Alone? No

Джинен хочет выбрать такую книгу, которая бы полностью олицетворяла его чувства к этому месту. Странные, но приятные. Он хочет выбрать книгу с первой попытки, чтобы наверняка, чтобы у Сэлинджера появился напарник. В крохотном букинистическом книги расположены везде: полки, сейфы, стулья, подоконники, даже пол, любая поверхность может быть ночлегом для тысяч историй. У Джинена есть особое чутье на книги, в детстве, перечитав их так много, он может определить хороша работа в его руках исходя из всего лишь тщательного взгляда на нее. Жаль, что с людьми так же не умеет. Ночной патруль в восемь вечера, еще уйма времени, если он поторопится может успеть помочь Югему наколоть дрова для бани, или прогуляться по берегу, в любом случае он не будет сидеть в комнате, мечтая о несбыточном. Телефон в кармане, о существовании которого он, к слову, благополучно забыл, вибрируя, слегка пугает Джинена. Этому месту не подходит техника. — Алло? Говорите. — Джинен, хочешь покушать? — Кто это? — он сразу же узнает голос Джексона, но решает поиграть. — В смысле кто? Это Джексон, твой лучший друг! — тот уже кипятится и Джинен ярко видит, как тот одной рукой сжимая телефон, второй сильно жестикулирует, объясняя все максимально доступно. — Не знаю никакого Джексона. — Слушай ты, пес сеульский, если через полчаса тебя не будет в закусочной на второй улице, тебе хана. Вешаю трубку. Джинен смеётся, искренне и весело, тётушка за горой книг тоже улыбается, услышав его смех. Что ж, еда так еда. Он берет книгу с красивой белой обложкой и зелёной тонкой надписью на ней "Мой долгий путь к тебе" совершенно неизвестного ему писателя. — 3 тысячи вон. Джинен достаёт только что полученную бумажку из банкомата и протягивает женщине. Та берет ее, а потом посмотрев в потолок, словно вспоминая что-то, говорит: — Я ее не возьму. — Почему? — Джинен хмурится. — Она фальшивая. — Как вы это поняли? — он поднимает брови, потому что ситуация забавляет. — Выглядит как фальшивая. — Ее глаза бегают, она смотрит куда угодно только не на стоящего перед ней парня. — И часто вы сталкиваетесь с поддельными деньгами? Расскажите мне, я полицейский, разберусь с этим. Женщина нервно улыбается, машет головой, и вообще не понятно почему она так нервничает, но причина есть. Может, действительно, сама занимается такими деньгами? — Я заплачу за него. Голос сзади Джинен узнает сразу же. Женщина облегчённо выдыхает, но продолжает кланяться ему. Интересно. — Я и сам могу. Деньги настоящие, можем проверить их в банке. — Давай иди, мы подождём. Чутье подсказывает, что тут "что-то" и в этом замешан Джебом. У Джебома в глазах озорной огонёк, детская ухмылка, выжидающая своего выигрыша. — Банк уже закрылся на обед, мы никуда не спешим, подождём тут два часа, да, ачжума? — женщина слишком много и слишком часто кивает, еще чуть-чуть и лоб об стол расшибет. Джинен смотрит на книгу, понимает, что очень хочет ее. Деньги в бумажнике все такие, да и потрёпанные и рваные она тоже не возьмёт. Ладно. Он просто очень хочет эту книгу. Пусть радуется, выиграл. — Давай деньги. — Вот и славненько. Джебом, толкнув парня бедром, достаёт из красивого кожаного бумажника такую же купюру. Такую же купюру. Понимание ситуации яркой вспышкой ставит все по местам. Джебом приказал женщине не принимать у него никакие деньги. И перед этим человеком он хотел извиниться? Да ни за что. — Еще одно совпадение и я решу, что ты специально за мной следишь. Они вместе вышли на улицу, Джинен остановился на крыльце, сжимая только что так сложно доставшуюся книгу, а Джебом, спустившись вниз на пару ступеней, смотрит на него снизу вверх, хотя такое ощущение, что наоборот, свысока. — Я хожу сюда каждый день, потом иду в кафе, курю на парковке и все это время именно ты натыкаешься на меня. Может, это мне начать беспокоиться? — они смотрят друг на друга молча, ухмылка с лица Джебома не хочет уходить, Джинену хочется стукнуть его книгой по лбу. Извинится в следующий раз. Или вообще никогда. — Скажи куда тебе привезти деньги за книгу. — Это подарок. — Не хочу. Куда? Что-то меняется во взгляде Джебома, он же не думал, что Джинен обрадуется подарку и назовёт их лучшими друзьями? Разворачивается и уходит, натянув капюшон обратно. — Привези завтра на субботние чтения в дом культуры, я буду там. Едва слышное и ощутимое равнодушное "гуд бай" брошенное парнем, удивляет. До чего же Джинен путается, когда видит его. Надо бы извиниться, но язык не поворачивается сказать "извини" парню, который подозрительно себя ведет и не может определиться какое альтер эго ему сегодня, а точнее, в данную минуту, надеть. Джексон уже нервно теребит в руках пустой стакан из-под воды. — Ты на свидание шёл что ли, чего опоздал? — он встаёт, чтобы кивнуть Джинену и садится обратно уже вместе с ним. — А какая разница, когда приду, если это не свидание? — он опирается о жесткую спинку не совсем надежного стула, как и вся эта конструкция под названием "закусочная Муна". Четыре палки, брезент, лампа вот и все, что входит в ее состав. — Айщ, тебе говорили, что ты здорово слова перекручиваешь? — Поверь, ты не первый. Джексон заказывает им острый суп, заверяя это тем, что "брат, если ты не попробуешь этот суп, вся твоя жизнь просто прожита зря". Выхода у него особо и нет, Джексон добьется своего любым путем, рано или поздно. Так что Джинену лучше согласиться на все сразу и сейчас, пока у него есть настроение. — Ты ходишь на субботние чтения? — заходить приходится издалека. Джексон пусть и открытая книга, но очень громко орущая. Лучше не спеша и медленно узнать все, что Джинену нужно. — Как когда. Там все от компашки зависит, если на чтения приходит моя мама, то я туда не суюсь, а если у нее дела, то иду, а знаешь почему? Потому что после мы отлично так и культурно ужираемся в хлам. — Ты говорил, что Джебом ходит туда, он тоже с вами пьёт? — Не, он всегда один уходит. — А с кем ты пьёшь? — Ой, лучше спроси с кем я не пью. Ты не в счет, у нас все впереди. А вообще я, пара моих одноклассников, Марк и Югем и... — Югем? Он тоже пьёт? — Джинен еще не видел Югема пьяным и очень не хочет видеть это зрелище. А суббота уже завтра, ощущение неизбежного все ближе. — Ой, не веди себя как его отец, конечно он пьёт, не смотрит же. Приносят суп. Джинен не может отойти от того, что Югем пьет, это мягко говоря, с Джексоном и может встрять в неприятности, но как только он делает первый глоток супа все мысли улетучиваются. — Твою мать... — хрипит Джинен, стирая рукавом слезы и сопли, запивая всю эту ядерную смесь большим стаканом воды. — Скажи круто, да? — Джексон от увиденного аж на стуле подпрыгивает, так ему нравится такой Джинен. Злой, обиженный, потерянный и до очарования смешной. — А еще я хотел сказать, что попросил начальника и мы теперь напарники пожизненно. Будем всегда в одних сменах. — Я не выдержу тебя столько... Джинен откровенно плачет. От одного взгляда на красноватый суп внутренности сжимает, а слезы катятся сами по себе. Джексон смеётся, легко закидывая ложку за ложкой. Несмотря на все это ужасающее жжение внутри, один вид довольного Джексона, а доволен он тем, что смог удивить Джинена, делает суп не таким уж сильно горячим и острым. Джинен бы соврал если бы сказал, что сидящий напротив парень ему не нравится. Соврал бы если сказал, что не хочет быть с ним в паре до конца жизни. Соврал, не моргнув, потому что он не хочет больше испытывать никаких чувств, просто дружбы ему будет достаточно. Он просто хочет быть хорошим полицейским все оставшиеся ему дни. Работать на благо кому-то, а то, что он будет все эти дни приходить в пустой, холодный дом, совсем не страшит. В конце концов, жить без чувств намного легче, чем испытывать их к людям, подвергая опасности. Он готов врать и верить в свою ложь. Джинен ждал вечера. Утром после расслабляющей бани, он то и дело поглядывал на Югема, пока они шли к развилке. — Чего зыришь? Я тебе ничего не должен. — Да так. На чтения идешь? — Иду, я натура высокоорганизованная. — Высококультурнная. — Ну и это тоже. Вместо того, чтобы патрулировать город Джинена и Джексона отправляют перебирать рабочую форму. Старую нужно отделить от новой и отправить на утилизацию. Работы было дохрена и еще чуть-чуть, потому что целая комната завалена различного рода одеждой. Тут, казалось, было все, от новой, только-только сшитой, до самой первой формы в Ансане. Они работали весь день, не разгибая спин. Времени подумать о том, какую книгу взять с собой на чтения не было вообще, но и идти с пустыми руками вообще не хотелось. Джинен желал, чтобы ему понравились чтения. Увидев всего однажды по телевизору, он не переставал о них мечтать. Это все казалось ему чем-то сказочно-сериальным, до жути искренним и романтичным. Он очень хочет посмотреть, как люди оголяют свою душу, произнося слова, идущие от самых сокровенных струн в их душе. — Что ты приготовил? — Джексон встречает Джинена под единственным фонарем. Тот светит у лавки, кидая тени ели прямиком на пол. — Свои стихи. — Гордо отвечает тот, беря Джинена за руку и заводит в красивое трехэтажное здание. Большой мрачный холл они минуют молча. Джинен не может перестать нервничать и не может перестать думать о стихах Джексона. Скорее всего, тот пошутил. Он, конечно, хороший человек, но до стихов ему далеко. Джинен как-то спросил нравится ли ему Буковски, на что Джексон попросил не материться. — Вот и мы. — Громко оповещая, Джексон затаскивает сконфуженного парня за рукав, толкая сразу же в центр, чтобы все увидели какое достояние он принес с собой. Пять пар глаз неотрывно приковываются к нему, молодому сеульскому пареньку в простой белой футболке и таких же простых джинсах, с весьма красивым лицом, сильным телом, но мышцы которого, обтянуты футболкой, заставляют сомневаться в том, что он милый на все сто процентов. А тот самый сеульский парень смотрит на них в ответ как-то завороженно и слегка вопросительно «можно мне к вам?». Джексон тащит его за собой, и они уже оказываются на мягком диване в импровизированном круге. Зал, в котором они сидят похож на комнату, где обычно хранят весь инвентарь для постановок, только тут места и книг побольше. Высокие стены, под ними еле светящая люстра. Из шестнадцати ламп горят только две, тусклый свет создает свою атмосферу. На столе настоящий самовар и рисовые пирожки. Люди улыбаются друг-другу по-доброму и совсем не пялятся, как он боялся. — Сколько тебе сахара, сынок? — женщина, которую он раньше видел мельком, кажется, она несла ужин своему мужу рыбаку, протягивает чашку с горячим чаем. — Без сахара, большое спасибо. Джексон сам себе наливает и, закинув ногу на ногу, смачно сербает. — А где Марк? — Джексон ищет его глазами, но не находит. — Я тут. — Доносится с балкона. Там что-то грохается, потом чертыханья парня, после вообще выключается свет. — Не волноваться, сейчас будет меджик. И правда, напротив на стене появляется анимация птиц, сменяющаяся морем, закатом, чайками, маяком. Все смотрят на стену не скрывая восторга. Несмотря на то, что стало темнее Джинен все равно может видеть, как горят глаза окружающих. — Ты такой молодец, как до этого додумался? — спрашивает мужчина, перестав на время жевать пирожок. — Он, а как же, это я придумал. Югем появляется вместе с высоким худощавым парнем. Марк кивает Джинену, тот ему в ответ тоже, а Югем просто прыгает рядом с ним на диван, доставая маленькую тетрадь из заднего кармана джинс. Помятая, в некоторых местах порвана, в общем, в его стиле. — Чего у вас нового? Как спина? Не так сильно болит? Марк спрашивает женщину, которая дала чай Джинену и еще одну милую старушку с красивыми бусами и ярко красными волосами. Джинен не сразу узнает их работницу из приемной, а когда узнает в прямом смысле открывает рот. Та сидит в зеленом бархатном платье, перешёптывается с таким же милым старичком и разговаривает. Разговаривает. Джинен думал она не умеет. Во дела. А потом до Джинена доходит, что Джебома нет. Не то, чтобы он ждал его тут, но… может чуть-чуть? Нужно отдать деньги и не быть в долгу. Югем кладёт голову ему на колени привлекая внимание, хотя сам полностью сконцентрирован на своих неразборчивых записях. — Джебом придет потом начнем. — Говорит Марк, двигая стол так, чтобы всем было удобно. Он садится в кресло, напротив, Джинен замечает, что места больше нет. Если Джебом все-таки придет ему негде будет сесть. Не может же он не нравится абсолютно всем, раз они даже места ему не оставили? Дверь открывается тихо, не все замечают. Тихо, не так как в прошлый раз с размаху. Джебом проникает внутрь, сразу же направляясь к лестнице, ведущей на балкон, захламлённой коробками. Секунду роется в одной из них, берет большой квадратный предмет и направляется уже к ним. Джексон все это время беседующий с рыбаком напрягается и кладет руку на плечо Джинена. Югем только поворачивается, посмотрев, что там да как, а потом все равно возвращая взор тетради, поудобней умащивается на коленях. — Здравствуйте. — Говорит тихо, потому что тоже понимает эту атмосферу. Бабушки ему кивают в ответ, протягивают чай и пирожки, он вежливо все берет, а Джинен подмечает, что он нравится им. Джебом не нравится только своим сверстникам. Он садится на подушку, которую взял в коробке у ног Марка, уперевшись спиной об изножье его кресла. Выглядит другим. Даже когда встречается взглядом с Джиненом, второй не видит в нем ничего напускного. Только настоящая заинтересованность и воодушевленность. Они не кивают друг другу, но и простого взгляда достаточно чтобы поздороваться. — Кто хочет начать? — Я! Джексон даже встает с места. Джинену становится слегка прохладно. Он поправляет мягкую, молочного цвета кофту и прочищает горло. Прикосновенье нервных рук, Ее груди полукасанье, Улыбки бледный полукруг, Полузабытое дыханье, Полузамеченный кивок, Полузаметное объятье, Полусплетенье ватных ног, Полурасстегнутое платье, Вес тела – на одной руке, Другого тела жар упругий, Пятно румянца по щеке, Освободившиеся руки, Иссиня-черные зрачки, На миг застывшее мгновенье, Нетерпеливые тычки, Неторопливое движение Вперед, на месте и назад, На шее бисеринки пота, Полузнакомый аромат — Имбирно-мускусная нота, Под горло сладкая слюна… Полутона… и полутени… Полузатекшая спина, Полусведенные колени, По телу спазм во всю длину И возле уха слабый голос: «А Вам сходить через одну?» Он кланяется разразившимися аплодисментами. Несмотря на дурацкую рифму и такой же дурацкий подтекст Джинену понравилось. Он смеется вместе со всеми, в конце концов, это Джексон. Ничего вразумительного он от него не ждал. — Спасибо, товарищи, вы так добры ко мне. Он садится на прежнее место с самой довольной улыбкой, размещая руку на плече Джинена. Тот замечает, что Джебом до этого хоть немного, но улыбавшийся, теперь не улыбается. Смотрит на стену, где уже мигают светлячки. Его ресницы тоже бросают тени, на щеках появляются бабочки. Джинен не сразу замечает как все уже перестали смеяться над стихотворением Джексона и внимательно слушают рыбака. Он не вставал, без яркой выразительности прочел весьма известный стих о любви Ким Соволя, однако, это было искренне. Джинен поверил в его прошедшую любовь. Когда ты, устав от меня, Уйдешь, Молча тебя отпущу. В горах Яксан, что в уезде Ёнбён, Охапку азалий Нарву — разбросать на твоем пути. Устилающие путь Цветы Слегка, уходя, притопчешь. Когда ты, устав от меня, Уйдешь, Как бы ни было больно, не расплачусь вослед. После этого все молчат. Джинену не нужно прожить тут тысячу лет, чтобы узнать почему мужчина рассказал им именно это. Ему не нужно знать всего, он тоже умеет чувствовать. — Я хочу. А то вы тут все сейчас начнете письма своей первой любви строчить. — Югем даже не собирается вставать с его колен. Начинает ровным голосом, и если не знать, что ему всего 21, можно ошибиться. Югем не глупый, теперь Джинен знает это точно. Есть такая легенда - о птице, что поёт лишь один раз за всю жизнь, но зато прекраснее всех на свете. Однажды она покидает свое гнездо и летит искать куст терновника и не успокоится, пока не найдёт. Среди колючих ветвей запевает она песню и бросается грудью на самый длинный, самый острый шип. И, возвышаясь над несказанной мукой, так поет, умирая, что этой ликующей песне позавидовали бы и жаворонок, и соловей. Единственная, несравненная песнь, и достаётся она ценою жизни. Но весь мир замирает, прислушиваясь, и сам Бог улыбается в небесах. Ибо все лучшее покупается лишь ценою великого страдания. По крайней мере, так говорит легенда. — Откуда это, сынок? — спрашивает женщина, наливавшая чай. Давно бы пора уже узнать ее имя, но в голове столько мыслей, Джинен просто не может спросить что-то, он даже чувствует, как руки начинают подрагивать. — Колин Маккалоу, "Поющие в терновнике". С этой легенды начинается и ней же заканчивается книга. Как думаете, мы похожи на птиц? — Думаю, да. Это было о призвании. Есть в жизни то, для чего мы родились, то, что не сделав, умереть не имеем права. Ты знаешь свою песню, сынок? Югем думает, правда думает. Думают все. Тетушка подталкивает их на неизведанные, страшные вещи, не всем хочется увидеть или сказать ради чего они готовы умереть. — Думаю, это моя жизнь. — Уверено произносит Югем, все еще рассматривая потолок, а не окружающих, — звучит весьма абстрактно, но я не хочу умереть, не узнав зачем жил. Мама говорит, если буду слушаться, если буду хорошо учиться она позаботится чтобы наш мэр выкроил мне местечко в порту Пусана. Я ее понимаю, но не хочу. Мне не нужна стабильность, но об этом я ей никогда не скажу. В конце концов, я и в 73 могу поехать в кругосветку. Он говорит не замечая пристальных, жалостливых, заинтересованных, восхищенных взглядов. Ему плевать, птичка просто хочет петь. Джинен перемещает взгляд от его сине-зеленой макушки на свои руки и сжимает их. Ради чего он готов умереть? Он мог сотни раз уже спустить дух, и еще ни разу не был напуган. Он мог умереть защищая кого-то, но ради него нет. Это не одно и тоже. Умереть просто и умереть ради кого-то. Джинен понимает, что все время приплетал «кого-то» вместо «что-то». Признавать, что ему нужен человек не хочется, особенно если этот человек станет таким важным и дорогим, что Джинен без раздумий отдаст свою жизнь. Нет. Обсуждали. Не нужно. — Моя песня – это вы. — Вдруг говорит тетушка. — Глядя на вас я наполняюсь только светлыми чувствами. Чтобы бы про вас не говорили, я верю, что вы самые лучшие и можете делать все что хотите. Пусть у меня нет детей, но у меня есть вы, это почти одно и тоже. Джинену не по себе. Он видит, как слезятся ее глаза, как часто она дышит, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. — Если вы разрешите мне целыми днями бездельничать и не ходить в универ, то можете усынавливать. Я серьезно. Югем знает что сказать, все смеются, даже тетушка. Джинен берет свой остывший чай и делает большой глоток. — Кажется, уже пора расходиться. Совсем быстро прошли четыре часа. Джинен смотрит на часы, половина одиннадцатого. Все поднимаются с места, растаскивая по местам вещи, чашки, мебель. Джинен знал, что ему понравится. Ему так сильно понравилось, что он не знает куда теперь себя деть. Пока Джексон на секунду отвлекшись на тетушку, вернее ее потерявшийся в коробках платок, упускает его из виду, Джинен шмыгает на лестницу и прямиком на балкон. Открывает дверь, чтобы попасть на внешний и опять жадно хватает морской воздух. До чего же хорошо. Тут освещения вообще нет, но большая луна, отблескивающаяся на тихой водной глади, освещает ночную мглу. Джинен сжимает холодные перила балкона, прикрывает глаза. Сегодня он наполнен. Или переполнен. Эмоциями, чувствами, мыслями. Но не хочет думать. Просто хочет стоять так, как полная чаша, и ждать пока жидкость испарится. Не сразу слышит, как дверь за ним тихо отворяется, потом также тихо закрывается. Пара шагов, он совсем рядом. Щелчок зажигалки. Дым. — Почему не прочитал что-то? — очень тихо спрашивает Джебом, едва слышно. Сейчас он простой. Хорошо, что Джинен его не видит. Воздух треплет волосы, футболку, он держится руками чтобы не улететь. — А ты? — Я пришел послушать. И за деньгами. Джинен открывает глаза. Возле его сжатой ладони мирно лежит расслабленная ладонь Джебома. Он скользит по толстовке, по плечу, наконец по его лицу. Странный. Очень-очень. Никто тут не носит масок кроме него. — Когда ты решил стать полицейским? Джинен решает было, что тот спрашивает просто чтобы не молчать, но Джебом поворачивается к нему и ждет ответа, убирая сигарету от лица. — Не помню уже. Ему не хочется вспоминать, тем более говорить о том, что было. Джинена это не ранит больше, но говорить с человеком, которого понять не может — не может. — Скажи. Пожалуйста. Джебом искренне просит. Он смотрит в его темные глаза, в которых сам сейчас и отражается, и не понимает зачем это ему и зачем он открывается. — Просто хотел защитить маму. От отца. Джинен такой лгун. Во рту горчит. "Отец" самое неприятное слово на вкус. Джебом продолжает на него смотреть, только уже не требует продолжение, и так понял. Видит, что тот хочет ему что-то сказать. Это как-то связано с ним и, может, с Джиненом тоже, но Джебом медлит. Смотрит, но не говорит. Джинен не умеет читать по глазам. — Я не такой.. — вдруг начинает он, но опять эта чертова дверь. — Джинен, едрить твою за ногу, сюда иди. — Джексон напротив, быстрым шагом приближается. Его волосы разлетаются и он злой. — Ты чего? — Почему я всегда тебя ищу и всегда застаю с этим? — Джексон кивает на Джебома, тот в свою очередь надевает привычную маску безразличия, но Джинен только что видел его настоящего. — Перестань истерить, тут я, живой, здоровый. — Ну так пошли. Марк и Югем ждут, пиво ждать не будет. — Иду. — Джинен делает ему на встречу шаги, а потом вдруг оборачивается. Джебом непонимающе на него смотрит, да и сам Джинен ничего не понимает. — Пошли с нами. — Чего это? Он с нами не ходит. — Джексон буквально озвучивает все то, что написано на лице Джебома. А Джинен понимает, что они никогда и не звали его с собой. — Идешь? Джинен ждет. Видит, как сменяются эмоции на лице парня и сам боится точно так же, но мастерски прячет. Он тут самый лучший мастер лгать себе и окружающим. — Иду. — Вдруг так же решительно отвечает Джебом, делая шаги навстречу. Капюшон с его черной толстовки падает, он слегка улыбается, Джинену, кажется, что он видит в них благодарность. — Охренеть. Констатирует итог Джексон. Джинен согласен.