Golden Dragon Internal Flight

Несколько секунд в покоях стоит звенящая тишина. Пак сидит, зажмурившись и едва дыша. — Чимин? — Юнги окликает его спокойно, но немного удивлённо. — Объяснись? Юноша с опаской и настороженностью смотрит на него, в его глазах всё ещё плещется страх. — Я…Я просто… Дверь резко распахивается и в комнату врывается Хосок, но сразу замирает, остановленный жестом руки императора. — Хосок, закрой дверь, — тихо приказывает Мин, не отводя взгляда от танцора. — Чимин, ты же не ради вредительства разбил эту чашку, правда? Я всего лишь хочу узнать, зачем ты это сделал. Император, конечно, догадывается, в чём может быть причина, но ему нужно, чтобы Чимин сказал это вслух. Сероволосый судорожно вдыхает, а после впивается взглядом в чайник на столе. — Я думаю, чай отравлен. Юнги чувствует, как за спиной напрягается хранитель покоев, но пока не даёт ему никаких указаний. — У тебя есть основания так думать? Чимин вновь смотрит ему в глаза, и Юнги с неким облегчением обнаруживает, что страха в серых жемчужинах напротив больше нет. Лишь беспокойство и взволнованность. — Вы… Вы сказали про василёк, а я…– Чимин облизывает пересохшие губы. — Я иногда вижу сны, которые потом сбываются. И я видел…во сне чай был отравлен. Император вглядывается в чужое лицо, но не видит в нём обмана. К тому же, просто так у слуг руки обычно не дрожат. Кивнув, он обращается к хранителю покоев. — Хосок, не привлекай внимания, но приведи с кухни девушку, что подавала нам еду. Если её там нет — найди, она может быть ещё на территории дворца, если поторопишься. — Её зовут Раон, — добавляет Пак. Чон стремительно уходит исполнять приказанное. Из плетёной вазочки на столе Юнги берёт грушу, разрезает её пополам и одну протягивает Чимину. — Фрукты сложно отравить. Уголок губ танцора слабо дёргается в улыбке. Какое-то время в комнате царит молчание. Чимин не сводит взгляд с чайника на столе, словно загипнотизированный, а Мин же не спускает глаз с юноши напротив. Когда тот съедает последний кусочек груши, император разделяет на две половинки персик. — И часто ли тебе снятся сбывающиеся сны? — Негромко интересуется Мин, передавая половинку фрукта: Чимин, едва заметно вздрогнув, поднимает на него взгляд. — Достаточно. — Так ты провидец? Но сероволосый качает головой. — Нет, я…я не провидец. Я не контролирую эти сны и многие не запоминаю, а какие-то вспоминаю только уже тогда, когда приснившееся произошло. — И кто же ты тогда? — Танцор отводит взгляд, теребя рукав одежды. Он не выглядит испуганным, скорее — нерешительным и будто бы расстроенным. — Никто более не узнает правду о тебе, если ты того не хочешь. Чимин вновь поднимает на него глаза, и Юнги видит в них знакомый отголосок печали. — Моя мать — из народа эльфов, а я полукровка, лишённый магии. Отец всегда говорил, что мать потому и ушла, когда поняла, что я бесполезный. В его словах слышна горечь, и Юнги, чуть подавшись вперёд, берёт его ладонь в свою. — Если ты не поднимаешь в воздух камни силой мысли или не управляешь ветрами — не значит, что ты бесполезен, — глаза Чимина слегка блестят, широко распахнутые, глядят внимательно и с какой-то затаённой надеждой. — Ты спас мне жизнь. Разве ты считаешь это бесполезным? — Нет, не считаю. Мин улыбается ему уголком губ, и чуть сильнее сжимает ладонь, когда позади шуршит дверь: Хосок заводит девушку и заходит сам, преграждая ей возможный путь бегства. Хотя вряд ли это необходимо. Служанка бледна и смотрит в пол. Лишь при одном взгляде на неё, Юнги отчётливо понимает, что та знает, почему сейчас стоит перед ним. На лице девушки обречённость и смирение. Император не собирается ходить вокруг да около, сразу задавая прямой вопрос. — Кто приказал тебе отравить чай? — Никто, — отвечает она тихо, не поднимая глаз от пола. Однако она не отрицает, что напиток ядовит. Император хмыкает. — Если ты сама желала моей смерти, то я бы хотел узнать причину. Девушка качает головой, кусая губу. Внезапно, Чимин аккуратно дотрагивается до его ладони, спрашивая негромко. — Позвольте мне? И Юнги слегка удивлён, но кивает. Чимин подходит к девушке и берёт её руки в свои, пытаясь заглянуть в глаза, но та упрямо смотрит в пол. Он обращается к ней почти шёпотом. — Ты была добра ко мне, и я благодарен за твою заботу, пусть, вероятно, это была твоя работа. И я же не делал тебе зла, правда? Я надеюсь, что, даже по случайности, не обидел тебя ни словом, ни жестом. Губы служанки начинают дрожать, а по щекам срываются дорожки слёз. Чимин успокаивающим жестом гладит её по плечу. — Тебе приказали отравить чай? — Девушка кивает. — Кто приказал? — Качает головой. — Почему ты не хочешь сказать? — Моя мама и сестра…они могут…пострадать. Юнги понимает. Правда, понимает. Но он не вправе оставить это просто так, без реакции на случившееся. Это не просто покушение на его жизнь — это напрямую связано с изменой империи. К тому же, девушка поставила в опасность жизнь Чимина, который ни в коем разе этого не заслужил. Любой ценой необходимо выяснить, кто стоит за этим, но начать стоит с простого разговора. Поднявшись, Мин делает шаг ближе, не обращая внимания, как служанка вздрагивает при этом. — Можешь не называть имя, однако, моя смерть выгодна только людям влиятельным, а они не оставят ни тебя, ни твою семью в живых. Потому что ты — знаешь их секрет, а семья твоя — сопутствующий ущерб. Он лукавит. Если девушку действительно могут убить потом, то её семью трогать без надобности, если она им ничего не говорила. А она наверняка молчала. — Они влиятельные люди, но кто может быть влиятельнее императора? — Чимин кидает на него взгляд, продолжая держать девушку за руки. — Твою мать и сестру смогут защитить. Чон, стоящий рядом, кивает. — Я лично за этим прослежу, Раон. Та вскидывает на него взгляд заплаканных глаз, и хранитель покоев ещё раз кивает, словно давая силу своим словам. Девушка судорожно вздыхает и на выдохе еле слышно шепчет: — Госпожа Чжихё. Но эти два коротких слова подобны раскату грома. Императору хочется верить, что он ослышался. Чимин едва успевает сделать шаг в сторону, когда Мин, подойдя, хватает служанку за подбородок, заставляя посмотреть на него. — Скажи, что ты врёшь. — Нет, господин, нет! Я была её служанкой, а потом она сослала меня на кухню, чтобы если меня поймают, не подумали на неё! Моя мать больна, а сестра маленькая ещё, и госпожа дала мне полсотни золотых иннэ! Я не вру, господин! Девушка начинает рыдать, а император отступает от неё на шаг. Он глубоко дышит, но это не помогает унять подступивший к горлу ком, а в животе словно шевелится клубок змей. Чжихё. Милая, тихая, кроткая и послушная юная Чжихё. Пахнущая жасмином и розами, с тёмными волосами и родинками на лице. Мать его наследника. — Господин? — Хосок зовёт его, но император, поражённый в самое сердце предательством от той, кого не ожидал, не слышит. Чон протягивает руку, но замирает на полпути. — Юнги? — Выясни всё сам, — голос подводит его, хрипя, вынуждая откашляться. — Юнсу не говори — он слишком вспыльчив для того, чтобы не поднимать шум. А служанка должна исчезнуть. Спрячь её куда-нибудь, чтобы ни одна живая душа не знала, где она. Император выходит из покоев, на пороге оборачиваясь. — Пусть мне дадут знать, когда придёт маг. До этого я хочу побыть один. *** Солнце медленно приближается к зениту, ветер гонит по небу белые пушистые облака, качает ветви деревьев и резвится в травинках и цветах. Император сидит на скамье в дальней части сада, но ощущает себя запертым в темнице — тёмной, тесной и душной. Нельзя быть готовым к предательству, но правитель империи знает, что такое может произойти в любой момент. Юнги пережил уже однажды заговор против него, подавив его с помощью верных людей, и понимал, что даже если он будет стараться изо всех сил, будет справедливым, терпеливым, мудрым, чутким и внимательным правителем — невозможно полностью исключить вероятность того, что кому-то он всё же будет неугодным, неудобным и нежеланным на троне Чонкора. И он вполне мог бы принять, если бы служанка назвала любого из Священных Десяти, кого-то влиятельного из провинций, Исина или Эльфриту. Но Чжихё? Хотя, вероятнее всего, она тоже в свою очередь служит одному из них. Наложница. Настолько близко к нему, насколько вообще можно приблизиться. Как и бо́льшую часть его скромного по многим меркам гарема, её привела во дворец Хёна чуть меньше двух лет назад. Девушку продавал её собственный отец, оправдываясь тем, что после пожара не в состоянии прокормить столько ртов. А Чжихё тогда минуло шестнадцать зим, остались пухлые щёчки с нежным румянцем, кукольные губки и широко раскрытые тёмные глаза. Она приглянулась Хёне, и та решила, что девушка также понравится и императору, и не ошиблась: тихая, скромная, милая и невинная — Юнги испытывал к ней нежность. Светлое чувство теплилось в нём, когда он видел её улыбку, целовал родинки на её лице и слышал счастливое хихиканье в ответ. Сейчас же Юнги гадает, было в том хоть немного правды, или ложь от начала и до конца; сто́ит ли ему подозревать свою смотрительницу гарема; намеренно Чжихё попала во дворец или всё же волей богов; и сколько она была прекрасным олеандром — красивым, но ядовитым. *** Ардет Фер не опаздывает и приходит ровно в полдень, о чём императору сообщает слуга. Идя по шуршащей гравием тропинке сада, Юнги решает сосредоточиться на делах, отложив мысли о наложнице на второй план. Он должен дождаться того, что узнает Хосок. В конце концов, оставался шанс, что служанка её оклеветала. Маг ждёт его у ступеней здания Совета, и он не один. Спутница его смутно знакома императору: смуглая, с высокими скулами и острым взглядом карих глаз — в таверне она сидела также рядом с мужчиной. Подойдя ближе, Юнги кивает обоим в приветствии. — Господин, — Фер склоняет голову в поклоне и кладёт ладонь на плечо женщины, что также кланяется, выражая почтение. — Моя жена Наи́ва. Надеюсь, Вы не против того, что она здесь. — Разумеется, нет, — приглашающим жестом император предлагает подняться по лестнице. — Главный министр Ким ожидает нас внутри. Они проходят через массивные двери Здания Совета, заходя в кабинет Намджуна, и тот поднимается им навстречу. — Приветствую Вас, — с лёгкой улыбкой здоровается министр. — Для церемонии всё готово, но перед принесением клятвы, Вы должны ознакомиться с некоторыми бумагами. Маг кивает, а Юнги отходит, присаживаясь на стул с высокой спинкой. Это займёт некоторое время: Фер должен изучить некое подобие соглашения между ним и троном, которое он подпишет на церемонии клятвы своей собственной кровью и особенным пером, которое сделает их договор магическим и нерушимым, если на то не будет воля правителя. Мин наблюдает, как внимательно Ардет слушает объяснения Намджуна, как вдумчиво читает текст. Жена же его, оставшись стоять недалеко от двери, не спускает с Кима взгляд чуть прищуренных глаз, словно оценивая мужчину. Её брови слегка нахмурены. Мин кидает взгляд на своего министра, но ничего странного не замечает, разве что, по какой-то причине, Намджун старается не смотреть в глаза своего собеседника, хотя обычно никогда так не делает. Но здесь может быть любое объяснение, потому Юнги не придаёт этому значения. Наконец, Фер удовлетворённо кивает, передавая пергамент министру. Император, поднявшись, подходит ближе. — Рад, что Вас всё устраивает в нашем соглашении. Текст немного изменён по сравнению с предыдущими, чтобы не возникло…недопонимания, какое произошло между моим отцом и его придворным магом. Ардет понимающе кивает. — Несомненно, мой предшественник, возможно, и действовал из каких-то благих соображений, выполняя указ Вашего отца, однако, я сторонник того, чтобы предупреждать обо всех возможных последствиях тех или иных действий. — Честность и прямолинейность — два столба, на которых держится доверие, и этого я от Вас и жду. *** Когда император входит в большой тронный зал, его встречают пять представителей Совета и Юнсу. С Намджуном их будет семеро, и именно столько нужно свидетелей, дабы клятва мага считалась принесённой. Юнги занимает своё место. Трон Золотых Драконов стоит на возвышении. Вырезанный из смоляно-чёрного дерева, украшенный двумя отлитыми из янтарного золота змеевидными драконами, что сплетались между собой над высокой спинкой, он был символом власти ещё во времена старой династии. И была легенда, поверье, что недостойный не в силах усидеть под опекой двух змеев. Прямо напротив, на нижней ступени, смуглолицый колдун, в молчании склонив голову, ожидает слов правителя. — Я, Юнги из рода Мин, седьмой от корней своих, как император и властитель Чонкорской империи, приветствую тебя, Ардет из Феров. Пред бессмертными богами и смертными свидетелями, жду от тебя клятву верности и преданности, честности и подчинения, мудрости и бескорыстия. Маг преклоняет колено пред троном. — Я, Ардет, сын Садера из рода Фер, рождённый в гардских степях, пред богами и свидетелями даю эту клятву. Высоким небом бескрайнего воздуха клянусь в честности; глубинными водами морей и океанов клянусь в подчинении; земной твердыней клянусь в верности; огнём драконьего пламени клянусь быть мудрым в своих словах и действиях; кровью своей скрепляю клятву. Приняв от главного министра небольшой серебряный нож с рукоятью из белого нефрита, маг проводит остриём по ладони, рассекая кожу, и деревянным пером выводит алой жидкостью своё имя на договоре. Император тем же ножом делает надрез на своём большом пальце, и, смочив кровью контур печати, ставит оттиск драконьей морды, подтверждая соглашение. — Отныне Ардет Фер носит титул верховного мага Чонкора, пока на то будет моя воля или воля богов. *** Ближе к вечеру, когда император просматривает отчёт военного министра об укомплектованности и состоянии оружия, слуга докладывает, что Токкэби просит разрешения принять его. — Господин, — вошедший Ким Шин склоняет голову в приветственном поклоне, Юнги отвечает ему кивком, жестом указывая на стул с высокой спинкой, стоящий напротив его стола. — Мои люди узнали, что ведьма короля Чжана покинула его дворец и ушла в Лиаранские горы. Говорят, Исин поручил ей найти драконов, так что, это может означать, что ближайшее время наступления Ин-Шаня можно не ждать, по крайней мере, до возвращения Гун Ли. Император глубоко вдыхает и медленно выдыхает. Сон Юнсу приобретает очертания наяву. — Но ещё это означает, что если она преуспеет — у них будет дракон, — Юнги прикрывает глаза, устало выдыхая. — Они всё время на шаг впереди. *** Император решает не показывать пока ни малейшего подозрения в сторону Чжихё. Зайдя в её покои, он дарит ей свою улыбку, спрашивает о самочувствии. Подойдя к колыбели, Юнги видит спящего сына, что временами морщит свой маленький носик, и Юнги невольно думает о том, что ему нужно будет принять тяжёлое решение, если Чжихё виновна. Кёндже недовольно кряхтит, просыпаясь. Юнги бережно берёт его на руки и передаёт матери. Некоторое время он смотрит, как та кормит сына грудью, после всё же, перед тем как уйти, гладит её по тёмным волосам. Он ловит себя на мысли, что всё же надеется, что слова служанки были ложью. Хосок, вернувшись, доложил, что спрятал служанку у своих знакомых, в нескольких лигах от Гурё, где та будет и в безопасности, и под постоянным присмотром. Император не уточняет, что за знакомые: Чон, почти всю жизнь проведший при дворе, будучи пусть не знатного происхождения, но достаточно высокого положения, имел на удивление множество связей с весьма сомнительными личностями, и маг Наиль был самым наименее сомнительным из них. Потому, Юнги редко требует конкретики, что за знакомые у хранителя покоев: если тот доверяет им и считает, что люди надёжные, значит, в них, действительно, не стоит сомневаться. — Тех, кто работает на кухне, можно не подозревать, — Чон, принесший императору ужин, сидит с ним за столом, медленно потягивая чай. — Я одолжил у Юнсу ту настойку, заставляющую говорить правду, подлил её в вино и угостил всех. Насколько знаю, разбавленная настойка послабее, но всё равно работает. Я позадавал наводящие вопросы, но никто ничего интересного не выдал. Блондин подцепляет палочками мясо. — Она отравила чай уже уйдя с кухни. Кстати, ты не выяснил, что это конкретно за яд? — Пока нет, но это какое-то растение. Точнее скажу чуть позже. Император кивает и даёт понять, что хранитель покоев может идти, но в дверях тот сталкивается с главным министром. Юнги удивлённо смотрит на Намджуна: тот редко удостаивает его столь поздним визитом, предпочитая все важные дела решать в своём кабинете. Тем не менее, он приглашающе кивает Киму. — Извини, что являюсь так поздно, но я подумал, что и так медлил с этим разговором слишком долго. Юнги чуть щурится и откладывает палочки для еды в сторону. Ему не нравится то, как Намджун начал разговор. К тому же, тот выглядит слегка взволнованным, что непривычно для обычно собранного мужчины. — Я уверен, что ты не побеспокоил бы меня по пустякам, так что можешь говорить. Главный министр хмурится, поджав губы, но после его лицо приобретает обычное спокойное выражение. Он поднимает на него взгляд, а руки складывает в замок на столе перед собой. — Если Гун Ли найдёт и каким-то образом подчинит себе дракона, то что бы мы ни делали — это будет в большой степени бесполезно. Драконы под властью мага становятся несокрушимым оружием. Мы должны противопоставить, по крайней мере, то же, чтобы выстоять и иметь шанс на победу. Император молчит, беря в руки чашку и отпивая из неё тёплый чай. Он знает это. Потому они и ищут канумэ. Не встречая ответа, министр заговаривает вновь. — Я видел сегодня Чонгука. Вместе с Юнсу они ищут в архиве женщину из рода повелителей драконов. — Да, это так, — Мин отставляет чай, внимательно смотря на Кима. — Я встречался с магами на днях, и один из них был знаком с её семьёй до запрета магии. Министр встречает взгляд императора, и его лицо приобретает решительное выражение. — Не нужно искать. Эту женщину зовут Мун Сунан. Она моя мать.