Alone? No

Джебом ни разу не пожалел о том, что включил конвектор вчера. В комнате жарко, даже душно. Но он не может заставить себя встать и выключить эту чертову штуку, неа, из объятий Джинена он точно сам, добровольно, не выберется. Да и к тому же, из-за этой жары он уже несколько раз проваливался в сон, смешивал реальность с дремотой и ощущением растворенности в другом человеке. Он лежит на Джинене, прижимается ухом к груди, потому что вчера они не смогли разложить диван, просто не до этого было. Слушает его такое ровное сердцебиение, сравнивает со своим, приложив руку к собственной груди, и улыбается. Одинаковые. Секунда в секунду. Джебом ластится носиком по груди, ближе к шее придвигается, запуская пальцы в чужие шелковые волосы. Должно быть, сейчас день, или ранний вечер, потому что они уснули, когда светало, а по ощущениям… ну Джебом выспался, не мог же он проспать два часа и выспаться? Пальцы на пояснице, поглаживающие во сне, заставляют забыть о времени в очередной раз. Но с осознанием дня, того, что он все-таки наступил, Джебому становится ясно также и то, что проблемы их никуда не делись. Джинен не отпустит его опять закрыться, спасаясь, а Джебом уже сам не уйдет. После вчерашнего, после всех слов, после его искренности. Не сможет. Он хочет ему верить, хочет довериться, отдаться полностью, слушаться и помогать. Только вот в мозгу все равно летает одна и та же назойливая мысль. «Ты можешь навредить ему». Может, да. Но может постараться сделать все правильно? Хоть в этот раз, он может постараться защитить то, что у него есть. Джебом приподнимается, чтобы увидеть его лицо. Оставляет поцелуй на щеке, но не ложится обратно, ладонью поглаживая щеку. Джинен морщится во сне, ближе прижимаясь к руке. Джебом уже думает, что он опять уснул, так как рука на пояснице расслабляется, но через полминуты Джинен лениво открывает один глаз, встречаясь с наблюдающей за ним сверху парой глаз. — Доброе утро? — он хрипит, прочищает горло, но ситуацию все равно это не особо спасает. — У меня задница болит. — Джебом все еще лежит на нем, и им бы по-хорошему одеться, хоть бы нижнее белье, но как-то не охота вставать совсем. — Прости, — Джинен не может удержать улыбки, да и губы свои тоже, привстает и чмокает легко в надутые губки напротив лица, — поцеловать? — Айщ, только не опять! — он ложится ему на грудь, пряча смущённое лицо в изгибе шеи под смех Джинена, потому что в этом деле ему еще учиться и учиться, в отличии от некоторых. Джебом чувствует, как пальцы зарываются в его волосы, как на спине расцветают невидимые рисунки от невесомых прикосновений и чуть ли не мурчит, так ему сейчас хорошо. Но мурчит сейчас его желудок. Вернее рычит. Да как-то слишком громко, он даже глаза открывает и угрожающе прижимает руку к нему. Заткнись, ты сейчас все портишь. — Хочешь кушать, Джебом? — Нет. — Почему врешь? — Джинен целует в макушку, так ему нравится его эти замашки по утрам, когда он вредничает без причины. — Потому что. Давай еще поспим? — Джебом обнимает за шею, закрывает глаза, правда надеется, что уснет, но Джинен тоже любит вредничать по утрам. — Не хочу больше спать. — Руки с поясницы перемещаются ниже, замирают, так же, как и дыхание Джебома. — Я тебе сейчас по лицу дам. — Живот втягивается, ладони потеют, он навстречу все равно выгибается. — Ого. Интересное предложение, Джебом, — его лицо инстинктивно поворачивается на голос, встречаясь с все еще припухшими губами, с такими сладкими и желанными, как стакан воды в такую жару. Но если выбирать, то он лучше умрет от жажды чем не выберет это. Плед сползает на пол, по телу бегут мурашки. От того, что Джинен встает, размещая его на себе, слишком крепко сжимает, прижимая, и впивается в губы, не давая пошевелиться. Джебому только и остается, что целовать его еще глубже, еще быстрее, даже вырываться не хочется. Его оставляют в покое спустя долгие, сладостные минуты не отдаляясь, но не продолжая. Он хмурится, пытается сам припасть к губам, но Джинен ловко уворачивается. — Так что? — ухмылка на губах раздражает, раздражала бы, если бы тело опять не горело и не просило больше. — Что? — он дергается на нем, задевая, и наблюдая, как тот сдерживает стон. — Поцеловать тебя? — Джинен сжимает ягодицы, прекращая любое движение, пока прекращая. Джебом несмело кивает, потому что они сейчас не целовались что ли? О каких поцелуях идет речь? Но чтобы это не было, он все равно хочет. Джинен ослабляет хватку, позволяя наконец Джебому обвить себя и наброситься с поцелуями. Губы болят, руки сводит если они вдруг дольше секунды не на Джебоме. Он позволяет себя целовать, откинувшись назад на руки, а когда сил терпеть не остается, сам меняет их местами, размещая Джебома на одной единственной подушке. Он сладко дышит, когда Джинен спускается языком, ведя вниз, от сосков, ниже, задерживаясь на пупке, на втянутом животе, но вопреки ожиданиями Джебома, в последний момент переворачивает на живот. — Джинен, ты… — Тсс, расслабься, Джебома. Но расслабиться не получается. Потому что это, мать его, что сейчас творит Джинен с его задницей? Он не знает, как это работает, да и знать особо не хочет, но, когда Джинен, прижав его животом к поверхности дивана, все же проникает внутрь, опаляя дыханием и влагой, не сдерживается, поддаваясь навстречу. Он стонет и извивается, потому что это что-то нереальное. Опять. Почему с Джиненом всегда так? Словно, он все это придумывает, и никто уже лучше не сможет. Словно, Джинен пишет каждый день самый лучший роман в его жизни, самый захватывающий и самый настоящий. Он цепляется за подушку, сжимает сильно, трясется, наслаждается, понимает, что уже не болит. Что никогда не будет больно, если Джинен будет держать его так. — Ну и где ты? Всю ночь тебе писал. — Прости, как там вчера прошло все? Джебом после опять уснул, а Джинен пошел в кафе за едой. Оказалось, что уже четыре часа дня и ярмарка начнется через два, но если бы он пропустил, то точно не расстроился. — Ох, тебе рассказать, как я проснулся в подвале Марка или что учудила Саманта? — Что? — Джинен даже останавливается, хмурясь на телефон, их вообще можно одних оставлять? — как ты в подвале очутился, Джексон? — Ну я сам не помню, но Марк говорит, что я рыл подкоп в Северную Корею. — Джинен уверен, что Джексон сейчас пожимает плечами, как ни в чем не бывало. — Господи… — Да, там и правда была ложка и маленькая ямка, хорошо, что я отрубился быстрее, чем увидел Ким Чен Ына. — Я не верующий, но слава богу. Ты уже дома? — Джинен засматривается на проезжающую мимо машину с, наверное, артистами, потому что с открытых окон торчат блестящие костюмы и перья. — Да, ем похмельный супчик, сегодня опять придется пить, ах... — А тебе так не хочется, погляжу. — Ой, давай не о моих страданиях. — Ладно. Что тогда сделала Саманта? — В общих чертах, она сказала, что мэр отправил ее в психушку, будучи совершенно нормальной, даже справку показала. Многие не поверили, но были и те, кто после этого странно на мэра смотрели и отзывались о нем. — Джинен подходит к кофейне, дергает за ручку, но та, почему-то, не поддается. — Черт. — Ага. Ты был в психушке или нет? Надо бы разузнать что там да как, странно это все. — Нет, я только в университетской больнице был. А почему кафе закрыто? — он заглядывает в стеклянные окна, но там правда никого нет. Черт. — Так праздник же, выходной. У вас в Сеуле все работает что ли? — Ну кафе до обеда, чеееерт, Джексоооон, что делать-то? — Джинен правда хнычет, он планировал взять латте, ореховые маффины и сделать мини завтрак для Джебома, но, это вам не Сеул. — Да что такое? У тебя ломка по кофе уже? А я говорил, что это до добра не доведет. — Заткнись, лучше скажи, где еды достать. — Тебя дома больше не кормят? — Все, пока. Джинен отключается, будучи раздражённым и потерянным посреди стоянки, как посреди пустыни без еды и воды. Ну, во всяком случае, ощущения у него именно такие. Телефон вибрирует в руках, и он уже готов сбросить, потому что грубить Джексону без причины не хочется, но на экране иконка фото его и Джебома. Ну, черт! — Да? — Где ты? — наверное, он проснулся и испугался, что Джинен ушел. Но он то планировал вернуться. — На стоянке, рядом. — Что ты там забыл? — Джинен слышит, как динамик телефона противно трется об подушку, но голос Джебома уже не напряженный. — Да так, прогуливался. — Я домой хочу… мне надо. Пойдешь со мной? А потом сразу на ярмарку, если хочешь. — Конечно. Жди. Джинен еще вчера хотел предложить переехать к себе. Ну, скажем так, он просто беспокоится за него, не хочет оставлять с Самантой в одном доме. Осталось подобрать подходящий момент. Ну а то, что Джебом позвал его с собой, заставляет Джинена чувствовать себя и вправду супергероем. Он может им стать, если нужно. Когда Джинен подходит к магазину, Джебом уже закрыл его. Стоит в огромной черной дутой куртке, только белое лицо светится то ли от того, что солнце попадает прямо на него, то ли от того, что сам излучает эти лучи вдвое больше. — Выспался, надеюсь? — Джебом спускается, толкая не сильно плечом за то, что ушел. Но все равно улыбается, даже глазами. — Ага, а ты? — И я. Пошли? Джебом кивает, а Джинен придумывает как бы заставить самого себя убрать туповатую улыбку с лица, но пока безуспешно. Они идут молча, касаясь друг друга плечами, иногда хватаясь мизинцами, улыбаются дурашливо, совершенно забывая обо всем вокруг, когда вот так вот рядом. Джинен видел особняк только через забор, но и он скрывал большую часть всего. Видно было только высокие хвойные деревья, и шпили нескольких башен в углах дома. Кажется, их было три, больше он не видел. По утрам солнце обычно поднималось как раз из-за этого дома, бросая причудливые тени от деревьев на дорогу. Джинен думал, будь он маленьким, то боялся выходить из дому. Потому что тени так по живому колыхались, словно в любую минуту могли схватить за ноги и утащить обратно в дом. Скрип калитки, они идут по мощеной дорожке, не создавая характерного шума обувью. Все тут так тихо. В доме тоже тихо, даже прислуга перебегает из угла в угол на цыпочках. — Госпожа спит, — кланяется одна из женщин в черной форме Джинену, когда они проходят в зал, направляясь к лестнице. — Ну и пусть спит. У Джинена от всего этого мурашки бегут. Как тут жить можно? Дом Ли Рима по сравнению с этим вообще райское место. Тут и света нет, и уютом не пахнет даже. Комната у тетушки и то выглядит более живой, чем это место. Но он ничего не говорит, поднимаясь на второй этаж особняка. Комната Джебома другая. Пусть вся мебель из черного дерева, в ней все же есть много присутствия самого Джебома. Книги, блокноты на столе, завязанные в узлы белые шторы, огромная кровать без верхнего покрывала с белоснежным бельем. В нее не хочется нырнуть с разгона, такое чувство, что нельзя. Словно, это неприлично и так вести себя нельзя. Даже комната сковывает в рамки. Неприятно. — Я в душ схожу, подождешь? — Джебом открывает габаритный шкаф, достает полотенце и какие-то вещи. В нем заметна перемена. Более напряжен что ли. — А я с тобой не могу? — Джинен подходит к нему вплотную, притягивает к себе, тянет за замочек куртки вниз, ведя так же глазами. — Нет. Ты сидишь тут. — Джебом отталкивает его, но все же послушно снимает куртку, меняя в руках вещи по очереди. — Как жаль. Он отступает и думает, что Джебому действительно тут сложно расслабиться. Просто сравнивая его у себя в комнате и тут, становится неприятно от осознания того, что ему так же тут неуютно. Джинен наблюдает как темная дубовая дверь скрывает за собой Джебома и подавляет в себе чувство бессмысленной тревоги. Это просто душ. С ним все будет нормально. Джинен, отвлекаясь, ходит по комнате, разглядывает все, но не трогает. В комнате нет фотографий, нет даже семейного фото, хотя чему тут удивляться. Зато Джинен видит большой шкаф у кровати с поэзией. Он никогда толком не брал по собственному желанию стихотворения, но читал, если ему их давали, или по учебе приходилось. Все же, большинство поэзии связано с чувствами, глубокими и сильными, а Джинен был далек от всего этого. Кто знает, может сейчас он сможет понять смысл четверостиший? Дверь открывается, как только он решает взять в руки сборник Бодлера «Цветы зла». — А где мой муж? — Чего? — Джинен разворачивается слишком резко, Хису даже шаг назад делает. На ней красивое праздничное платье с рюшами, пальто и берет. Так она выглядит очень мило и даже красиво. — Привет, — он улыбается ей, откладывая книгу, пропуская мимо ушей слово «муж». — Где Джебом? — Вижу, дела у тебя хорошо, куда собралась? — Джинен делает шаги на встречу. Все же он рад ее видеть, потому что чувство вины у него есть до сих пор. — Я иду на ярмарку с дяденькой. Он сказал, что мой муж пришел вот я и пришла сюда. Но ты не мой муж. — Хису хлопает большими глазками, теребит в руках маленькую сумочку, но не выглядит напуганной, что хорошо. Может, она уже и забыла его. — Скучаешь по отцу? — сам не знает для чего этот вопрос. Очевидно же. Но он все равно спрашивает. — Да. И по маме тоже. — Хису проходит внутрь, заглядывая в углы, вдруг Джебом где-то тут спрятался. — Расскажи, какая она была. — Заняться все равно нечем, да и ему не мешало бы узнать, какой была сиделка мамы Джебома, пусть и от Хису, но это хоть какая-то информация. — Мама самая красивая, — они садятся на кровать, глаза Хису сразу же загораются, она достает фотографию с кармана и показывает выцветший квадратик ему. — Вот это мама. У нее красные волосы, когда она горела тоже была красная, но уже вся. — Понятно, — Джинен ежится, но видит, что Хису такие подробности не расстраивают, наоборот, она кажется счастливой. — А этот папа. Тут у меня две косички, одну из них заплел он. — А вторую мама? — Да, как ты узнал? — она даже подпрыгивает от радости. — Вижу ты хорошо помнишь тот день? — Да, помню. Страшный день. Я после него до сих пор маму найти не могу. И папа не может. Мы вместе искали. — Джинен молчит, так как не знает, что сказать. Похлопать по плечу? Станет ей от этого легче? — Ну, надеюсь, ты ее найдешь. — Обязательно найду. Кстати. А ты знаешь где живет Сари? — Хису обратно прячет фотографию в карман, и только удостоверившись что с ней все в порядке, опять смотрит на Джинена. — Сари? — Джинен хмурится, она же не о Чон Сари сейчас? — Да, Сари. Может, мама у нее? — С чего ты взяла? — Потому что, — Хису понижает голос до шепота, — когда мама была красная, я слышала, что она кричала это имя. — Что именно ты слышала? — Сариии, пожалуйста, я никому не расскажу. Вот это. Черт. Мысли словно за секунду покинули его, а потом еще быстрее, все сразу ворвались в голову. Он даже зажмуривается, осознавая все, что сейчас складывается в логическую цепочку. Получается, если поверить Хису, сумасшедшей девушке, которая стала такой после пожара, где погибла ее мать от несчастного случая, на самом деле никакого несчастного случая не было? Боа с самого начала знала, что травит Кьюнг Сун, но когда дела стали совсем плохи, появились первые приступы, она, вероятнее всего, испугалась и попыталась остановить либо Сари либо себя. Но это слишком большая тайна, чтобы с ней уйти. Только не это. Он смотрит в глаза той, чья жизнь после пожара превратилась в бред с чередой приступов и безмятежия, смотрит, как ей сейчас беззаботно все это вспоминать, смотрит, сжимая кулаки. Саманта. Еще одна проблема. Еще один человек пострадавший просто так. Джинен чувствует, как сильно сводит скулы, потому что Хису ждет ответа, а он ничего ей сказать не может. Ему просто нечего сказать. У него нет доказательств. Но пока Саманта не стала мэром нужно их поскорее достать. — Хису, золотце, ты где? — в комнату заходит мэр, пока что мэр. На нем белый мягкий свитер и он улыбается. Видит Джинена и улыбается еще шире. Что? Хису подпрыгивает и уже несется к нему в объятия. Ладно, здесь за ней хоть присматривают и Джи Хун может вызвать врача если вдруг начнется приступ, как тогда на арке. — Здравствуйте. — Джинен не особо хочет, но все же встает и клянется ему. — Здравствуй. Джебом пришел? — Джи Хун держит Хису за руку, она прижимает свою к тому месту, где спрятана фотография. — Он в душе, потом мы уходим. — Отлично. Зайдешь ко мне в кабинет? У меня есть кое-что для тебя. Джинен плетется за ним по коридору, ощущая дикий резонанс происходящего. Джи Хун в этом своем белом свитере крупной вязки, за ручку с Хису, с сияющей улыбкой на лице выглядит поехавшим. А вот его кабинет вполне нормальный. Стандартный, даже уютный. — Когда будут выборы? — У нас есть неделя, присядь дорогая, — мужчина садит Хису в кресло, а сам обходит рабочий стол и набирает код на сейфе, — документы уже переданы, готовятся бюллетени, но все равно Саманта выиграет выборы как не крути. Так что у нас неделя. — Неделя для чего? — что-то в словах мэра есть недосказанное, а то, что он пожимает плечами и ухмыляется, заставляет спросить это. Он что решил помочь ему? — Не знаю, чем ты там занимаешься, слышал только от коллег, но вот. Джинен берет в руки протянутые желтые конверты. Их семь. На каждом написано одно и тоже: «Сеул, от Чон Сари, Ансан, к Кьюнг Сун». Джинен с еще большим вопросом в глазах смотрит в глаза мэра, а тот уже закрыв сейф, идет к Хису, чтобы помочь ей подняться. — Вчера у Саманты был приступ, так что, если тебе недели будет мало, я смогу потянуть время, и если нужна будет любая помощь, просто скажи. Хису машет ему, когда они расходятся в коридоре, а Джинен, хлопая ресницами, никаких цензурных выражений подобрать не может. — Эй, что ты тут… — Джебом застывает в дверном проеме своей комнаты увидев отца рядом. У него еще влажные волосы и блестящая чистотой и мягкостью кожа. Хочешь не хочешь, но Джинен делает шаг навстречу, только Хису оказывается быстрее, вешаясь на шею. — Джебом, Джебом, Джебом! — конечно, он понимает, что Хису привязалась, и что ревновать не стоит, и вообще, стой спокойно, Джинен, и подожди пока все закончится. Но он не может. — Э, давай без рук, Хису, — Джебом смеется, пытаясь ее отцепить от себя, но Хису словно приросла. Ну серьезно? — Вы никуда не опаздываете? — Джинен обращается уже к мэру, тот кивает, плохо скрывая довольную улыбку, и уже сам тянет Хису на себя. — Пошли, дорогая, проверим как там дела, Джинен и Джебом придут позже, да? — Да, да, до свидания, — выдавливает Джинен, когда Хису наконец-то отцепляется и, послав воздушный поцелуй Джебому, идет задом почти до лестницы. — И когда это вы пожениться успели? — Джинен заводит его обратно в комнату, с плеч перемещая полотенце обратно на волосы. — Та не женились мы, успокойся, если что ты первый узнаешь. — Он довольно закрывает глаза, пока Джинен сушит волосы, покачиваясь на месте из стороны в сторону. — О, как любезно с твоей стороны. Волосы почти высушены, Джинен чмокает его в носик и сам бы не прочь в душ сходить, но тут в душ он точно не пойдет. Они выходят из дому и уже сумерки. Джинен кутается в пуховик, любезно предоставленный Джебомом и они в одинаковых куртках идут прямиком к площади. Запахи доносятся уже со стоянки, погода тихая, но холодная. Вход на площадь украшен большим венком-полуаркой, из свежих красных цветов и зеленых вьющихся растений. За аркой большой проход, ведущий к сцене, а по обеим сторонам от прохода множество столов с разными продуктами, от сувениров до еды. — О, привет, пропажа, как дела? Идем, такую наливку вам покажу, — оба не успевают опомниться, как уже стоят со стаканчиками сливовой наливки в руках. — Эм, а это обязательно? — Джинен смотрит на уже поддатого продавца и такого же Югема и принюхивается. А по запаху ничего так. — Давайте, раз и все, и мне дедуля налей, — мужчина подливает и Югему и они втроем опрокидывают первую стопку. Наливка оказалась хорошей. Сладкой, но не приторной, поэтому Джинен с чистой душой платит за всех и запоминает место, чтобы вернуться. — А вы в этом году тоже терроризировать всех будете? — Джебом останавливается у лавки со сладостями и просит упаковать печеные яблоки. — Что значит терроризировать? Всем, вообще-то, нравится, и мне тоже одно. — Югем выглядит как-то странно сегодня. Черные узкие джинсы, такая же рубашка и кожанка, как его в таком виде вообще из дому выпустили то? Хотя у Югема уже розовые щеки и расстёгнуты три пуговицы, понятно почему ему не холодно. — То и значит. И сам за себя плати, — Джебом забирает свое яблоко, и фыркает, когда Джинен и тут за всех платит. — Так и ты за себя плати тогда. — А ты мне не указывай. — Хватит, о чем вообще речь? — Джинен вклинивается между ними, когда те буравят друг друга взглядом, расходятся по обе стороны от него и для полной картины им бы еще и языки друг другу показать. — Ну мы выступаем каждый год, у нас трио, я, Марк, и Джексон, всем нравится, между прочим, а вот Джебом каждый год запрещает нам выступать. — Югем дует на яблоко, а потом даже не кусая, сразу же засовывает в рот. — Когда услышишь это, ты сразу же меня поймешь. — Джебом кусает по маленькому кусочку, жует, довольно улыбаясь. — Вкусно? — ему нравится такая его улыбка, а еще свет от ламп, гирлянд и свечей так мягко подсвечивает лицо, делая его глаза в несколько сотен тысяч раз красивее и притягательней, даже эти родинки под глазом, словно завершающий мазок самого лучшего мастера. — Попробуй, — Джинен откусывает кусочек, и тоже улыбается. Вкусно. Оказалось яблоки внутри с орехами и творогом и сладкой карамельной поливкой сверху. Югем недовольно цокает языком, потому что надо же было ему сразу все в рот запихнуть и не предложить Джинену? — Ладно, мы открываем этот вечер, потому что потом бы точно был бы позор, а пока мы все еще трезвые. Джинен, обещай послушать, хорошо? — Югем уходит, так как на сцене уже скрипят микрофоны и появляются какие-то люди, похоже мэр на сцену поднимается. Джинен кивает, и только тогда Югем полностью обернувшись убегает. — Здравствуйте дорогие жители Ансана, — поверх серого пальто торчит тот самый белый свитер, Джинен ведет за руку Джебома ближе, чтобы они успели и место занять и посмотреть выступление. Все-таки Югем его заинтриговал. — Спасибо всем, кто пришел в этот не жаркий вечер, спасибо всем, кто принимает участие в благотворительной ярмарке, деньги, как всегда, пойдут в больницу, в детское отделение, а вы, мои дорогие, ни в чем себе не отказывайте и веселитесь в этот вечер в кугу своих. Сложно отрицать тот факт, что мужчина на сцене был рожден для этой роли. Ему хорошо удается вести монолог, но у каждого из присутствующих складывается чувство, что это диалог только с ним. — А сейчас, давайте начнем праздничный концерт нашей горячо любимой группой M.Y.J. Взрыв аплодисментов и на сцене на смену мэру выходят хорошо знакомые пареньки. В костюмах рокеров. Джинен напрягается, но Джебом сжав его колено, отрицательно машет головой. — Это не то, чем кажется. С первых секунд песни Джинену хочется провалиться под землю. You know you love me, I know you care — Твою ж мать… — выдыхает Джинен, ошарашенно наблюдая за тем, как Югем в центре мурлычет в микрофон первые строчки из песни Джастина Бибера «Baby», а Джексон и Марк делают то ли веер из рук, то ли корону позади. — Ну тише-тише, скоро это закончится, — Джебом притягивает его к себе, поглаживая по волосам. — А сколько прошло? — Двадцать секунд. Но ту еще брейк практика будет, это их фишка. — Твою ж мааать. Джинен еле как дожил до припева, а на втором куплете, когда петь стал Джексон, стало совсем хреново. То есть, он не пел, а просто читал рэп, сделав второй куплет полностью рэп партией. Успокаивало только то, что Джебом водил по волосам и то, что наливка в такой стрессовый момент начала действовать. Заканчивают они спустя долгих пять минут в дурацких позах звездочкой выкрикивая в микрофоны Like baby, baby, baby, oh Thought you'd always be mine, mine Все люди на стульях, сидевшие до, поднимаются, чтобы похлопать, посвистеть и покричать, только двое уловив момент шмыгают к тому дедульке за добавкой. — Понравилась, сынок? — он наливает ему и Джебому, и себе заодно. Решают накатить еще по одной, но тут подходят звезды сего вечера и Джинен вместе с Джебомом, заскулив, тянутся еще за рюмками. — Ну как? Скажи, круто? — Югем набрасывается на плечи, забирая поднесенный к губам стаканчик, и сам его выпивает. — Ну как сказать… — Джинен грустно наблюдает за опустевшим стаканчиком, который опять наполнился и пошел по рукам. — Говори правду. — Джебом отпихивая Югема сам обнимает Джинена за плечи, который уже порядком охмелел. Хорошая наливка, однако. — Ну не сказать, что прям ужасно… — Ты сказал, что ужасно. — Нет, не говорил, я так думал. — Какая разница? Скажи им. — Нет, они мои друзья. — А ничего, что мы вас тоже слышим? — Джексон смеется, притягивая обиженного Югема к себе, он, конечно, тут ради девушки из джинс выпрыгивал, но все равно, хотелось, чтобы и Джинен похвалил. — Ой, простите, вообще хорошо было. Весело. — Джинен икает, тянется за стаканчиком, но Джебом его перехватывает. — Какой ты все-таки! Хватит пить. — О, там Джису, она видела меня? — Югем мигом забывает обиду и уже тянет всех к колесу обозрения. Выйдя из арки, они становятся в небольшую очередь, Югем подпрыгивает на месте, пытаясь разглядеть девушку. — Кажется, она с подругой, а не с тем придурком. Лучше сейчас подойти или через кабинки перелезть потом? — Не, иди сразу, больница сегодня не работает. — Марк толкает его в спину и Югем уже теряется в толпе. — Ну и мы тогда тоже прокатимся. Не забудьте только желание загадать. — Джексон с Марком берут билет и садятся в одну кабинку, а Джебом тащит перепуганного Джинена в одну из них, но тот ни в какую не хочет садиться. — Ты серьезно сейчас? Давай. Иначе сам уеду и сам желание загадаю. Джинен нехотя все же залазит, сразу же хватаясь руками за Джебома. Тот крепко его держит, успокаивает, когда кабинка дергается и начинает движение. Быстро же он охмелел, но до чего же милый. Смотрит по сторонам, крепко держась за руки Джебома, размеренно дышит, даже улыбаться пытается. — Все нормально? Просто загадаем желание и спустимся, хорошо? — А внизу мы не могли желание загадать? — Джебому очень хочется чмокнуть его в надутые губки, но если дернется — дернется и кабина, тогда Джинен точно ему пальцы сломает. — Нет, не могли. Смотри, вон Югем с Джису. — Где? — Джинен медленно привстает с груди парня, так же медленно вытягивает шею и замечает похожую картину. Югем скачет по кабине, а девушка судорожно хватается за поручни, кажется, еще чуть-чуть и он услышит ее жалобное «спасите». — А вон и Марк с Джексоном. — Джинен видит их кабинкой выше, они сидят напротив, полностью откинувшись на сидения и закрыв глаза, улыбаются. — Они уже желания загадывают? — Похоже на то, давай и ты тоже. Они поднялись уже выше середины, сердце сжимается, Джинен с детства ненавидит высоту, так еще он пьян, и все происходящее просто плывет. Кажется, что пол в любую минуту провалится и они улетят вниз. — Эй, смотри на меня, — Джебом берет его лицо в ладони, игнорируя качание кабины и, потёршись носиком, тихо спрашивает: — так каково твое желание? — Хочу машину. — Без раздумий выпаливает Джинен, блуждая взглядом по лицу, — а еще поцеловать тебя. — Чего? Машину? Какую? — Джебом хмурится, пропуская мимо ушей второе его желание, потому что не понимает, может, Джинен правда перепил? — Джип какой-нибудь, черного цвета. А что ты так удивляешься? — Джинен перемещает ладони с колен выше, касаясь бедер и так и оставляет их там. — Я думал, твоим желанием будет мир во всем мире, или спасение вымирающих видов животных, но никак не джип, — Джинен смеется, касаясь еще раз носиком его. — Ну это тоже, но больше я джип хочу. А что хочешь ты? — Я еще не придумал, но то, что я тоже хочу тебя поцеловать это точно. Пальцы на щеках водят круги, Джинен, и без того в туманном сознании, плывет еще дальше. Он приближается, кажется, целую вечность, оно и неудивительно, что кабинка дергается, и Джинен, перепугавшись, замечает, что они уже опять внизу. Джебом так и не загадал желание. — Ва, шикардосно, я, кажется, опять влюбился, это вообще возможно влюбляться в одного и того же человека из раза в раз? — Югем падает на них, словно, девчонка всю землю из его ног вытолкала. — Возможно, — кивает Джинен, ловя ладонь и улыбку Джебома. — У меня после таких горок аппетит разыгрался, давайте вернемся и наедимся до отвала. Предложение Джексона слишком заманчивое чтобы от него отказываться. Парни едят почти с каждого стола, где-то их угощают, где-то они платят сами, только Югему все спускают с рук, потому что он мелкий. Катастрофой вечера является то, что любимая их наливка заканчивается. Дедуля спит, облокотившись об стол, а пустые бутылки разгоняет в стороны ветер. — Черт. Ну тогда пошли ко мне, там должно быть еще, — Марк, толкнув бутылку ногой, отвечает на немой вопрос Джинена, — это мой дядя, если что. — Пошли, мы уже ничего интересного не пропустим, а на фейерверк и с дома посмотреть можно. — Все соглашаются с Джексоном и плетут свои пьяные туши за добавкой. Вообще, Джинен не планировал пить, у него это не особо то и получается. Всегда пьянеет быстрее всех и отрубается первым. Но с ребятами весело. Никто не заставляет делать глупости, хоть их компания синоним к слову глупость, никто не обсуждает заезженные темы о деньгах, погоде и зарплатах, о родителях и браке. Они стали за такой короткий период времени очень родными для него людьми. А еще Джебом, он же может называть теперь его своим? Ну пока пьян и счастлив то да, может. Он все время чувствовал его ладонь в своей, его губы, как бы случайно, шепча что-то, задевали ушко. Он сегодня смеялся, даже несколько раз сам шутил, и буквально искрился от того, что его шутки такие же смешные, и что и от них Югем держится за живот. Он не верующий, но так хочется помолиться и сказать спасибо, потому что да, спасибо, что это все у него сейчас есть. — Так, держи фонарь ровно, та ровно говорю! — Марк спускается в подвал, лампочка взорвалась, как только он нажал на включатель, так что Югему приходится светить лампой. — Аккуратней, не свали в другую Корею, нам будет тебя не хватать. — Орет Джексон, потому что во тьме Марка уже не видно, но тот откликается как-то слишком близко, показываясь уже с трехлитровым бутылем любимой наливки. — Я не глухой, чего разорался? Они заходят в дом, он тоже двухэтажный и выглядит солидно, да все дома в Ансане словно со сказок про принцев. Красивые и большие. — Вещи кидайте прямо тут, все равно бардак будет. Они раздеваются в прихожей, как и говорит Марк, идут за ним в большой зал и сразу же рассаживаются по дивану вокруг стола. Марк садится на пол, Джексон тоже перемещается с дивана на пол, только Югем остается лежать на животе на одном, а на втором Джинен с Джебомом откидываются на спинку. — Тут еще стаканы после вчера остались как кстати. — Марк разливает, и они делают первый глоток, перед этим стукнувшись стаканами. — Прелесть, — Джексон слизывает с губ последние капельки и довольно кладет лицо на стол. В зале тепло, потрескивает камин, и вообще все как нельзя лучше. Они пьют рюмку за рюмкой, обсуждая разные вещи, немного о прошлом, немного о будущем, но самое главное, что между ними опять все нормально, нет ни напряженности, ни скованности. Джинен, лежа головой на плече Джебома, улыбается, наблюдая за уже спящим Югемом. Кажется, день его вымотал. Марк смеется с очередной шутки Джексона, так же опустив голову на столик. Джебом, перебирая пальцы Джинена в своей ладони, разглядывает фото на каминной полке. Дядя, тетя, Марк. Марк. Марк и Джексон. Марк, Югем, Джексон. Марк и Джебом. Он помнит, когда их сфотографировали на рождество. Тогда еще им подарили одинаковые игрушки, только цвет разный. Джебом закатил скандал, что хочет желтую, ту которая у Марка, и он без раздумий ее отдал. А потом их сфотографировали. У Джебома красный нос от соплей, и потеки слез, а Марк улыбается без передних зубов, но зато довольный и с голубой приставкой. — Классная фотка, — шепчет Джинен, он уже проваливается в сон, но держится из последних сил. — И мне нравится. — Джебом даже тепло в груди ощущает, которое подавляет всю оставшуюся обиду. — Давай новую сделаем? Можем распечатать тоже? — М? Пока Джебом пытался вникнуть в смысл его слов, Джинен уже поднялся, достал с кармана телефон и стала позади дивана так, чтобы захватить всех. — Эй, вы, улыбайтесь! Марк и Джексон разворачиваются к нему, а потом Джексон встаёт с пола, и аккуратно поворачивает голову Югема к камере. Джинен делает фото. Кажется, и с одной попытки получилось неплохо. — Скинь нам, надо бы общий чат создать для таких вот пьянок, — Джексон копошится в своем телефоне, а потом через минуту у всех вибрирует телефон. — Вот, сделал. — Какой молодец, а теперь по кроватям, спать хочу, сейчас умру просто. Дай им одеяла, Джексон, я дров еще подкину в камин. Джексон укрывает сначала Югема, а потом приносит с комода еще два пледа для Джинена и Джебома. — Там на верху еще есть свободные комнаты, если вам тут мало места будет можете подняться. — Все нормально. Сладких снов, спасибо, — Джинен кивает Марку в ответ, а потом и Джексону, который уходит за ним. Джебом наконец-то ложится ему на грудь, обнимает за шею, а Джинен, кутая их в плед, все время целует в макушку. Они лежат так некоторое время, прислушиваясь к дыханию друг друга и к периодическим бормотаниям Югема во сне. Джинен чувствует, как Джебом выдыхает, готовясь уснуть, но если Джинен не спросит сейчас, то сам не уснет. — Джебом? — М? — Переедешь ко мне? На секунду Джебом замирает в его руках, потом копошится в пледе, привстает, чтобы посмотреть в глаза и хмурится. — Повтори. — Переезжай ко мне. Кажется, я уже не смогу уснуть без тебя. — Я тебе подушка что ли? — они шепчут друг другу почти в губы, так близко Джебом подполз, чтобы услышать это. — Ты лучше. — Джинен аккуратно, и как можно тише, целует его, придерживая за подбородок, чувствует, как Джебом обмякает, как поддается вперед, как кивает в поцелуй, не желая прекращать, но им все равно приходится. Югем чихает и они, обернувшись одновременно, тихо смеются тому, как он трет нос об подушку, бурча одну и ту же фразу: Baby, baby, baby, oh