Темные кроны

— Ты вернулась. — Иинг снимает с плеч тяжелые корзины, опуская их на пол, и выглядывает из-за полупрозрачной перегородки, отделяющей комнату от входа. — Да, как ты? — она медленно обходит ширму, как можно тише разминая затекшую шею, и опускается около сидящего на кровати мужчины. — Все хорошо, не устала? — она отрицательно покачала головой, откровенно лукавя, а после, вспомнив, спохватилась, отвечая на вопрос вслух. — Ничего. — Иинг поднялась. — давай я помогу. — уставшие руки мелко поддрагивают, и это не может скрыться от крепко держащегося за них мужчины. — Ты дрожишь. — она замерла словно настороженная шорохом ветвей лань, а после, помогая ему подняться, рассмеялась. — Ничего, не беспокойся, возможно, тебе только кажется. — он выпрямился, сразу становясь на голову выше хрупкой девушки, провел пальцами вверх по руке, скользя ими вдоль шеи, дальше к собранным в пучок волосам. — Иинг, может, я и не вижу, но уже давно научился заменять этот недостаток. Я всегда знаю, когда ты лжешь. Она отвернулась, пытаясь не издавать ни единого звука, пока из глаз катились прозрачные слезы. Еще год назад все было в порядке. Еще полтора года назад они беззаботно гуляли по окрестностям, любовались звездами, взирая на них с плоских крыш богатых особняков. Тогда, но не сейчас. Время неумолимо, судьба безжалостна, а война способна сделать жизнь хуже смерти. Иинг ненавидела смерть и презирала жизнь. Не была способна мириться с войной, но и мирное время было не лучше. Она устала. И он наверняка тоже. Устал от своей никчемности, слабости, неспособности существовать, без чьей-либо поддержки, от того, что хрупкой, бесконечно слабой девушке приходиться нести груз ответственности за две жизни: свою и его. Он себя презирал, и она это прекрасно знала, ненавидя себя все больше за неспособность помочь, неспособность подбодрить, ведь сама еле держалась. Замкнутый круг, из которого они оба не могли вырваться, окончательно замкнулся и перечеркнул жизни обоих. Дальше лишь бессмысленная борьба и смерть. Их в этом мире держало лишь упрямство и негласная гонка с ужасающей целью: не уйти первым. Они перекидывали друг другу ветвь жизни словно детский мяч, продолжая бороться изо всех сил, лишь бы другой не страдал, видя смерть второго. И каждый был готов в этой гонке на все. Она все же не смогла сдержаться и тихо всхлипнула, тут же утирая глаза грязным рукавом. Крепкие, нисколько не ослабевшие за несколько лет руки тут же прижали ее к широкой груди, в которой гулко, тревожно билось принадлежащее лишь ей одной сердце. Слова утешения для них давно стали ненужными звуками, впрочем, как и большинство привычных другим фраз. Голоса были заменены жестами, тихими вздохами, долгими объятиями и переплетенными пальцами. Сейчас они снова стояли, прижавшись друг к другу, пытаясь отойти ото всех мирских забот в мир родных запахов и вечного тепла. — Давай сходим на рынок. — Иинг вздрогнула, напуганная одним лишь упоминанием этого жуткого, людного, вечно шумного места, и отчаянно замотала головой. — Нет, я не хочу. — она спряталась на груди мужчины, сжимаясь в худенький, облезлый комок. — Там страшно, Лим. Он неуклюже погладил девушку по волосам, успокаивая, и аккуратно отстранил. — Я должен сходить туда, Иинг, прошу, отведи меня. Она всхлипнула, вытерла глаза, преисполняясь странной, отчаянной решимости, все равно терять им нечего, и крепко схватила Лима за руку, аккуратно направляя того к выходу. Сейчас любой шаг для него — пытка, встреча с другими — непрекращающийся поток оскорблений и насмешек. Иинг ненавидела их самой черной, как иероглиф в ее имени, ненавистью. Однако даже это чувство в ней постепенно затухало, сменяясь мертвым безразличием. Она ничего уже не может исправить, остается только привыкать к сотням косых взглядов, прожигающих спину, да перешептываниям, пока толпа на улицах брезгливо расступается перед ними, освобождая путь. Они ненавидят их, тех, кто отдал жизни за безликую эгоистичную людскую массу, они никогда не смогут принять их, искалеченных войной, ведь они — живое напоминание о слабости, беспомощности, стыде. Толпа никогда не станет уважать видевших ее немощь, выкидывая таких на свои задворки, в нищету и голод. Именно за это Иинг ненавидела рынок — сосредоточение потенциальных недоброжилателей, но сделать ничего не могла, ради Лима она готова терпеть. Он же уверенно вел ее по улицам, как и два года назад, когда черные глаза с лукавой усмешкой смотрели на нее из сейчас пустых и скрытых под плотной полоской ткани глазниц. Иинг вновь захотелось плакать, только слез уже не было. Ей хотелось вопить на всю людную улицу, хотелось прекратить эти пересуды за их спинами, хотелось разрыдаться в голос, упасть на землю и биться в истерике, однако она больше не могла. Приучила себя держаться, скрывать истинные чувства и фальшиво улыбаться, работая каждый день до изнеможения. Совсем скоро она проиграет, сломается под гнетом судьбы, руша жизни их обоих, но Иинг знала — ее не станут винить, наоборот, позволят сдаться, оставить все и будут отчаянно продлевать ее никчемную жизнь в ущерб другой. Этого не хотелось, но избежать было нельзя. Иинг подняла пустой взгляд, читая висевшую над дверью одного из домов вывеску, и недоверчиво скосила глаза в сторону Лима, утягивая того прочь. Он не шелохнулся, напротив, покрепче сжав женскую ладонь, уверенно шагнул вперед, запинаясь о первую ступень ведущей к двери здания лестницы. Сердце подскочило к горлу, Иинг тут же поддержала Лима под локоть, аккуратно ведя его наверх. Самые разные вопросы роились в ее голове, однако безоговорочное доверие не давало озвучить их. Внутри одного из местных банков как всегда было шумно, люди торговались, спорили, рассказывали друг другу истории. Всюду слышался стук медных монет, лязг серебряных слитков и шелест бумажных ассигнаций. Переступив порог, Лим на секунду замер, прислушиваясь к окружающим его звукам, чуть мотнул головой и уверенно направился к стойке, Иинг засеменила рядом. Она не знала, зачем они здесь, ведь никаких денег у них не могло водиться, но Лим совершенно спокойно протянул работнику какую-то бумажку, на что тот тут же мило улыбнулся и скрылся в расположенной за стойкой дверью. Сердце Иинг пропустило удар, когда он вышел через секунду, неся в руках поднос, полный серебряных слитков и несколько бумажных ассигнаций общей суммой на более чем сотню золотых. Все это богатство было тут же упаковано в кожаный мешок и передано Лиму в руки. Тот благодарно кивнул и по просьбе работника расписался в каком-то бланке, после чего повернулся в сторону, где стояла девушка, не верящая своим глазам. — Как… Откуда… — мысли путались, язык заплетался, а горло пересохло словно от долгого бега. Она шагнула ближе, неуверенно притрагиваясь к кожаному мешку, и подняла взгляд на Лима. Тот виновато улыбнулся, словно ощущая пронзительный взор темно-карих глаз. — Прости, что тебе пришлось столько вынести, я должен был рассказать раньше. — Должен! — она невольно вскрикнула, неспособная больше сдерживать бушующие в груди эмоции. — Что ты сделал? Откуда такие деньги?! — Все в порядке, Иинг, я заработал их за два года. — Заработал?! — она устало оперлась о край деревянного стола, хватаясь за бешено стучащее сердце. — Как… Почему не рассказал мне? Слезы текли по ее щекам, пока внутри все медленно умирало. Она не могла поверить, не могла решить, счастлива она или была жестоко обманута. Противоречия рвали душу, и острое желание все прекратить возрастало в груди с новой силой. — Ты обманывал меня два года. Два года я думала, что ты ничего не видишь, работала ради тебя до смертельной усталости, так почему ты так поступил?! Я ведь люблю тебя! Почему?! Слезы заливали лицо, падали на пол, затекали в рот, отчего горло жгло лютым пламенем. Она что-то кричала, что-то говорила, ругалась, била его в грудь, пыталась выплеснуть всю ту боль, что накопилась в ней за два года, и у нее получилось. Постепенно всхлипы становились все тише, а сжимающие ее объятия все крепче. Она правда не могла понять, но уже и не злилась. Боль и отчаяние прошли, уступая место спокойной пустоте, которую можно было заполнять чем-то новым. — Успокоилась? — Иинг кивнула, и Лим выпустил ее из объятий, но продолжил крепко держать за руку. — Я знаю, что виноват, однако я не мог рассказать тебе раньше, прости. Дело, которым я занялся, опасно, настолько, что я не мог быть уверенным, вернусь ли домой, а будучи на волоске от смерти, я не мог втягивать тебя в это безумство. Но не волнуйся, этих денег хватит, чтобы уехать куда - нибудь и открыть собственную лавку, как ты когда - то мечтала. Согласна? Она неуверенно кивнула и всхлипнула, крепко обнимая мужчину. Ей уже было все равно, будь то радость или печаль, она последует за ним, ведь ради нее Лим научился жить без глаз, и даже смог за такой короткий срок заработать так много. Возможно, теперь все и правда обернется к лучшему, по крайней мере, Иинг будет молиться об этом. Она улыбнулась, впервые за два долгих года искренне и беззаботно, и крепче прижалась к родному телу. Наконец-то они разорвали этот жуткий круг. Наконец - то.