Чувствуй

      В каком-то иррациональном волнении, она заперла дверь на все два замка и на цепочку, и еще издергала ручку, проверяя, точно ли заперто крепко. Только после этого, Ичиго тяжело привалилась к стене, едва держась, чтобы не растечься посреди коридора. От Гриммджо вязко тянуло злостью и слепым, яростным возбуждением. Ичиго попробовала прикрыть связь, и истратила последние силы. Она соскользнула по стене на корточки, чувствуя, как кружится голова, но это все того стоило. Переведя дух, Куросаки стянула обувь, верхнюю одежду, кое-как помыла руки на кухне, и выпила литровой стакан воды почти залпом, как будто бы не пила неделю.       Промежность стягивало жаром. Хотелось прикоснуться, потереть, но Куросаки упрямо сцепила зубы, помня, чем закончились все попытки приласкать себя. Хотя, это было бы забавно, Гриммджо, который в мороз в подворотне отчаянно натягивает кулак на собственный член. Хотя, зная всю ситуацию, это скорее она, будет пытаться снимать напряжение в подворотне, потому что их снова по закону подлости поменяет. Ичиго слабо дернула губами, и заползла в комнату, плотно запирая дверь, даже свет включила только в ночнике, надеясь нырнуть в постель прямо так. Но обернулась. Распахнула глаза — окно было открыто, и створка гуляла от сквозняка туда-сюда, периодически ударяясь об раму с тихим стуком.       Ичиго рванула вперед, как будто и не было у нее слабости, и закрыла створку. Задернула шторы, погружая все вокруг в густой бархатный полумрак. А потом из любопытства потянулась к связи, просто так, проверить, как он, да так и поперхнулась от яркости ощущений. Как будто бы Гриммджо и не уходил. Как будто стоял он…       Из темноты ее обхватила тень, тяжело выдыхая в шею, прижимаясь всем телом. — Я же сказал, что не прощаюсь, — тихим шепотом на ухо, от чего тело пробило дрожью. — С…скотина, — выдавила Ичиго, чувствуя, как его вставший член плотно притирается к ягодицам. Связь зазвенела, и Куросаки, свела напряженно брови, пыталась закрыться, но блок прорвало со стороны Гриммджо, как быстрая вода пробивает дамбу своей мощью и необузданностью. — Не смей закрываться, — рыкнул Гриммджо, и его жесткий голос тяжело осел жаром у нее в животе, — Чувствуй, слышишь, чувствуй меня. Что я хочу с тобой сделать.       Ичиго не выдержала и, повернув голову, ткнулась губами ему в подбородок, а Гриммджо потянулся к ней в ответ, и они поцеловались, жадно, неистово, как будто это было последним, что они сделают в своей жизни. Восприятие расслаивалось. Мозги плыли. Гриммджо развернул Ичиго к себе лицом, и та почти повалилась на него, обнимая руками, сдирая с него тяжелую куртку, и та глухо бухнулась об пол. — Выдеру тебя, — произнес Гриммджо, сжимая ее бока, с силой, грубо оглаживая бедра. — Да, да, да, да…- задыхаясь шептала Куросаки, проскальзывая прохладными ладонями ему под футболку, стягивая ее, отбрасывая в угол, чтобы наконец-то провести руками по голой коже. — Выдеру тебя так, что ноги свести не сможешь…– и задохнулся, прикрывая глаза, потому что Ичиго влажно провела губами по тонкой розоватой коже шрама, а потом жадно прижалась ртом к шее, всасывая кожу.       Гриммджо рыкнул и быстро вытряхнул Куросаки из толстовки как добычу из мешка, и стянул плотный спортивный топик, обнажая грудь, сразу накрывая маленький сосок ртом, отчего Ичиго шумно вздохнула и запрокинула голову.       Как-то они добрались до кровати: Гриммджо толкнул ее, и Ичиго упала на матрац чуть боком, машинально хлопая выпрямленной рукой по одеялу, как при падениях в додзе. А потом подняла на него блестящий взгляд и принялась быстро расстегивать и снимать джинсы заплетающимися пальцами.       Гриммджо навис сверху, нахлынул, как волна, полностью закрывая собой, когда она уже почти стащила джинсы до колен, и помог их снять совсем, отбрасывая ненужную тряпку в сторону. В кармане звякнули ключи, стукнуло по полу выпавшее деревянное удостоверение шинигами.       Трусики у нее были черные, тонкие; в полумраке Гриммджо видел, как ткань натягивалась на двух острых тазовых косточках, которые он заворожено огладил ладонями. Ичиго тяжело дышала, часто облизывая губы, и Гриммджо видел, как вздымается ее грудь. Ичиго потянулась к Гриммджо сама, поцеловала его так крепко, что он почувствовал приторно-соленый вкус крови на десне, от которого сладко пошла кругом голова.       Гриммджо свел брови и толкнул ее на подушку, нависая, замирая над ней так странно, что Ичиго не поняла, что пошло не так. — Когда это началось? — спросил Гриммджо, всматриваясь в ее лицо неуловимо по-другому, пристально и ищуще, как человек, которому остался лишь один шаг до разгадки, — Когда желание убить, превратилось просто в желание тебя? Сердце вздрогнуло — этот резкий спазм пошел по связи рябью и отпечатался в его груди, заходясь отчаянным восторгом. Его слова, как гром среди ясного неба, как ушат воды на спящего человека, как… — Ненавижу тебя, — шептал Гриммджо, выцеловывая ее живот, мягкий, впалый, с крошечной аккуратной впадинкой пупка, — Ненавижу. Менос бы тебя побрал… такую рыжую…со стихами своими.       Ичиго почти задохнулась, и звук, который она издала, больше походил на нетерпеливый скулеж, который стек жаром Гриммджо в пах. Она перебрала ногами, когда он снимал с нее оставшееся белье, а потом быстро стянул джинсы с себя, и высвобожденный член шлепнул его по животу, чуть пачкая вязкой смазкой.       Ичиго не закрывалась, и Гриммджо рассматривал ее перед собой, а она рассматривала его. Связь окутывала их перезамыкающимися цепями, усиляла каждый жадный взгляд, и Гриммджо рывком, с силой провел по ее ногам от коленей до бедер, по бокам, сжал грудь, которая идеально легла в широкие ладони. Ичиго промычала что-то неразборчивое, извиваясь, а потом приподнялась, чтобы перехватить его губы. Черт побери.       От осознания, что Ичиго — его, сейчас, всегда — вот — лежит под ним, тянется всем телом, кожа к коже под кожу — от этого рвало голову, как от прицельного залпа серо. От того какая она — и его.       Боец до мозга костей — другую бы он не выбрал. Худая, жилистая, почти тонкая — только бедра широки, раскачаны — под черными хакама было не так видно — и задница — круглая и мягкая, что так и хочется укусить, а потом хлопнуть с оттяжкой, чтобы остался красный след от ладони, чтобы она взвизгнула и сжала изголовье до треска деревяшек. И трахать ее, рывками насаживая на член, чтобы кровать долбилась в стенку. Довести до беспамятства, чтобы все смешалось. Чтобы…       Гриммджо вошел одним рывком, тут же замерев, ощущая, как выламывается в судороге тело в его руках а потом костенеет. Он смотрел, как она пережидает болезненность, как она отчаянно зажмуривается, тихо и прерывисто дышит через нос, и Гриммджо не смог ее бросить. Он коснулся ее лица. Провел невесомо по щеке, стер складки с напряженного лба, погладил по волосам, таким рыжим, что хотелось ослепнуть. Ичиго судорожно вздохнула, открыла глаза, и, повернув голову, прижалась сухими губами к его запястью. От этой отчаянной нежности щемило между ребер.       Она подняла руки, погладив крепкие сведенные напряжением плечи, и обхватила Гриммджо за затылок, путаясь пальцами в жестких волосах, чуть влажноватых и длинных. — Давай. Медленно, — произнесла она как выдохнула, и Гриммджо толкнулся на пробу, стискивая зубы, сдерживаясь, чтобы не задать безумный темп, хотя хотелось ее выдрать, как обещал.       Ичиго закрыла глаза снова, сжимая его волосы, а потом неожиданно ярко посмотрела на него, окатив теплым янтарем, что Гриммджо с зашкаливающим восторгом ощутил, как горячий ком прокатился по позвоночнику.       Он толкнулся еще, чувствуя ее теплую ладонь у себя на загривке, заворожено смотря, как заволакивает нежной поволокой ее глаза, как распахиваются ее губы и меж них вырывается глубокий вздох — и уже совсем не боли. Гриммджо наклонился, чтобы накрыть ее рот поцелуем.       Гриммджо едва держался, чтобы не начать вколачиваться с силой, потому что от того, как Ичиго податливо гнулась в его руках, как доверчиво подставляла открытое горло под поцелуи — от этого напрочь срывало крышу. Когда все это произошло? Когда просто секс, желание натянуть, превратилось в это?       Когда каждое движение он чувствовал с ее стороны тоже, когда сознания сплавлялись во что-то одно, общее, горячее, нежное; когда у него под ребрами билось ее сердце, а в ушах шумел ее пульс. Когда он понял, что без этого не может? Когда…       Ичиго сжалась на члене, прикусывая губу. Из горла Гриммджо вырвался резкий, жалобный звук, и Ичиго никогда не подумала бы, что он может издавать такие звуки, если бы не услышала сама. А потом она задышала чаще, и Гриммджо с рыком, исходящим из самого темного нутра, сжал ее в руках, и все взорвалось, расщепляя сознания и ощущения, кружа их в безумном фейерверке.       Он прижал ее всем телом, утыкаясь лбом в подушку возле ее головы, чувствуя, как отзывается каждая мышца после оргазма, а еще — ее руку, бездумно перебирающую его волосы на затылке, чуть взмокшие и жесткие.       Ичиго выравнивала дыхание, смотря в потолок. У нее билось заполошно сердце, и этот быстрый стук ощущался даже сквозь кожу.       В мозгах медленно перемалывалась каша, а нервные окончания сбоили, пытаясь разобраться где чьи, и Гриммджо хорошо чувствовал каждый ее успокаивающийся вдох, и каждую тянущуюся после оргазма мышцу. — Странно, что мы не перебудили весь дом. — Ничего, я поставила кеккай, — пробормотала Ичиго, все также смотря в потолок. А потом повернула к нему голову, смотря лениво и осоловело, так что сонное состояние растекалось по венам как патока.       Гриммджо удалось изобразить удивленный взгляд. Вместе с растрепанными волосами, расслабленным видом и перекошенным из-за подушки лицом, это вышло у него очень комично. — Меня научила Рукия. Он простенький и довольно слабый, так, легкая звукоизоляция. Гриммджо поднялся на локтях, смотря странно, а потом спросил. — Подготовилась, да? — Всегда нужно быть готовой, — отводя глаза, пробурчала Ичиго, и Гриммджо проследил, как жар налился краской сначала на щеках, а потом перетек на шею.       То, как Ичиго ощущалась после секса, кружило голову даже сильнее чем сам секс. То как она лежала рядом, расслабленная разнеженная, мокрая ощущалось правильно.       Гриммджо навис над ней, сводя к переносице брови, разглядывая ее лицо, как будто видел впервые, а потом склонился и поцеловал. Ичиго раскрыла губы, едва уловимо выдыхая ему в рот, поддаваясь, раскрываясь навстречу так искренне, что от этого внутри все переворачивалось от восторга. Она обхватила его за шею, привычно (боже, уже привычно) запуская пальцы в коротковатые волосы на затылке, и Гриммджо пробрало жаром как в первый раз. — Сначала душ, — жестко остановила Ичиго, замечая, что, еще немного, и они пойдут на второй круг.       Гриммджо тягуче прикусил ей губу, но послушно откатился в сторону, сразу же спуская ноги на ковер и поднимаясь. Ичиго лениво и смущенно скользнула взглядом по жилистой фигуре с выточенными тугими мышцами. — Тогда пошли, — коротко сказал Гриммджо, как пролаял, и Ичиго моргнула. — Что? — Душ, — как для слабоумной напомнил Гриммджо. Он перехватил ее плывущий и изучающий взгляд и самодовольно дернул уголком губ, — Что, нравлюсь? В ответ в него полетела подушка, которую он без труда поймал. Ичиго поднялась, закутанная в одеяло, как в кокон, и просеменила мимо, фыркнув и настойчиво уточнив. — В душ иду я. — Со мной. — Нет!       До ванной комнаты, чуть не теряя одеяло, пихаясь и шепотом огрызаясь друг на друга, они дошли тихонечко и на цыпочках, чтобы никого не разбудить. Уже в ванне под прохладным дождем, упираясь соскальзывающими ладонями в квадратики плитки, прикусывая пальцы Гриммджо, которыми тот зажимал ей рот, и пытаясь насадиться на член сильнее, Ичиго подумала, какого черта, они не сделали так раньше.

***

      У магазинчика Урахары этим утром было особенно оживленно, и Ичиго с Гриммджо даже слегка притормозили.       Перед крыльцом, выстроившись в одну линию, послушно держали разнородное построение арранкары низкого ранга. Дзинта вышагивал перед ними с метлой наперевес, как заправский генерал на смотре, и весело раздавал команды. — Так, господа приживалы и бездельники. Теперь каждый берет в руки метлу и…и идет отрабатывать свое проживание.       Арранкары кривились, шипели, но построение держали, а Уруру с охапкой метел проходила и раздавала каждому по штуке в руки. Самое интересное, что в эту шеренгу выходцев из темных пустынь Уэко Мундо каким-то образом затесался Абарай, видимо, как приживал со стажем. Его яркая шевелюра пылала издалека, как факел, и перепутать его с кем-то еще было невозможно.       Ичиго пыталась сдержать улыбку, но уголки губ предательски расползались в стороны, и проходить мимо них всех пришлось, тщательно отворачиваясь в сторону. Гриммджо не заморачивался и перехватил множество завидующих взглядов. — Куросаки-сан, подойдите-ка сюда, — поманил их сразу же Киске, как только они переступили порог магазина, — И Джагерджак-сан, тоже, давайте, сюда-сюда.       Урахара затолкал их в неприметную дверку, и они тут же попали в руки Заэлю, который с гордостью продемонстрировал им шкаф-камеру с вставными стеклами в железной раме. — Примерьте, — Урахара гостеприимно открыл дверцу шкафа, — С помощью этого приспособления вас удастся разделить. После некоторого предварительного тестирования.       Камера оказалась меньше, чем Ичиго с Гриммджо думали: они уместились в ней почти впритык и то, потому что Гриммджо вжался спиной в стеклянную стенку. — Как в аквариуме, — буркнул Джагерджак. — Может по очереди? — спросила Ичиго, поудобнее пристраивая в этой тесноте ноги и руки, но Урахара покачал головой. — Надо вместе. И на пике активности связи.       Ичиго и Гриммджо быстро переглянулись, неожиданно понимая о чем речь. Пик активности связи. При каких обстоятельствах связь лихачила так, что пробки вышибало? Гриммджо протестующе рыкнул, но Гранц понимающе продемонстрировал кнопки на пульте. — В вашем номере опускаются шторы, — подковырнул он и нажал нужную.       Камера ненавязчиво загудела, и стекла плавно затемнились, отсекая их от окружающего мира. Под потолком постепенно зажглись маленькие лампочки, и им на лица лег синеватый холодный свет, похожий на сияние кварцевой лампы. Капсула стала больше походить на приватную кабинку в дешевом клубе. Не хватало только долбящихся басов на заднем фоне. — Да пошел ты, — огрызнулся Гриммджо в темноту стекл, и в динамике над головой они услышали вкрадчивый голос Заэля. Они оба подняли головы на звук. — Меня слышно? Нажмите на боковую кнопку один раз, если слышно.       Ичиго покрутила головой, они попробовали с Гриммджо поменяться местами, но только сильнее прижались друг к другу. Ичиго вмазалась щекой в его жесткое плечо, и коротко выдохнула, пытаясь успокоиться. Гриммджо тем временем кнопку отыскал и нажал. — Вот так, отлично, — облегченно ответил им потолок, — Теперь нужно постоять минут пятнадцать, мы отрегулируем датчики. Будет совсем здорово, если вы пошебуршите связью. И замолк. — Не дождешься. Себя пошебурши, — фыркнул Гриммджо и опустил взгляд на затихшую Куросаки.       Они стояли так близко, что можно было посчитать каждую веселую морщинку в углах глаз и складках рта — мягкие росчерки из-за вечных ухмылок. У Ичиго была привычка — усмехаться, а не улыбаться. Улыбалась она только в полностью беспечном состоянии, когда веселье прорывалось изнутри, и остановить его было невозможно.       Гриммджо подумал и скользнул ладонями на тонкую талию, прижимая сильнее, хотя куда уж ближе, и ткнулся носом ей в макушку, рыжую и пропахшую персиками. Едва уловимо, он ощутил, как она вздрогнула, но сразу же расслабилась в его руках. Когда она обхватила его и сцепила за спиной пальцы в замок, стоять стало легче.       Ичиго не была склонна к самокопаниям или выяснениям отношений. В этом плане ей было проще, но сейчас, когда стало действительно важно, ей страстно хотелось понять, что же между ними происходит. Потому что одно дело чувствовать через связь, а другое быть уверенной, что ему это все нужно. — Хорошо, что нас разделяют, — просто чтобы не молчать, слукавила Ичиго, прижимаясь щекой к его груди, и услышала вибрации, которые пророкотали внутри, когда он ответил. — Да, хорошо. А то, что ни секс, так мозги в кашу.       Ичиго оторопело моргнула, и подняла голову, заглядывая ему в лицо. Гриммджо оскалился, и Ичиго почувствовала, как жарко горят уши. Она уткнулась ему в водолазку носом, как будто спряталась, и приглушенно произнесла, невольно улыбаясь. — Ой, заткнись, блин. Их выпустили ровно через пятнадцать минут, но для них, прижимающихся друг к другу в тесной камере не прошло и двух.

***

— Какого хрена?..       Вопль Ичиго мог поднять на ноги весь квартал, если бы не такая хорошая звукоизоляция в магазинчике Урахары. Сам Урахара чуть пригнулся и натянул панамку на нос: ша, меня тут нет, я в домике. Стоящий рядом с ним Куросаки Иссин в черной, на минуточку, форме шинигами, дурашливо расплылся в улыбке.       За его левом плечом торчал обрывок капитанского хаори. Ичиго проглотила часть ругательств и выдохнула по методике правильного дыхания треугольником, которую вычитала в каком-то журнале, что ей подсунула Орихиме. Вроде, про борьбу со стрессом и прочими потрясениями. Например такими, как ни с того ни с сего, стоящий отец в одежде шинигами, которого здесь быть не то что не должно было, а он вообще не должен был быть в курсе всех этих шинигамских штук. Клоун несчастный.       В голове Ичиго внезапно всплыло множество несостыковок, в том числе и странный взгляд, которым он отметил Гриммджо при первой встречи. И, несмотря на дыхательную гимнастику, Ичиго медленно начала закипать, но выглянувший из-под шляпы Урахара покосился на нее одним глазом и предложил мировую всего одной фразой: — Чаю?       …у Киске всегда так было: все проблемы решались через чай. Ты влетаешь к нему нервный, взъерошенный, проигравший врагам — а он тебе так ласково «Чаю?» — и отказать невозможно. А потом, после пары чашек действительно проблемы решались, если не сами, то с некоторым усилием точно решались.       У Ичиго была версия, что что-то он все-таки в чай подмешивает, этот прохвост Урахара, потому что после нескольких глотков, Ичиго уже не чувствовала то желание убивать и громить все вокруг, которое возникло, когда она застукала отца. Они расположились в комнатке, вокруг низкого стола, и Ичиго приготовилась слушать. — Что ты здесь делаешь? — спросила она Иссина, и тот слегка удивился нелогичности вопроса. Ичиго пожала плечами.       Задавать вопрос, почему он в форме шинигами — глупо. Наверное, потому что, он, блин, тоже шинигами! После всего этого дурдома, в который превратилась ее жизнь, Ичиго уже ничему не удивлялась.       Почему бы отцу не быть шинигами, конечно, пфф, без проблем. Ичиго могла поставить на кон свой Зангецу, что скоро выяснится, что ее мама на самом деле какая-нибудь потомственная квинси, а силы у нее на самом деле от чеканутого бога, по типу Айзена. Это звучало очень уж бредово, и только поэтому могло быть правдой.       Так что, нет, Ичиго больше волновало, какого черта ее отец забыл у Урахары. Иссин как раз открыл рот, чтобы все объяснить, как седзи разъехались с таким треском, что показалось их выдернут из пазов к чертям. На пороге застыл Гриммджо с непередаваемой жаждой убийства на лице, и он тяжело дышал, как если бы он… бежал. Да, видок у него был как после резкого и спонтанного забега. — Что случилось? — гаркнул он, оглядывая Ичиго слишком внимательно, и до нее вдруг медленно дошло. Урахара и отец удивленно повернули к ней голову, и она выдавила из себя, чувствуя, как горит от стыда лицо. — Ничего не случилось. Я просто связь не закрыла…

***

      На самом деле утро в магазинчике сладостей началось не с Куросаки Иссина, и даже не с построения во дворе за метлами, а с того, что Нелл подловила и оттаскала за хвост вернувшуюся из очередного путешествия Йоруичи.       Вопили обе. Нелл — потому что ошалевшая от такого обращения Шихоин вцепилась в арранкаршу когтями, а кошка — потому что хватка Нелл была такой, что ее едва удалось разжать двум её фрассьонам. Почувствовав свободу, Йоруичи спряталась в ногах Урахары, поджимая хвост. — Нелл хотет кошку! — А взрослую тетю она не хочет? — возмутилась Йоруичи, и обернулась человеком, смело выходя из-за старого друга.       Челюсть отвисла у всех, кто ни разу не имел с Йоруичи дела, но мелкая Нелл не впечатлилась и захлопала в ладоши. — Ула! Фокусы! Еще, еще. Сделай кошку!       Лицо у Шихоин сделалось кислым и унылым. Она приняла от Урахары юкату, и, прикрывшись, ушла вглубь дома, не обращая внимания на нытье арранкарши. — Пошли, Киске, расскажешь, какой бедлам у тебя творится. …Шихоин Йоруичи очень удачно подобрала слово. Бедлам. Можно было еще: сумасшедший дом, дурка, переполненное общежитие. Потому что такое количество людей, обремененное замкнутым пространством и отсутствием какого-либо занятия, имело разрушительный эффект.       Наверное, поэтому Урахара ненавязчиво, но остро поднял вопрос о невозможности дальнейшего бесплатного проживания. А именно намекнул, что арранкарам необходимо найти работу и, возможно, снять свое жилье, потому что магазинчик сладостей все-таки не резиновый, хоть и казался таким. — Куросаки-сан, — обратился Урахара, когда собрал всех на очередное внеплановое собрание на кухне.       Но на лице у Ичиго прорезалась непривычная стоячая морщинка между бровей, и уголок губ пополз вверх, в ухмылке. Ичиго указала пальцем на Гриммджо и, весело скалясь, произнесла. — У тебя устаревшая информация. — Я здесь, — неловко помахал Гриммджо. — О, — губы Урахары потешно вытянулись, но он тут же невозмутимо повернулся к предполагаемой Куросаки в другом теле, — Куросаки сан, думаю, вам будет проще объяснить, что такое работа, как ее найти и, хм, не вылететь в первый же день. Думаю, Садо-сан, Иноуэ-сан и Урю-сан тоже в этом помогут.       Гриммджо, вернее Ичиго, кивнула, и с противоположного конца стола, поддакнула Иноуэ. Арранкары восприняли новость с осторожностью и без энтузиазма. — Зачем нам искать где-то работу, когда мы и так горбатимся здесь с метелками и перетаскиваем товары? — с вызовом в голосе спросила Апаччи, складывая на груди руки и откидываясь на стуле. — Какая ты глупая, — с мягкой издевкой произнесла из-за широкого рукава Сун-Сун, — Это же совсем другое. — Да, ты!..       Апаччи в сердцах подскочила с места, а Сун-Сун ощетинилась в ответ, но Тие, стоявшей возле плиты, достаточно было оглянуться и вздернуть светлую бровь, чтобы обе успокоились, и расселись по местам, надувшись и не смотря друг на друга. Урахара прокашлялся, привычно привлекая внимание. Арранкары все-таки не отличались дисциплинированностью. Это была дикая свора, по какому-то недоразумению пытавшаяся косить под централизованное общество. Урахара иногда думал, так же с ними мучился Айзен или нет. Хотя, судя по рассказам Заэля — также. — На самом деле разница большая, — терпеливо произнес он, — Когда вы найдете работу, поработаете немного, вам заплатят деньги, на которые уже можно будет снять жилье… — И вы наконец-то съедете отсюда, — фыркнул Дзинта, совершенно не стесняясь. Урахара не стал его одергивать хотя бы потому, что арранкары уже всем порядком надоели и обитатели магазинчика сладостей действительно ждали того дня, когда все приживалы съедут. Киске снова повернулся к Гриммджо. — Справитесь, же, Куросаки-сан?       Тот моргнул и молча указал на Ичиго. Брови Урахары взлетели вверх, и он перевел взгляд с одного на другую и обратно, бормоча себе под нос, что их точно пора уже разделять. Кто-то засмеялся. Дзинта пробурчал, что они просто прикалываются над ними, и на самом деле не менялись. А Тия мягко насмешливо улыбалась, крутя в руках металлическую хромированную лопатку, которой только что помешивала глинтвейн. Он своим ароматом кружил головы, отравлял воздух уютом, который все жадно вдыхали, раздувая ноздри.       Счастье и спокойствие всегда расслабляет. И наверное, они слишком расслабились.       Потому что, когда из черноты коридора выплыл Улькиорра, бледный как приведение, с воспаленными глазами и резким татуажем — никто не был готов. Он шагнул на кухню так свободно, будто имел на это право, а все успели только сделать один вдох, застывший холодом в легких.       Успели только дернуться, как перед внезапным броском на грани возможностей, когда что-то острое, резкое вплескивается в кровь и каждая мышца сокращается, выходя на пик. Жгучее состояние, вязко растянутое на один пропущенный удар сердца и на одну проскользнувшую судорожную мысль, что они не успеют ничего сделать.       Еще не известно, чем бы закончилась вся эта история, если бы Улькиорра не остановился возле стола, обводя всех странным взглядом. Потом он указал большим пальцем на дверь у себя за спиной и холодно, произнес. — Было открыто.