Три дюжины горения

Шелли теперь ненавидит прибой: тот шумит каждый раз, когда её навещают Руби и Паола — те любят запах бриза, приблизиться к которому для Шелли означает три ночи в панических атаках. Руби — с кучей зелено-экологичных пакетиков и пластиковой карточкой от мамы из Вашингтона, парочкой ручек из переработанной фанеры в рисунках кактусов и конечно, порцией шуток про каких-то Юри и Этти. Паола смеётся с них — вяло, Шелли узнает эту усмешку, но не комментирует: вдруг она как-нибудь спросит её про те самые кошмары и в итоге ей придется врать про следы от сигарет на бедрах? Вдруг Паола решит, что она сильнее и отчего-то берет и справляется? Шелли прячет баночку с таблетками под горшочек в виде ананаса: сверху его венчает искусственный кактус — но уже от Ким. Туда же идут чеки по оплате счетов: те не могут покрыть аренду их офиса, который простаивает уже слишком много месяцев без намека на субаренду. Перед началом их встречи Шелли рывком закрывает лэптоп: слишком сильно моргает оповещение о новой вакансии — фриланс требует жертв. Где-то на рабочем столе потерялись распечатки: о новом контракте, вместо несостоявшегося штата сотрудниц, о просьбе подтвердить выплаты за стажировку, о подтверждении займа, который покроет налоги за ту часть партнерства, которую она так и не смогла... Шелли обрывает себя на этой мысли — слишком невыносимо, слишком больно, что целый год ушел на это жилье, чтобы не платить за новый курс психотерапии. Добивать себя ей уже не хочется. Но пока её оживляет лишь эта боль да уход за квартиркой: даже с помощью связей Руби ей не сделать того популярного блога об ароматах, который она прежде бы завела. Шелли оборачивается — под песню Бейонсе к ней приходят лишь двое. Паола — тряся новыми косичками и порцией мороженого и... Она не верит, видя Ким: вместо привычного выпрямления та заходит, поправляя кудряшки. Те словно и не меняли цвета — красное дерево, но... — Да, Шелли, никаких выпрямлений, будто я белая, — Ким считывает это её выражение лица, — И больше никаких мучений со стрижками. К слову, я не с пустыми руками! На ладонях, в которых Ким держит пакеты с китайской лапшой и кучей хозяйственной мелочи, Шелли замечает мозоль — гладкую, наверняка тщательно сводимую. А объятия Ким обрываются в самый последний момент: словно она вспоминает, как много в ней теперь силы — та веет от неё не только физически. Пока Ким, хитро улыбаясь, выключает свет и бежит раскладывать еду, Шелли отмечает что-то хищное в её манерах: дикая кошка, навроде ягуаров, словно ей можно скалить зубы, а все её поймут. Это поднимает в ней волну зависти: почему ей того не досталось? Неужели все произошедшее Ким пока не сломало? Почему она не имеет права на такую промывку мозгов? Где эффект от уже пошедшего второго года приема таблеток? Где её гарантия хоть немного похожей на прежнюю жизни? Ким нетерпеливо достает палочки и торопливо хлопает ладонью рядом с собой: — Шелли, поторопись. У нас всего пять часов и мой ноутбук уже готов показать тебе самое интересное. Шелли медленно, оглаживая свободную домашнюю тунику, садится рядом. Ким резко подвигает к ней ноутбук: — Значит, слушай. Я проверила твой дом на жучки, ноут без интернета, флэшку я потом спущу в унитаз, так что решать тебе. Сейчас будет про пережитое тобой, но я предлагаю посмотреть то, через что он пройдет. Запись одна, меня скоро переведут по работе, так что решай давай, думай, я не настаиваю. Здесь даже ракурс из коридора и даже немножко оглашения. Будет тяжело — остановлю, говори. Шелли моргает раз, другой. А затем поворачивается к Ким: — Он... он... Ким улыбается широко, но также хищно: ягуариха принесла добычу к ногам. Уже во всех смыслах мертвую. Кажется, что эта дикая кошка в ней даже замурчит, если ей понравится. Дикая кошка в Ким явно горда. Шелли сжимает пальцами ладони, невидяще глядит на окно с оставленным там плеером, не чувствует, как немеют неподвижные ноги. А потом дергано улыбается: — Он... Та девушка... Первая... Она из... Ким медленно, словно с усилием, снимает с себя эту хищную улыбку и тихо, словно крадучись, говорит: — Да. Из Вашингтона. Он убивал ещё два года назад. Жестоко. Шелли медленно кивает больше самой себе: — Значит, никаких проблем со... способом, да? Никаких иголок, ходатайств, способов вывернуться... В петле его так... Ким хмыкает: — Что-то вроде этого. Шелли уточняет: — Это можно трогать только тебе? Ким пожимает плечами: — Не обязательно, можешь надеть перчатки, если боишься. Шелли надевает синие, тоненькие — в таких берут и прокалывают вену, а не работают с реактивами. Может, в этот раз ей не приснится, как она роняет иглу? — Смотри, вот так делается увеличение. Тебе промотать или просто сделаешь акцент на горле? Может, показать и конвульсии? Шелли нерешительно переставляет увеличение: — Нет, только шею и голову. Он сам... попросил? Ким морщит нос: — Да вообще. Открытое лицо ему понравилось. Свидетелей ещё потом успокаивать. Ким почти готова спросить, откуда ей такое известно, но она молчит: ей нужно видео, а не связанные с этим тайны. — Тогда начнём? Ким перехватывает руку Шелли: — Только смотри: это действует, если ты представляешь, что веревка у тебя в руках. Или что это все происходит так из-за тебя. Не выходит — прекращай, не мучай себя. Шелли пытается улыбнулся, но в итоге лишь отворачивается: мало ли чем это закончится? Она нажимает на кнопку и видит самое важное: боль, высунутый посиневший язык Карла, веревку, впившуюся в его напряженное от боли горло, искаженный в немом хрипе рот. Возможно, Ким бережет её от звуков. Возможно, это облегчение будет ненадолго. Возможно, она так и не получит того, что даст ей выйти из дома. Возможно... Утром Шелли вспоминает про то, что у неё сегодня стрижка машинкой, только когда выносит мусор в подъезд. Во сне ей виделись косы: на них трепыхался Карл, а её волосы были весьма надежны, чтобы не слететь с гигантских кактусов в лаковых кадках. Руби смеялась, присылая это зрелище Паоле, а Шелли обнимала ягуариху с головой Ким. После этого сна Шелли вспоминает, что на вынос можно заказать и что-то из канцтоваров и решает зарисовать дизайн — кактус на доске для серфинга. Разумеется, в крапинку — в дань уехавшей Ким. Свой первый день без кошмара, Шелли отмечает удивительно: открыв окно, она делает селфи на фоне заката. В этот раз вечерний бриз наконец-то пахнет солью, а не подвальной сыростью.