В стародавние дни, когда я была новой Те, что с целью благой и прекрасной Школы сей вчетвером заложили основы,
Эдвард вздрогнул, чуть не свалившись со своего стула. Он схватился за грудь, чувствуя, что слегка задыхается. Шляпа может говорить?! Поскольку все остальные внимательно смотрели в этот момент на шляпу, испуг Эдварда заметил лишь профессор Флитвик, тотчас попытавшись успокоить его. — Ох, простите. Я совсем забыл, что в Аместрисе совсем нет магии, — он вежливо улыбнулся. — Просто смотрите и слушайте.Мысль была у них общая — школу создать, Да такую, какой не бывало, Чтобы юным познанья свои передать, Чтобы магия не иссякала. «Вместе будем мы строить, работать, учить!» — Так решили друзья-чародеи, По-иному они и не думали жить, Ссора — гибель для общей идеи. Слизерин с Гриффиндором — вот были друзья! Равенкло с Хаффлпаф — вот подруги! Процветала единая эта семья, И равны были магов заслуги. Как любовь несогласьем смениться могла? Как содружество их захирело? Расскажу я вам это — ведь я там была. Вот послушайте, как было дело. Говорит Слизерин: «Буду тех только брать, У кого родовитые предки». Говорит Равенкло: «Буду тех обучать, Что умом и пытливы и метки». Говорит Гриффиндор: «Мне нужны смельчаки, Важно дело, а имя — лишь слово».
Эдвард внимательно смотрел на шляпу, разглядывая ее открытый «рот» и слушая голос. Это очевидная магия, по-другому быть не может. Если только они не трансмутировали в нее другую душу… Нет, они бы так не сделали… Он внимательнее вслушался в слова Шляпы. Значит, Гермиона была права насчет факультетов. Эх, мне кажется, ей бы больше подошел Равенкло, а не Гриффиндор… Шляпа поет о том, что дружба терпит неудачу, как странно. Но… какая разница. Шляпа продолжала петь:Говорит Хаффлпаф: «Мне равно все близки, Всех принять под крыло я готова». Расхожденья вначале не вызвали спор, Потому что у каждого мага На своём факультете был полный простор. Гриффиндор, чей девиз был — отвага, Принимал на учёбу одних храбрецов, Дерзких в битве, работе и слове. Слизерин брал таких же, как он, хитрецов, Безупречных к тому же по крови. Равенкло — проницательность, сила ума, Хаффлпаф — это все остальные. Мирно жили они, свои строя дома, Точно братья и сёстры родные. Так счастливые несколько лет протекли, Много было успехов отрадных. Но потом втихомолку раздоры вползли В бреши слабостей наших досадных. Факультеты, что мощной четвёркой опор Школу некогда прочно держали, Ныне, ярый затеяв о первенстве спор, Равновесье своё расшатали. И казалось, что Хогвартс ждёт злая судьба, Что к былому не будет возврата. Вот какая шла свара, какая борьба, Вот как брат ополчился на брата. И настало то грустное утро, когда Слизерин отделился чванливо, И, хотя поутихла лихая вражда, Стало нам тяжело и тоскливо. Было четверо — трое осталось. И нет С той поры уже полного счастья. Так жила наша школа потом много лет В половинчатом, хрупком согласье. Ныне древняя Шляпа пришла к вам опять, Чтобы всем новичкам в этой школе Для учёбы и жизни места указать, — Такова моя грустная доля. Но сегодня я вот что скажу вам, друзья, И никто пусть меня не осудит: Хоть должна разделить я вас, думаю я, Что от этого пользы не будет. Каждый год сортировка идёт, каждый год… Угрызеньями совести мучась, Опасаюсь, что это на вас навлечёт Незавидную, тяжкую участь. Подаёт нам история сумрачный знак, Дух опасности в воздухе чую. Школе «Хогвартс» грозит внешний бешеный враг, Врозь не выиграть битву большую. Чтобы выжить, сплотитесь — иначе развал, И ничем мы спасенье не купим. Всё сказала я вам. Кто не глух, тот внимал. А теперь к сортировке приступим.*
Эдвард нахмурился, ему не понравился зловещий тон, которым закончилась песня Распределяющей шляпы. — Странно, — тихо шепнул он Филиусу, который тоже выглядел довольно серьезным. — В самом деле… в самом деле, Эдвард.***
Шляпа замерла на своем стуле. В зале послушались аплодисменты, хотя Гарри не мог вспомнить, чтобы раньше они сопровождались шепотом и бормотанием. По всему Большому залу ученики обменивались взволнованными репликами со своими соседями, и Гарри, хлопая шляпе вместе со всеми, точно знал, о чем они говорят. — В этом году она немного разошлась, не так ли? — спросил Рон, удивленно подняв брови. — Это уж точно, — сказал Гарри. Распределяющая шляпа обычно ограничивалась описанием различных качеств, по которым распределяют учеников по факультетам, и своей собственной роли в их сортировке. Гарри не мог припомнить, чтобы хоть раз слышал от шляпы какие-нибудь советы. — Интересно, она когда-нибудь раньше предупреждала школу о чем-нибудь? — спросила Гермиона с легкой тревогой в голосе. — Да, такое бывало, — со знанием дела сказал Почти Безголовый Ник, наклоняясь через Невилла к ней. Невилл поморщился от этого ощущения — было не слишком приятно, когда призрак проходит через твое тело, — Шляпа чувствует себя обязанной дать школе должное предупреждение всякий раз, когда она его чувствует… Но тут он заметил, что профессор Макгонагалл, которая ждала окончания песни, чтобы зачитать список имен первокурсников, бросала на перешептывающихся учеников испепеляющий взгляд. Почти Безголовый Ник приложил прозрачный палец к губам и снова чопорно выпрямился, когда бормотание в зале резко оборвалось. Бросив последний хмурый взгляд на четыре стола, профессор Макгонагалл опустила глаза на свой длинный кусок пергамента и назвала первое имя. — Аберкромби, Юэн. Испуганный мальчик, которого Гарри заметил раньше, споткнувшись, подошел к табурету и надел шляпу на голову. Она не упала ему полностью на голову только из-за его очень оттопыренных ушей. Шляпа на мгновение задумалась, затем прореха возле полей снова открылась и крикнула: — Гриффиндор! Гарри громко захлопал вместе со всеми другими гриффиндорцами, когда Юэн Аберкромби, шатаясь, подошел к их столику и сел, выглядя так, как будто ему очень хотелось провалиться сквозь землю.***
Эдвард ткнул пальцем профессора Флитвика и прошептал: — Откуда шляпа знает, на какой факультет определять ученика? — Шляпа заглядывает в твой разум, видит твои желания, твои действия и то, на каком факультете лучше учиться. Она видит это в сознании человека? Я рад, что не буду проходить эту процедуру. Это все очень причудливо.***
Длинная очередь первокурсников медленно редела. В паузах между именами и решениями Распределяющей шляпы Гарри слышал, как у Рона громко урчит в животе. В конце концов, «Целлер, Роза» была отправлена на Хаффлпафф, и профессор Макгонагалл взяла шляпу и табурет и вышла из зала, когда профессор Дамблдор поднялся на ноги. Какими бы горькими ни были его недавние чувства к директору, Гарри почему-то успокоился, увидев Дамблдора, стоящего перед ними. Между отсутствием Хагрида и внезапным появлением этих лошадей-драконов, он чувствовал, что его возвращение в Хогвартс, так долго им ожидаемое, было полно неожиданных сюрпризов, словно фальшивые ноты в знакомой песне. Но одно, по крайней мере, было неизменно: их директор встал, чтобы произнести свою торжественную речь перед началом праздничного пира. — Нашим новичкам, — сказал Дамблдор звучным голосом, широко раскинув руки и сияя улыбкой, — добро пожаловать! Нашим «стреляным воробьям» — с возвращением! Время для красивых речей еще придет. Налетайте! Раздался одобрительный смех и взрыв аплодисментов, когда Дамблдор аккуратно сел и перекинул свою длинную бороду через плечо, чтобы она не лезла в тарелку. И в то же время еда появилась словно из ниоткуда, да так много, что все пять длинных столов ломились под тарелками с пирогами, блюдами с овощами, хлебом, соусами и кувшинами тыквенного сока. — Отлично, — сказал Рон с каким-то тоскливым стоном, схватил ближайшую тарелку с отбивными и принялся накладывать их себе на тарелку под тоскливым взглядом Почти Безголового Ника. — Что ты говорил перед распределением? — спросила Гермиона у призрака. — О том, что Шляпа и раньше давала предупреждения? — О да, — сказал Ник, который, казалось, был рад поводу отвернуться от Рона, который теперь ел жареную картошку с почти неприличным энтузиазмом. — Да, я слышал, как Шляпа давала несколько предупреждений раньше, всегда в те моменты, когда школа была в серьезной опасности. И всегда советы были почти одинаковы — держитесь вместе, сплотитесь и будьте сильными. — Окуа ляа моет за шо шое озид еда? — спросил Рон. Его рот был так набит едой, что Гарри подумал, что для него было большим достижением вообще издавать хоть какой-то звук. — Прошу прощения? — вежливо спросил Почти Безголовый Ник, в то время как Гермиона выглядела возмущенной. Рон сделал огромный глоток и сказал: — Как она может знать, что школа в опасности? Ну, это же просто шляпа… — Понятия не имею, — ответил Почти Безголовый Ник. — Конечно, она живет в кабинете Дамблдора, так что я полагаю, что она может улавливать там некоторые тревожные веяния. — И она хочет, чтобы все факультеты были друзьями? — сказал Гарри, глядя на слизеринский стол, где явно властвовал Драко Малфой. — Тут без шансов.***
Эдвард уставился на свою тарелку, которая только что была пуста, а теперь наполнялась едой. — К-как? — хрипло спросил он Флитвика, но тот только рассмеялся, повязывая салфетку вокруг шеи. — Налетай, Эдвард! Так он и поступил. Эдвард пробовал все — от яиц по-шотландски до чего-то под названием «йоркширский пудинг», запивая все тыквенным соком. Эдвард никогда раньше не пил тыквенный сок — в Ризенбурге его мать никогда не делала из тыквы сок, а обычно добавляла ее в суп. Он продолжал есть, не обращая внимания на разговоры вокруг и желая попробовать каждое блюдо. Позже мясо и овощи исчезли, чтобы на тарелках могли появиться пироги со всеми возможными начинками. Пока Эдвард накладывал себе на тарелку второй кусок Эклсского пирога, на стул рядом с ним села профессор Макгонагалл. — Здравствуй, Эдвард, — чопорно сказала она, делая глоток из своего бокала. — О, да, здравствуйте, профессор. — Как тебе нравится Хогвартс? — Еда очень хорошая. — Эдвард проглотил остатки маленького пирожного. — Приятно это слышать. — уголки рта профессора Макгонагалл приподнялись. — Но мне не нравится эта леди Амбридж. Флитвик сказал, что она, вероятно, новый преподаватель или что-то в этом роде. — К сожалению, Филиус, вероятно, прав. Пока Эдвард доедал очередной пирог с патокой, он думал о своем пребывании в Хогвартсе. Надеюсь, ничего сумасшедшего не произойдет.***
Когда все ученики закончили есть и гомон в зале снова начал подниматься, Дамблдор вновь поднялся на ноги. Разговоры тут же прекратились, когда все повернулись посмотреть на директора. Гарри уже чувствовал приятную сонливость. Его кровать с балдахином ждала где-то наверху, удивительно теплая и мягкая… — Ну, теперь, когда мы все перевариваем еще один великолепный пир, я прошу несколько минут вашего внимания для обычных уведомлений о начале семестра, — начал свою речь Дамблдор. — Первокурсники должны знать, что лес на территории школы закрыт для учеников, и некоторые из наших старших учеников тоже должны знать об этом. Гарри, Рон и Гермиона обменялись ухмылками. — Мистер Филч, наш смотритель, попросил меня — по его словам, в четыреста шестьдесят второй раз — напомнить вам всем, что магия запрещена в коридорах в перерывах между уроками, равно как и ряд других вещей, с которыми можно ознакомиться по обширному списку, прикрепленному сейчас к двери кабинета мистера Филча. — В этом году у нас произошло несколько изменений в преподавательском составе. Мы очень рады приветствовать профессора Граббли-Дерг, которая будет преподавать уход за магическими существами. Мы также рады представить вам профессора Амбридж, нашего нового преподавателя защиты от темных искусств. Последовали вежливые, но довольно безразличные аплодисменты, во время которых Гарри, Рон и Гермиона обменялись слегка испуганными взглядами — Дамблдор не сказал, как долго будет преподавать Граббли-Дерг. — И, как некоторые из вас уже знают… — голос Дамблдора стал более серьезным. — …в связи с прошлогодними обстоятельствами я открываю новый класс. — большинство учеников были удивлены, наклонившись вперед от волнения. — Я сомневаюсь, что многие из вас слышали об алхимии, и тем более знают, что это такое. — Дамблдор указал рукой туда, где сидел Эдвард. — Прошу вас поприветствовать профессора Элрика, который будет обучать вас древнему искусству алхимии. Гарри, Рон и Гермиона на этот раз хлопали изо всех сил. Гарри показалось, что ученики аплодировали Эду гораздо усерднее, чем Граббли-Дерг или Амбридж, и большая часть аплодисментов исходила от Гермионы и других девочек. Эдвард поднял руку в приветственном жесте, но тут же опустил ее. Когда аплодисменты стихли, Дамблдор продолжил. — Отбор в команды по квиддичу будет проходить на… — Он замолчал, вопросительно глядя на профессора Амбридж. Поскольку стоя она была ненамного выше, чем сидя, не все сразу поняли, почему Дамблдор замолчал, но затем профессор Амбридж прочистила горло, издав негромкое «кхе, кхе», и стало ясно, что она поднялась на ноги и намеревалась произнести речь.***
Эдвард взглянул на Дамблдора, надеясь, что тот продолжит говорить, но, похоже, этот старик был намного более тактичен, чем изначально полагал Эдвард. Дамблдор лишь на мгновение растерялся, затем быстро сел и настороженно посмотрел на профессора Амбридж, как будто с самого начала планировал внимательно слушать ее речь. Другие преподаватели не так умело скрывали свое удивление. Брови профессора Спраут исчезли в ее развевающихся волосах, а рот профессора Макгонагалл сжался в тонкую линию. Ни один новый учитель никогда раньше не прерывал Дамблдора. Многие студенты ухмылялись; эта женщина явно не знала, как вести себя в Хогвартсе.***
— Благодарю вас, директор, — улыбнулась профессор Амбридж, — за эти добрые слова приветствия. Голос у нее был высокий, с придыханием и совсем девчоночий, и Гарри снова ощутил мощный прилив неприязни, которую не мог объяснить самому себе. Все, что он знал — это то, что он ненавидел в ней абсолютно все, начиная с ее глупого голоса и заканчивая пушистым розовым кардиганом. Она еще раз кашлянула, прочищая горло, и продолжила. — Ну, я должна сказать, как приятно снова оказаться в Хогвартсе! — Она улыбнулась, обнажив очень острые зубы. — И видеть такие счастливые маленькие лица, смотрящие на меня! Гарри огляделся по сторонам. Ни одно из лиц, которые она видела, не выглядело счастливым. Напротив, все они выглядели несколько ошарашенными, когда к ним обращались так, словно им было по пять лет. — Я с нетерпением жду возможности познакомиться со всеми вами, и я уверена, что мы будем очень хорошими друзьями! Студенты обменялись взглядами; некоторые из них едва скрывали усмешки. — Я согласна с ней дружить до тех пор, пока мне не придется одалживать этот кардиган, — прошептала Парвати Лаванде, и они обе тихо захихикали. Профессор Амбридж снова издала свое «кхе, кхе», но когда она продолжила, придыхания в ее голосе уже не было. Она говорила гораздо более деловито, и теперь ее слова звучали скучно, словно заученные наизусть. — Министерство магии всегда считало образование молодых волшебниц и волшебников чрезвычайно важным. Редкие дарования, с которыми вы родились, могут сойти на нет, если их не взращивать и не оттачивать тщательным обучением. Древние навыки, уникальные для магического сообщества, должны передаваться из поколения в поколение, иначе мы потеряем их навсегда. Сокровищница магических знаний, накопленная нашими предками, должна быть сохранена, пополнена и отполирована теми, кто был призван к благородной профессии учителя. Профессор Амбридж остановилась и слегка поклонилась своим коллегам, но никто из них не ответил на этот жест. Темные брови профессора Макгонагалл нахмурились так, что она стала похожа на ястреба, и Гарри отчетливо увидел, как она обменялась многозначительным взглядом с профессором Спраут, когда Амбридж произнесла еще одно короткое «кхе, кхе» и продолжила свою речь. Эдвард и Флитвик, казалось, одновременно закатили глаза. — Каждый директор и директриса Хогвартса привнесли что-то новое в тяжелую задачу управления этой древней школой, и так и должно быть, потому что без прогресса наступит застой и упадок. Опять же, прогресс ради прогресса поощрять не стоит, потому что наши проверенные традиции часто не требуют никаких переделок. Итак, равновесие между старым и новым, между постоянством и изменением, между традицией и инновацией… Гарри почувствовал, что его внимание ослабевает, как будто его мозг то включался, то выходил из строя. Тишина, которая всегда наполняла зал, когда Дамблдор говорил, сошла на нет — ученики наклонялись друг к другу, перешептываясь и хихикая. За столом Равенкло Чжоу Чанг оживленно болтала со своими друзьями. Через несколько мест от Чжоу Полумна Лавгуд снова достала «Придиру» и погрузилась в чтение. Тем временем за столом Хаффлпаффа Эрни Макмиллан был одним из немногих, кто все еще пялился на профессора Амбридж, но его глаза выглядели стеклянными. Гарри был уверен, что он только притворяется, что слушает, пытаясь соответствовать значку нового старосты, сверкающему у него на груди. Профессор Амбридж, казалось, не замечала беспокойства своей аудитории. У Гарри создалось впечатление, что даже если бы у нее под носом вспыхнул настоящий бунт — она бы продолжила свою речь. Учителя, однако, все еще слушали очень внимательно. Гермиона, казалось, тоже впитывала каждое слово Амбридж, хотя, судя по выражению ее лица, они были ей совсем не по вкусу. — … потому что некоторые изменения будут к лучшему, в то время как другие, с течением времени, будут признаны ошибочными. Между тем, некоторые старые привычки будут сохранены, и это правильно, тогда как другие, устаревшие и изношенные, должны быть оставлены. Поэтому давайте двигаться вперед, в новую эру открытости, эффективности и подотчетности, стремясь сохранить то, что должно быть сохранено, усовершенствовать то, что должно быть усовершенствовано, и искореняя то, чему нет места в нашей с вами жизни. Она села. Дамблдор захлопал в ладоши. Преподаватели последовали его примеру, хотя Гарри заметил, что некоторые из них только раз или два сомкнули ладони вместе, прежде чем остановиться, в то время как Снейп и Эдвард и вовсе не потрудились присоединиться к аплодисментам. Несколько студентов тоже последовали примеру директора, но большинство из них пропустили окончание речи Амбридж, не вникая в суть ее слов, и прежде чем они начали аплодировать по-настоящему, Дамблдор снова встал со своего места. — Большое спасибо, профессор Амбридж, это было очень познавательно, — сказал он с легким поклоном. — Теперь, я продолжу. Отбор в команды по квиддичу будет проводиться… — Да, это было действительно познавательно, — тихо сказала Гермиона. — Ты же не хочешь сказать, что тебе понравилось? — шепотом спросил Рон, повернув к Гермионе довольное от сытости лицо. — Это была самая скучная речь, которую я когда-либо слышал, а я вырос вместе с Перси. — Я сказала «познавательно», а не «понравилось», — ответила Гермиона. — Это многое объясняет. — Неужели? — удивленно переспросил Гарри. — По-моему, так вода водой. — В этой воде было спрятано что-то важное, — мрачно сказала Гермиона. — И что же это было? — тупо спросил Рон. — А как насчет: «прогресс ради прогресса поощрять не стоит»? Или: «искореняя то, чему нет места в нашей с вами жизни»? — Ну и что это значит? — нетерпеливо спросил Рон. — Я скажу тебе, что это значит, — процедила Гермиона сквозь стиснутые зубы. — Это значит, что Министерство вмешивается в дела Хогвартса. Тем временем, все вокруг загалдели и зашумели; Дамблдор, очевидно, только что объявил пир оконченным, потому что все встали, готовые покинуть зал. Гермиона вскочила, выглядя взволнованной. — Рон, мы должны показать первокурсникам, куда идти! — О да, — сказал Рон, который, очевидно, забыл. — Эй- эй, вы все! Первокурсники!***
— У тебя уже есть комната? Эдвард взглянул на Макгонагалл. — Нет, я просто оставил свои сумки в учительской. — Иди за мной, Эдвард. Мы найдем тебе комнату. После того как они прошли в учительскую, где Эдвард взял свои сумки, и она повела его к лестнице. Поднимаясь по одной из них, лестница вдруг изменила свое направление прямо на середине пути, поворачивая направо. Эдвард громко выругался, бросая сумки на ступеньки и пытаясь удержать равновесие. Многие головы повернулись на этот громкий звук. Профессор Макгонагалл, которую, казалось, не смутил внезапный поворот лестницы, неодобрительно нахмурилась. — Следите за речью, мистер Элрик. Как вы, наверное, знаете, лестничные клетки — это тоже магия. Будьте осторожны, когда используете их. Она постучала пальцем по первой двери, которую они увидели, сказав: — Это мой офис, не стесняйтесь обращаться ко мне, если вам это нужно. Они продолжали идти под любопытными взглядами учеников. Макгонагалл открыла дверь, но комната внутри не была пуста. Маленький человечек с прозрачным телом и в костюме шута парил в воздухе, сосредоточившись на написании слов на стене, которые делали ругательства Эда похожими на нежные приветствия. — Пивз! Вон отсюда! — строго спросила Макгонагалл. Но вместо того чтобы просто уйти, Пивз с громким стуком швырнул мел в мусорное ведро. — Профессор совсем не веселый, — проскулил он, выскакивая из комнаты. — Это Пивз, полтергейст, — объяснила Макгонагалл. — Он любит пошалить, обычно не подчиняется приказам, кроме как от Дамблдора и Кровавого Барона, еще одного призрака. Значит, призраки существуют. Он кивнул в знак благодарности. Макгонагалл указала на портрет снаружи его двери. На картине была изображена играющая черно-белая собака, и пока Эдвард смотрел на нее, собака двигалась, высунув язык. Похоже на пса Рокбеллов, Дена. Впрочем, Альфонсу наверняка больше понравилась бы картина с кошкой. — Просто скажите собаке свой пароль, и дверь будет открываться, только если кто-то назовет ему верный пароль. — Правда? — Да. — профессор Макгонагалл обернулась, шурша мантией. — Встретимся завтра утром в Большом зале, Эдвард, и обсудим расписание занятий. — Спасибо. Когда она ушла, Эдвард ткнул пальцем в рисунок собаки, наблюдая, как она извивается. — Значит, я просто должен придумать свой пароль? — спросил Эдвард, надеясь, что это прозвучит не слишком глупо. Собака навострила уши, как будто по стойке «смирно». Какой пароль бы мне придумать? Хм… собака немного похожа на Дена… — Хорошо, — сказал Эдвард, щелкнув пальцами. — Пароль «Денсукэ». Услышал? Пес на картине склонил голову набок, как бы соглашаясь. Странно разговаривать с картиной. Он повесил свой красный плащ на спинку стула и оглядел комнату. Пышная кровать, намного больше и теплее чем та, что была на площади Гриммо, ванная комната и большой письменный стол, заполненный… Эдвард не мог сдержать своего недоумения. Перья? Он взял одно из них, отметив замысловатые порезы на кончике и широкое белое оперение. В чем они живут, в Средневековье? Я рад, что захватил с собой ручки. Они намного лучше, чем перья. Эдвард оставил большую часть своих вещей в сумке, но достал авторучку и положил ее на стол поверх листка бумаги. Завтра я напишу Альфонсу. Сейчас… спать.***
Гарри дошел до конца коридора, ведущего в гриффиндорскую гостиную, и остановился перед портретом Толстой дамы, прежде чем понял, что не знает нового пароля. — Э-э… — сказал он мрачно, глядя на Толстую даму, которая разгладила складки своего розового атласного платья и строго посмотрела на него. — Нет пароля — не проходишь, — надменно сказала она. — Гарри, я знаю это! Сзади послышалось пыхтение, и он обернулся, чтобы увидеть Невилла, бегущего к нему. — Угадай, что это? Вообще-то, я впервые его точно запомню… — он помахал чахлым маленьким кактусом, который показывал им в поезде. — Мимбулус мимблетония! — Правильно, — сказала Толстая дама, и ее портрет распахнулся перед ними, словно дверь, открыв круглое отверстие в стене, через которое тут же пролезли Гарри и Невилл. Общая комната Гриффиндора выглядела как всегда приветливо — уютная круглая комната в башне, полная ветхих мягких кресел и шатких старых столов. В камине весело потрескивал огонь, и несколько человек грели руки, прежде чем подняться в свои спальни. На другой стороне комнаты Фред и Джордж Уизли что-то прикалывали к доске объявлений. Гарри помахал им на прощание и направился прямо к двери в спальню мальчиков. В данный момент он был не в настроении с кем-нибудь разговаривать. Невилл последовал за ним. Дин Томас и Симус Финниган, которые пришли в спальню первыми, уже начали обклеивать стены возле своих кроватей плакатами и фотографиями. Они разговаривали, когда Гарри толкнул дверь, но резко замолчали, как только увидели его. Гарри задался вопросом, не говорили ли они о нем, а потом — не стал ли он параноиком. — Привет, — сказал он, подходя к своему чемодану и открывая его. — Привет, Гарри, — сказал Дин, надевая пижаму цветов «Вест Хэма». — Хорошо отдохнул летом? — Неплохо, — пробормотал Гарри. Подробное описание его каникул заняло бы много времени, а он совсем не был готов к длинным разговорам. — А ты? — Да, все было в порядке, — усмехнулся Дин. — Во всяком случае, лучше, чем у Симуса, он мне только что рассказал. — Что случилось, Симус? — спросил Невилл, нежно ставя Мимбулус мимблетония на прикроватную тумбочку. Симус ответил не сразу. Он старательно следил за тем, чтобы его плакат с изображением команды по квиддичу «Кенмарские коршуны» висел абсолютно ровно. Затем он заговорил, все еще стоя спиной к Гарри: — Моя мама не хотела, чтобы я возвращался. — Что? — спросил Гарри, останавливаясь, чтобы снять мантию. — Она не хотела, чтобы я возвращался в Хогвартс. Симус отвернулся от плаката и достал из чемодана свою пижаму, по-прежнему не глядя на Гарри. — Но… почему? — спросил Гарри удивленно. Он знал, что мать Симуса была волшебницей, и поэтому не мог понять, почему вдруг ее поведение стало так напоминать Дурслей. Симус не ответил, пока не закончил застегивать пижаму. — Ну, — сказал он размеренным голосом, — Я полагаю… что из-за тебя. — Что ты имеешь в виду? — быстро спросил Гарри. Его сердце забилось чаще. Он смутно чувствовал, как что-то надвигается на него. — Ну, — повторил Симус, по-прежнему избегая смотреть Гарри в глаза, — она… э-э-э… . Ну, дело не только в тебе, но и в Дамблдоре тоже… — Она верит «Ежедневному Пророку»? — спросил Гарри. — Она думает, что я — лжец, а Дамблдор — старый дурак? Симус поднял на него глаза. — Да, что-то в этом роде. Гарри ничего не ответил. Он бросил палочку на прикроватный столик, стянул с себя мантию, сердито запихнул ее в чемодан и натянул пижаму. Он устал от этого. Устал быть человеком, на которого все время смотрят и о котором сплетничают. Если бы кто-нибудь из них знал, если бы кто-нибудь из них имел хоть малейшее представление о том, каково это-быть тем, с кем все это случилось… Миссис Финниган, эта глупая женщина, она и понятия не имеет, через что он прошел, яростно подумал он. Он забрался в постель и попытался задернуть занавески, но прежде чем он успел это сделать, Шеймус сказал: — … так что же произошло в ту ночь, когда… ну, ты знаешь, когда… погиб Седрик и все прочее? Голос Симуса звучал нервно и нетерпеливо одновременно. Дин, который склонился над своим чемоданом, пытаясь достать тапочки, странно замер, и Гарри понял, что он напряженно прислушивается. — Зачем меня спрашивать? — возразил Гарри. — Почему бы тебе просто не почитать «Ежедневный пророк», как твоя мать? Там ведь написано все, что вам нужно знать. — Не смей так говорить о моей матери, — огрызнулся Симус. — Я буду так говорить про всякого, кто назовет меня лжецом, — сказал Гарри. — Не смей так со мной разговаривать! — Я буду говорить с тобой, как захочу, — сказал Гарри, так быстро выходя из себя, что схватил палочку с прикроватного столика. — Не нравится спать со мной в одной комнате, иди и спроси у Макгонагалл, можно ли тебя переселить… И мамочка не будет переживать! — Оставь мою мать в покое, Поттер! — Что происходит? В дверях появился Рон. Его широко раскрытые глаза перебегали с Гарри, который стоял на коленях на кровати с палочкой, направленной на Симуса, на Симуса, который стоял у своей кровати с поднятыми кулаками. — Он оскорбляет мою мать! — завопил Симус. — Что? — переспросил Рон. — Гарри не стал бы этого делать — мы встречались с твоей матерью, она нам понравилась… — Это было до того, как она начала верить каждому слову, которое пишет обо мне вонючий «Ежедневный пророк»! — громко выкрикнул Гарри. — О, — сказал Рон, и на его веснушчатом лице появилось понимание. — А… точно. — Знаешь что? — с жаром спросил Симус, бросив на Гарри злобный взгляд. — Он прав, я больше не хочу делить с ним спальню, он сумасшедший. — Это не правильно, Симус, — сказал Рон, чьи уши начали светиться красным — всегда недобрый знак. — Это я поступаю не правильно? — крикнул Симус, который, в отличие от Рона, побледнел еще больше. — Ты веришь всему тому вздору, который он несет о Сам-Знаешь-Ком, ты думаешь, что он говорит правду? — Да, конечно, — сердито сказал Рон. — Тогда ты тоже сумасшедший, — с отвращением сказал Симус. — Да? Ну, к несчастью для тебя, приятель, я еще и староста! — сказал Рон, тыча себя пальцем в грудь. — Так что, если не хочешь наказания, следи за языком! Симус несколько секунд смотрел на него так, словно готов был даже ценой наказания высказать все, что у него на уме. Однако с презрительным возгласом он повернулся на каблуках, прыгнул в постель и задернул шторы с такой силой, что они сорвались с кровати и пыльной грудой упали на пол. Рон посмотрел на Симуса, потом на Дина и Невилла. — У кого-нибудь еще родители имеют что-то против Гарри? — сказал он агрессивно. — Мои родители-магглы, приятель, — пожал плечами Дин. — Они ничего не знают ни о каких смертях в Хогвартсе, да и я не настолько глуп, чтобы рассказать им об этом. — Ты не знаешь мою мать, она из любого человека что угодно вытянет! — рявкнул на него Симус. — Во всяком случае, твои родители не читают «Ежедневный пророк». Они не знают, что наш директор был уволен из Визенгамота и Международной конфедерации волшебников, потому что у него не все дома… — Моя бабушка говорит, что это чушь, — пропищал Невилл. — Она говорит, что это «Ежедневный пророк» катится под откос, а не Дамблдор. Она отменила нашу подписку. Мы верим Гарри, — просто ответил Невилл. Он забрался в постель и натянул одеяло до подбородка, по-совиному глядя поверх него на Симуса. — Моя бабушка всегда говорила, что Сам-Знаешь-Кто однажды вернется. Она говорит, что если Дамблдор говорит, что он вернулся, значит он вернулся. Гарри почувствовал прилив благодарности к Невиллу. Больше никто ничего не сказал. Симус достал волшебную палочку, поправил полог кровати и исчез за ним. Дин лег в постель, перевернулся на другой бок и замолчал. Невилл, которому, казалось, тоже больше нечего было сказать, с нежностью смотрел на свой залитый лунным светом кактус. Гарри откинулся на подушки, пока Рон суетился возле своей кровати, убирая вещи из чемодана. Его потряс спор с Симусом, к которому он всегда очень хорошо относился. Сколько еще людей будут предполагать, что он лжет или не в себе? Неужели Дамблдор страдал так все лето, когда сначала Визенгамот, а потом и Международная конфедерация волшебников вышвырнули его из своих рядов? Может быть, он потому и избегал Гарри все лето, что был зол на него? В конце концов, они оба были в этом вместе: Дамблдор поверил Гарри, огласил его версию событий всей школе, а затем и всему волшебному сообществу. Любой, кто считал Гарри лжецом, должен был думать, что Дамблдор тоже лжет, или что он сходит с ума… В конце концов они поймут, что мы правы, — с горечью подумал Гарри, когда Рон лег в постель и погасил последнюю свечу в спальне. Но он задавался вопросом, сколько еще нападений, подобных сегодняшнему, ему придется пережить, прежде чем все признают правду.