Рукия помотала головой, изобразив раскаяние на лице. — Ох, Ичиго, я решила переночевать здесь. Представляешь, полон дом арранкаров — а шинигами так мало! Вдруг, что случится! Где-то за левым плечом Ичиго хмыкнул Гриммджо, и она ощутила, как бегут мурашки по затылку, стягивая кожу. Рукия смеялась одними глазами, но плотно сжимая губы, и Ичиго поперхнулась воздухом от возмущения. Полон дом арранкаров у нее. Конечно! Какая глупость. Ичиго так и хотела ей сообщить, грозно подбоченившись, но Рукия быстро затараторила ласковым, неестественным голоском, каким всегда дурила одноклассников в школе. — Ой, ну все, Куросаки-тян, уже поздно и спать пора. Пойду-ка выбью из Киске еще футон. До завтра! И она умчалась, прихватив с собой Ренджи. Куросаки проследила, как они скрываются за поворотом, и почувствовала особо острое неуютное ощущение, сразу же возникшее с паническим осознанием, что она осталась наедине с Джагерджаком. Ичиго прикрыла глаза, мысленно досчитывая до десяти, сдерживая жалкое желание свернуться в комок. Сзади так явно сгущалась вязкая недосказанность, что казалось, она сейчас накроет их обоих одеялом с головой. Но Куросаки твердо повернулась на каблуках и пошла на выход. Ичиго знала, что, когда она выходила из лавки, Гриммджо проследил каждое ее движение. Все инстинкты выкрутились на полную, омывая нервы сильным, бьющим потоком, в ожидании нападения. Она спустилась с крыльца, почти трясясь от волнительного предвкушения и предчувствия, и прошла метров семь, когда спиной ощутила, как от дома отделилась хищная фигура и не торопясь двинулась за ней следом. Как зверь, караулящий, преследующий добычу, в полной справедливой уверенности, что добыча никуда не денется. В полутьме ночи, когда дорога протекала от одного пятна света фонаря до другого, каждое чувство обострилось. Гриммджо следовал за ней на некотором расстоянии, так и не приближаясь, и от каждого его шага, шумного, гулкого в ночной тишине, сердце Ичиго вытворяло невероятный кульбит. Она не поворачивалась, зная, что он идет следом, практически ощущая его спиной, от чего шевелились волосы на затылке. Они прошли так два квартала, в полном молчании, держась друг от друга в удалении, и в какой-то момент Ичиго надоело мучиться. Она остановилась и повернула голову, наблюдая краем глаза, как его движение замерло. — И долго ты собираешься так за мной тащиться? — спросила она, надеясь, что вышло достаточно грозно. — А ты долго будешь отмалчиваться? — произнес он. Раздались чиркающие по асфальту шаги, и Ичиго дождалась, когда он поравняется с ней плечо к плечу. — Со своими претензиями можешь катиться на все четыре стороны. — Это так у тебя решаются проблемы, Куросаки? — Иди ты к черту, Гриммджо. У меня нет никаких проблем. Она все-таки набралась сил, чтобы поднять голову и посмотреть на него прямо в лицо, внимательное, пытливое, и это было не легче, чем возвращать силу шинигами или осваивать банкай за три дня. Его глаза рассматривали ее также, быстро-быстро скользя по ней, и от этого разливался под кожей жар. Ичиго сглотнула, отворачиваясь, зная, что если она так не сделает, то уплывет снова. Вот ведь, проблема… В пальцах едва заметно покалывало, и безумная мысль ввилась в мозг, обрушивая образ, в котором Гриммджо делает рывок, обхватывая ее шею горячей ладонью, и тянет на себя, накрывая губы своими. Ичиго втянула воздух носом, едва не увязнув в своих мыслях, путаясь, чего бы она хотела на самом деле; и какие из ощущений ее, а какие пришли с другой стороны. Джагерджак сосредоточенно посмотрел на нее с прищуром, и остервенело дернул верхней губой. — Что — проще, находиться черт знает где, а? — выплюнул он, и Ичиго вскинулась. — Да, проще! — не на шутку распалившись, крикнула она Гриммджо в лицо, и тот, сделав стремительный шаг, схватил ее за грудки, едва не сталкиваясь с ней носами. — Трусливая, слабая, рыжая сука… достала ты меня. Игнорировать весь вечер… От Гриммджо пылало таким бешенством, что у Ичиго подгибались ноги. Она схватилась за его запястья, задыхаясь от того, что он был так близко, и до нее едва заметно доносился его запах. Пряный, острый, он ввивался в ноздри, и от этого мутилось в глазах, и билась горячечная мысль провести языком по шее, вылизать кожу, собирая, раскатывая по небу, привкус соли. И, кажется последнее желание было не ее, но в голову оно било, как наркотик. Гребанный диацетилморфин — быстро, тяжело, с первого раза и без возможности отказаться. Гриммджо приблизился к ее лицу, смотря в раскрытые глаза, в которых медленно темнела янтарная радужка, становясь глубокой карей. Связь сладко вибрировала, ощущения сливались в один большой закручивающийся водоворот, и Гриммджо нравилось исходящее от Ичиго. Ощущения замыкались друг на друга и обратно усиливались. Теперь можно было в полной мере понять фразу, «кайфовать от того, что кайфует она» — они преуспели в этом, как никто другой. Губ коснулось чужое дыхание, и Ичиго почти уплыла, но в последний момент с силой вернула себе трезвый взгляд. — Это не мы, слышишь, это связь, это не мы, — как в бреду шептала она, сопротивляясь, часто-часто дыша так, что ее грудь ходила ходуном. Там где кожа соприкасалась с кожей, растекалась лава. Ичиго сжала его запястья и, зачарованно, с силой провела вверх по сухим жилистым рукам, против коротких волос, ощущавшихся под ладонями как шершавый бархат, ныряя пальцами под задранный рукав куртки. У Гриммджо сбилось дыхание, и жадно раздулись крылья носа, когда он с силой втянул воздух. — Я тебя просто чувствовала, внутри, как часть себя, слышишь? А сейчас ты передо мной. Я вижу и чувствую тебя. Боже, как же я чувствую тебя. Перестань так громко чувствовать! Не могу так больше. Ты просто не представляешь, что сейчас происходит со мной. Гриммджо сыто довольно осклабился, хотя его самого трясло не меньше ее. — Представляю. Поверь, очень представляю. От его урчащего тона, похожего на тихий нарастающий рокот, в голове взрывались маленькие фейерверки. Ичиго облизнула губы, и Гриммджо жадно проследил за движением ее языка. — Ты чувствуешь? — сейчас, вот сейчас, — зашептала она, чуть выгибаясь практически прижимаясь к нему всем телом, — Ты тоже это ощущаешь? Ты передо мной. Дай…дай мне…можно я коснусь, можно. Не могу терпеть это… Гриммджо замер, когда Ичиго несмело протянула руку и робко тронула его скулу кончиками пальцев, почти сразу, будто пугливо, отдергивая руку. Но потом, посмотрев ему в глаза, снова сосредоточенно потянулась, проводя по сухой твердой щеке. От ее прикосновений под кожей разливалось тепло, и жарко мутилось в голове. Гриммджо потеснил Ичиго к стене, но она вдруг снова вскинулась. И Джагерджак скрипнул зубами от того, какая она принципиальная, упрямая девчонка, не определившаяся, чего она, наконец, хочет. — Нет! Не смей. Ты, — отдирая его руки от себя, зашипела Ичиго, — Я помню, что вы обсуждали с Гранцем. Глаза у нее, еще недавно тающие и замутненные ощущениями, теперь пылали злостью, и Гриммджо с досадой дернул щекой. По связи сквозняком, пробирающим до костей, прошлась горькая, давящая обида. Он обидел ее. Гриммджо сжал ее плечи. — Ну, говорил. И сделаю, что говорил. Ичиго нахмурилась, и губы у нее неприятно исказились. — На хрен иди, — процедила Куросаки, и Джагерджак оскалился ей в лицо, опасно нависая, отгораживая ото всего мира, оставляя только их вдвоем. Под напором Ичиго почувствовала лопатками стену. Рука Гриммджо, невесомо задев растрепанные волосы, уперлась возле ее головы, и на границе с упрямством, Куросаки ощутила вязкое тягучее предвкушение. Гриммджо наклонился, касаясь носом мягкой, будто бархатной, щеки Ичиго, но она прерывисто вздохнула и отвела голову. — В чем проблема? — нетерпеливо рыкнул Гриммджо, и у Ичиго пошли мурашки по коже, — Мы уже делали это. Много раз. — Это другое. — Это то же самое. — Мы не…никогда еще, так, — забормотала она, поворачивая к нему голову, едва не сталкиваясь с ним носами. Губы немели от легкого дыхания, достигающего кожу. — Пока, — тихо пророкотал Гриммджо, тяжело, с силой сглотнув ком в горле, и с таким голодом посмотрел на её губы, что Ичиго прострелило жаром от затылка до низа живота, — Достало только в голове с тобой трахаться. От этой произнесенной грубости тягуче замутилось в голове и в каждой клеточке, хотя на деле очень хотелось ему врезать. Кулаком, с оттяжкой, чтобы разбить его самодовольную рожу. Разбить, а потом усесться верхом и слизать кровь, вцепиться зубами в горло, несильно, не насмерть, только чтобы прихватить и обозначить — мое. От странных чужеродных желаний, явно пришедших с той стороны, Ичиго резко выдохнула, прикусывая губу, принимая разливающееся на двоих возбуждение. Связь взвивалась, едва не закручиваясь узлом; а когда Гриммджо, приблизившись, накрыл губы Ичиго своими, цепко сжимая ее подбородок, связь взорвалась синхронизацией как ненормальная, и на Куросаки обрушился бешенный и цветной, яркий шквал всего: его эмоций, своих эмоций отраженных от него, их общих тактильных ощущений и ощущений отдельно. Их обоих едва не снесло ураганом и ментально окончательно сплавило в одно. Ичиго схватилась за его плечи, как за единственное спасение, как утопающий хватается за ветку, несясь в бурном потоке. Гриммджо, зарываясь пальцами в рыжие волосы на затылке, яростно вгрызался в ее рот, пытаясь выпить ее досуха. Они сталкивались зубами и языками, притирались друг к другу так жадно и безумно, как будто это последнее, что они делают в своей жизни. Руки Ичиго соскользнули с плеч, провели по лацканам куртки, тронули кожу груди и с силой провели вниз, пересчитывая кубики пресса, обводя по краю дыру, и снова вверх, так что Гриммджо разорвал поцелуй и издал незнакомый и какой-то беспомощный гортанный звук, от которого внутри все сладко сжалось. Глубоко вдыхая запах персиков и терпкого вязкого женского возбуждения, Гриммджо провел раскрытыми губами по краю ее скулы, по шее, по изгибу плеча, прижимая Ичиго к стене, почти наваливаясь на нее. Обхватив тонкую талию, чуть задирая толстовку и касаясь голой горячей поясницы, он впечатал бедра в ее, потираясь бугром на штанах, и для того, чтобы они были на одном уровне, ему пришлось, чуть согнуть колени. Ичиго удивленно распахнула расплывшиеся по краям зацелованные губы, когда он проехался между ее ног, и приподнялась на мысочки, подставляясь сильнее, чувствуя, как сладко каждое его поступательное движение бьется туда, куда нужно. Она водила руками по торсу, пытаясь обхватить всего Гриммджо, теряя себя, шепча что-то запредельное, что в другое время и в другом состоянии, она никогда бы не посмела произнести. — Черт побери, какой же ты горячий. Еще с самого начала почувствовала, какой ты. Просто печка. Гри-и-иммджо… — Если ты продолжишь так стонать, — тяжело дыша произнес Джагерджак, обхватывая ладонями ее лицо, чувствуя, как отдается связь легкими колебаниями, как будто по ней скользит ток, — я не сдержусь — ясно тебе? Выдеру прям здесь. Глаза у Ичиго были невменяемые и шальные. Она, чуть повернув голову, поймала губами его большой палец, и от того, как жарко и влажно по подушечке пальца прошелся язык, Гриммджо перетряхнуло с головы до ног. Гортанно прорычав, он сжал ее бедро так сильно, что Ичиго повело, и она застонала, легонько зажимая костяшку его пальца зубами. Гриммджо заворожено дернул губой, и протолкнул большой палец глубже, почти касаясь корня языка, смотря, как втягиваются ее щеки, как мокрое колечко ее губ утыкаются в сгиб между пястьями. Зарычав, он дернул бедрами, прижимаясь сильнее, и Ичиго с заглушенным стоном прикрыла глаза, подхватывая его порыв с полдвижения, разрываясь на свое возбуждение и его. От этой глупой возни, когда не разденешься нормально, не потрогаешь, когда единственное, что можно было — это чуть сильнее тереться друг об друга, получая смазанное из-за слоя одежды удовольствие — от этого всего по-особому лихорадило и простреливало голову. Горячечном бешеном месиве было не ясно, где чье. Под глазами вспыхивали алые всполохи, и Ичиго выгибалась в его руках от отзеркаленного удовольствия, как от своего собственного, когда Гриммджо терся жестче и целовал губы. Неконтролируемая реацу щекотала нервы на периферии. Прозвучавший в мозгах оргазм перевернул все: в голове взорвалось, разлетелось ярким стеклом, а по связи прокатилась такая искрящая волна, что их обоих выжгло изнутри, и если бы они были хоть каплю послабее, на их месте остались бы только обугленные конечности. В паре метров от них с треском лопнул фонарь, и густой полумрак накинул свою тень. Все стихло. — …ох-ре-неть, — кое-как продышавшись, едва держась за стену, озвучил их общую и единственную мысль Гриммджо, тяжело ворочая языком. Они кончили, черт побери — головой! И хотя, теперь в штанах липко и мокро стягивало, ему было больше чем просто хорошо. — Ага, — осоловело выдохнула откуда-то из-под него Ичиго. — А это еще даже не полноценный секс. Он опустил голову, всматриваясь в ее расслабленное лицо, и тяжело оттолкнувшись от стены, дал ей пространства. Ноги не держали. Ичиго, особенно остро за вечер ощутила, как бесконечно она замучалась. Ичиго обессилено повисла на Гриммджо и ему пришлось придержать ее за пояс. Она ткнулась лбом ему в грудь, так доверчиво и близко, что Гриммджо изумленно обнаружил, как между ребер разливается спокойное тепло. — А теперь неси меня домой, — пробурчала она. — Чего? От этого удивленного тона Ичиго даже хихикнула ему в грудь и, потеревшись щекой, подняла на него голову, смотря снизу вверх. — Я так замоталась, ты бы знал, просто задолбалась. И сейчас у меня вместо мозгов расплавленные сопли. — Ага. Оно и видно, Куросаки, — хмыкнул Гриммджо. На ее лице свет дальнего фонаря лег мягкой сепией, а волосы казались темными и бурыми. — Из-за тебя. И то и другое, — и подумав, со вкусом добавила, перекатив слово на языке, — Мудак. — И ты вот так признаешься, в слабости. — Не волнуйся, Гриммджо, — оскалилась Ичиго, — Я высплюсь и надеру тебе завтра задницу, а сейчас… Она зевнула так широко и сладко, что у Гриммджо заныла челюсть. Он долго смотрел на нее, сведя брови, о чем-то напряженно думая. А потом, хмыкнул в сторону, коротко оскалился и, не говоря ни слова, подхватил Ичиго на руки. Она чуть глубже вздохнула при рывке, и с удивлением обнаружила себя в кольце его рук. — Не ожидала, что… — Заткнись, — рыкнул Гриммджо, выдвигаясь в нужную сторону, — Пикнешь — закину на плечо, как мешок. Но его угроза ушла в пустую — Ичиго отрубилась почти сразу, привалившись виском к жесткому плечу. Надо было отдать должное, Гриммджо достаточно пробыл в ее теле, чтобы нормально ориентироваться в Каракуре и в потемках найти нужный дом.***
Свет в своей комнате она даже не включила, прекрасно ориентируясь в той полутьме, которую давал светящийся на улице фонарь. …Ичиго проснулась, когда Джагерджак пнул ногой калитку, и та, натужно скрипя, хлопнула о забор. Продрав глаза, она, отправила арранкара обратно к Урахаре, и выудила из кармана ключи. В такую поздноту всё семейство уже спало, и Ичиго тихо, не с первого раза попав ключами в скважину, зашла в дом. Гриммджо внимательно посмотрел на нее исподлобья и, шагнув назад, растворился в темноте улицы. В комнате, Ичиго поморщилась от духоты, и прежде, чем стянуть с себя все вещи, беспорядочно разбрасывая их по полу, она открыла щелку окна. В одной серой майке, она повалилась на кровать и заволакивающая сонная муть утащила ее к себе в обитель почти сразу же. Хотя то, что через некоторое время она ощутила привалившееся к спине горячее тело, не испортило ее сон. От чужого дыхания зашевелились волосы на затылке и поползли мурашки. — Отвали, Гриммджо. Я замоталась. Над ухом хмыкнули. — Я чувствую. — Иди обратно к Урахаре. — Не могу, — странно пробормотал он сквозь зубы, разъяренно выдыхая. Его руки обхватили Ичиго под грудью, и Гриммджо прижался так тесно, что не осталось ни одного зазора между телами. Ичиго расплылась в улыбке сквозь сон, и не открывая глаз, произнесла: — Тебе наконец-то прилетело всем этим букетом, которым я мучилась весь вечер? Наконец-то справедливость восторжествовала. Теперь ты такой же задолбанный, как я. Гриммджо промолчал, и Ичиго затылком ощутила, как он зарылся носом ей в волосы. Связь невесомо замерла, спокойно, как штиль на море, без единого колебания. — Ты закрыл окно? — из последних сил, прежде, чем ухнуть в сонную вязкую пропасть, спросила Ичиго. — Да. — Тогда спи.