Один матрос вышел в море

В четверг Катарина, как и обещала, почти целый день вымучивала из себя статью. А в пятницу чуть не сгрызла под корень все ногти, поминутно проверяя электронную почту: пришел ответ от заказчика или нет? одобрили или нет? Прежде, еще работая в «Соленых лапках», она немного писала для местной газеты. И получалось неплохо, все ее материалы выходили в печать. Стабильный оклад, конечно, не предлагали (не больно-то и хотелось), но редакция была неизменно рада сотрудничать, и в конце концов Катарина сама поверила в свои силы. Вот только, как выяснилось, сдавать готовый текст Вернону Морзе, который жил через два дома на той же улице и чей характер был изучен Катариной вдоль и поперек, и совершенно незнакомому человеку из Бриджпорта, все общение с которым свелось к одному-единственному письму с деталями техзадания — это были совершенно разные уровни веры в себя. И второй Катарине еще предстояло освоить. В томительном ожидании она выпила не меньше шести кружек травяного чая, поиграла с Барти, отчитала Джози за прыжки по кухонным тумбам, перестирала все белье из корзины, почистила ванну, выскребла золу из камина, и уже всерьез подумывала, не помыть ли окна — что делала, в лучшем случае, дважды в год — но, присев отдохнуть на минутку, задремала на диване в гостиной. Прерывистый, чуткий ночной сон почти не принес бодрости. Рано утром в субботу пришло оповещение из банка. Статью о рыбацких лодках (в которых Катарина, по совести говоря, не слишком разбиралась) приняли к публикации. Это был успех. Полный триумф! Жирный крест на робких, трусливых мыслях о возвращении к постылому кейтерингу. Катарина могла работать удаленно — работать и зарабатывать. Да, первый гонорар оказался весьма скромным, не покрывал даже счета за электричество, но это ведь было только начало! Катарина и не рассчитывала писать по одной статье в месяц, а если по десять, даже пускай двадцать тысяч знаков в неделю, да еще немного повысить тариф — она же пока училась, поэтому и просила за свой труд сущие гроши — так и получится без проблем выйти в плюс. И не расставаться с Доком, Джози, Клео и Барти на долгие дни и недели, постоянно волнуясь, как они там, не подхватили ли блох, не таскает ли Док опять рыбу из лавки на пристани, не забывает ли миссис Морзе вычесывать Барти, не потерялась ли Джози… Да будь они трижды прокляты, эти командировки! Катарина еще смаковала комплименты и благодарности, когда ей позвонил Брент Хекинг. — Знаю, сейчас не самое подходящее время, — начал он после приветствия, обмена свежими новостями и поздравлениями, — но мы хотим устроить небольшую вечеринку сегодня. Официально экспозиция будет открыта в понедельник, а это просто маленький дружеский праздник. Никаких формальностей, только коктейли, музыка и общение единомышленников. — Звучит неплохо. — Ты придешь, я надеюсь? Мы хотим собрать всех причастных, хоть как-то вознаградить вас за вложенные в музей силы и средства. Забыв, что собеседник не может ее видеть, Катарина выразительно закатила глаза. — Боже, Брент, прекрати, мой «грандиозный» вклад — это один разговор с подругой по колледжу. Я всегда готова поддержать тебя, но… — Вот именно. И никаких «но». Кто, скажи на милость, рисовал нам вывеску, составлял и печатал буклеты, кто, в конце концов, кормил всю нашу ораву, пока шли реставрационные работы? А про твою подругу — разговор отдельный. Клянусь, когда плиту с мозаикой в самом деле привезли — настоящую сельвадорадскую мозаику! в постоянную экспозицию! до сих пор не верится — у меня даже в глазах потемнело, Брант не даст соврать. На заднем фоне тут же раздался глуховатый бас Бранта Хекинга: слов Катарина не разобрала, но интонация была явно одобрительной. — Так что, пожалуйста, не расстраивай меня отказом, Кэти. История маленького рыбацкого городка Бриндлтон-Бэй (почти три сотни лет, между прочим) была не слишком богата на яркие события. И, безусловно, самым значительным и трагическим из них стало крушение парусной шхуны «Святой Бернар» у восточного побережья острова Дедграсс в конце позапрошлого века. Извилистая цепь подводных скал в проливе Кавалье пользовалась дурной славой задолго до того, как Штаты получили независимость, и потому на крутом утесе над восточной бухтой вырос стофутовый белокаменный маяк. Несколько раз его частично перестраивали, но никогда, ни на один день даже в эпоху Мировых Войн маяк не прекращал работу. Никогда — кроме единственной майской ночи тысяча восемьсот семьдесят девятого года, когда «Святой Бернар» вошел в бурные штормовые воды близ северной окраины острова. Спустя двое суток шхуну ждали в Норфолке, безопасный путь через фарватер был хорошо известен штурману, но по каким-то причинам «Святой Бернар» взял курс не на юго-запад, а на юго-восток. И огонь на маяке не горел. Из сорока человек экипажа не выжил никто. Смотритель маяка был объявлен в розыск, но так и не удалось обнаружить даже его бездыханное тело. Попытки как-то почтить и увековечить память жертв кораблекрушения предпринимались неоднократно, но вяло, без должного финансирования и энтузиазма. Лет тридцать назад Историческое общество Винденбурга предложило городской администрации проект мраморного обелиска в восточной бухте — но вскоре само же отказалось от этой идеи за полным отсутствием спонсоров и труднодоступностью бухты для туристов. Брент Хекинг не собирался возводить обелиски. Лет с пятнадцати Бренту чертовски хотелось, чтобы в его родном городке появился полноценный музей — ни больше, ни меньше. — Ну конечно же, я приду! И на официальную часть тоже. Почему бы, в самом деле, и нет? Полицейская облава на Нильса Йенсена в доках закончилась неудачей, но еще в пятницу днем Катарине позвонила Джанин Клаймат, супруга Артура, и где-то между жалобами на погоду и свежими сплетнями из редакции поделилась: мужчину, очень похожего на Йенсена, видели на границе с Кентукки. Кажется, он решил двигаться на запад, вглубь материка. На этом вполне можно было успокоиться. Имея собственный повод для праздника, Катарина не видела смысла отказываться от подвернувшейся возможности: фирменные коктейли Брента и общение с соседями — звучало и правда здорово. Так что в половину пятого, принарядившись и уложив волосы в сложную высокую прическу, Катарина вышла из дома и пешком направилась к Собольей площади. Она рассчитывала прийти чуть раньше срока и помочь Хекингам с закусками: все-таки на кейтеринг было потрачено больше двух лет ее жизни, Катарина немного знала толк в сервировке подносов. Однако Брент, каким-то образом распознав ее намерения прямо с порога, отрицательно замотал головой и категорично заявил: — Нет, нет, нет и еще раз нет! Кэти, ты сегодня отдыхаешь. Все гости сегодня отдыхают. Позволь мне угостить тебя коктейлем. Следом Катарине пришлось устроиться на высоком стуле у барной стойки, и Брент вдохновенно жонглировал перед ней бутылками с фруктовым ликером, ни на секунду не прерывая рассказ о коралловой статуэтке с острова Сулани. Его супруг Брант в это время мелко нарезал на кухне зелень для салата. — Полиция ведь не против открытия в понедельник? — с долей волнения уточнила Катарина, потому что полиция вполне могла бы быть против, и именно так выглядела бы полная катастрофа. — Ты понимаешь: беглый преступник. — Ничуть. Я даже немного удивлен, если честно. Артур сегодня тоже будет здесь, кстати. — Жуткий тип этот Йенсен, а? — подал голос Брант, не переставая ритмично стучать ножом по пластиковой доске. — Видел репортаж по местному. Воцарилось неловкое молчание. Брент тряс в воздухе шейкером, бросил несколько кубиков льда в бокал, тут же залил их густым сиропом — но больше уже не улыбался. Между бровей на переносице обозначилась глубокая вертикальная морщина, взгляд сделался задумчивым и отрешенным. — Ты знал его? Нильса Йенсена? В отличие от Катарины, Брент жил в Бриндлтон-Бэй с рождения. Уезжал на учебу — сначала в закрытый интернат, потом в университетский кампус — но в конце концов так и не выбрал для себя городок побольше и вернулся в родительский дом. — Мне было семь, когда он слетел с катушек, — пожав широкими плечами, Брент аккуратно опустил на стойку бокал с готовым коктейлем. — Естественно, меня держали от всей этой истории подальше. Но Катарину интересовало отнюдь не убийство, и она сама не могла до конца понять, почему. Отдельный части картинки никак не желали складываться в голове: характеристика «опасный маньяк» — и тот изможденный мужчина, который стоял перед ней на коленях под проливным дождем. Катарина не имела ни малейшего понятия, как должен в действительности выглядеть опасный маньяк, просто… почему-то была уверена, что не так. Иначе. Нельзя судить о книге по одной лишь обложке, разумеется, и все же из-за этого внутреннего диссонанса, Катарина до сих пор не могла успокоиться и просто выкинуть странную встречу из головы. — Значит, он не всегда производил впечатление сумасшедшего? Что это вообще был за человек? — Да мы не больно-то общались, — Брент явно не слишком обрадовался такому повороту беседы, но продолжил после короткой паузы: может быть, воспоминания терзали и его тоже. — То есть, Йенсены в принципе мало с кем общались: и Нильс, и Олаф, его отец. Семейная черта. — Мизантропия? — Нет, ничего такого. Они не конфликтовали тут ни с кем, насколько я помню. Просто очень молчаливые люди. — По телику говорили, Йенсен мастерски владеет ножом, — снова влез Брант, высыпая очередную порцию мелко нашинкованных овощей в стеклянную емкость. — Он точно не угрожал тебе, Кэти? Уж приставленный к горлу клинок Катарина бы как-нибудь запомнила. — Абсолютно точно. — Многие моряки хорошо владеют ножом, — спокойно пояснил Брент. — Или те, кто вырос в семьях моряков. Я, например, владею. Брант низко, рокочуще засмеялся, чуть запрокинув голову. — А ты крут, парень. Как насчет свидания на опушке леса в полночь, а? Катарина всей душой обожала их обоих. Хекинги официально оформили отношения восемь месяцев назад, но довольно долго жили вместе до этого. Брант был из Бриджпорта, в юности серьезно занимался силовым троеборьем, но в профессиональном спорте у него почти сразу не заладилось, пошли травмы, и в итоге выбор оказался сделан в пользу карьеры фитнес-тренера. Их с Брентом роман начался в интернете, там же и продолжался почти год. И хотя такой срок для бесед по видеосвязи выглядел довольно солидно, Катарина про себя считала поступок Бранта ужасно рискованным: пролететь через полконтинента к человеку, которого ты не видел ни разу в жизни — едва ли она сама смогла бы однажды так поступить. У Катарины оставалось еще несколько вопросов, но тут постепенно, один за другим, начали подтягиваться гости. Первой заявилась мисс Лэни Вум, очаровательная блондинка неопределенного возраста, в прошлом певица — далеко не лучший голос Старлайт Шорз, но парочку ее шлягеров до сих пор частенько крутили по радио. Лэни, безусловно, была местной знаменитостью. После громкого разрыва и судебных тяжб с собственным продюсером, путь на большую сцену для нее навсегда закрылся. Но деньги пока еще не совсем закончились, позволяли ей не работать и потакать своим маленьким капризам. В Бриндлтон-Бэй Лэни жила достаточно скромно: никаких павлинов, мраморных бассейнов, джакузи с шампанским и золотых унитазов — в самом обыкновенном двухэтажном коттедже через дорогу и вниз по улице от Хекингов. Зато ее пожертвования на открытие музея были самыми щедрыми, составляли едва ли не половину всей суммы на реставрацию здания, рекламу и налоговые взносы. Конечно же, Брент не мог ее не пригласить. — Катарина! — звонко воскликнула Лэни, обменявшись с Брентом дружескими поцелуями в коридоре. — Приятно тебя видеть. Отлично выглядишь! По сравнению с мисс Вум, которая на неформальный соседский ужин вырядилась так, словно планировала прямо сейчас покорять красную ковровую дорожку, Катарина выглядела как потрепанный пикап рядом с роллс-ройсом. Черное платье в пол, длинные черные перчатки, шелковые по виду, бриллиантовое колье и каблуки такой высоты, что Катарина смогла бы на них только стоять — подобный ансамбль был бы гораздо более уместен в изысканном ресторане или, на худой конец, в опере. Алая вышивка вокруг пояса Лэни издалека походила на огромное пятно крови или обнажившиеся внутренности. — Что тебе принести? — тепло улыбнувшись своему главному спонсору, поинтересовался Брент. — Ты же знаешь. Только красное и только полусухое. К счастью, почти сразу следом пришли Олли и Кэссиди. Олли отвлек мисс Вум, заняв кресло по соседству, а за Кэссиди нужно было присматривать, чтобы она слишком быстро и слишком сильно не накидалась коктейлями. Кэссиди совершенно не умела пить, но зачем-то старательно убеждала окружающих, что и корабельного боцмана перепьет при большом желании (словно бы это было такое уж хорошее качество для девушки). Катарина старалась отвлечь ее разговорами, Брент же в это время разводил заказанную Пина-коладу так, чтобы вкус алкоголя в ней едва-едва чувствовался. Еще примерно через полчаса — уже около шести — подоспели супруги Клаймат. На Артура больно было смотреть: он не спал, как видно, больше суток, всякий раз с трудом размыкал тяжелые веки, и Катарина уже ждала от него новых дурных вестей — но Артур лишь молча пожал Бранту руку, пока Джанин, рассыпаясь в поздравлениях, передавала Бренту большой короб с домашним печеньем. Последним на пороге возник Джастин Дельгато. Запыхавшийся, будто бежал от самого дома, с волосами так густо покрытыми гелем, что укладка казалась монолитом и сохраняла неподвижность при любых наклонах головы. — Прости, чувак, я сегодня один, — делая долгие паузы между словами, чтобы перевести дыхание, произнес Джастин. — Суп в последний момент выдернули в клинику. Какой-то парень сбил ретривера на трассе. Пес по виду домашний, может быть, испугался, сорвал поводок, а потом заплутал в лесу. — Надеюсь, ничего серьезного? — с тревогой уточнил Брент. Хекинги были теми еще собачниками. — Без понятия. Суп звонила мне оттуда, сказала: нужно оперировать. Просила не ждать сегодня и обнять за нее вас обоих. Еще раз прошу прощения. — Что ты! Это ведь важно! Пусть Суприя позвонит завтра: может быть, пострадавшему нужна какая-нибудь помощь? После Джастина не ждали уже никого. Подняли тост за успех, за оправдавшиеся надежды. Потом за верных друзей, за плодотворную, слаженную коллективную работу. Потом за грядущие планы и большие амбициозные проекты. Брант негромко включил музыку, предложил всем желающим танцы. Затею поддержали только Клайматы — и то без энтузиазма. — Артур выглядит дерьмово, — озвучила Кэссиди, прикончив третий бокал: и, храни ее Боже, эта женщина вообще умела хоть что-нибудь говорить тихо? — И еще как будто очень хочет сказать «расходимся, ребятки, нет поводов для веселья», но из последних сил сдерживается. — Ему сейчас нелегко. Всю полицию штата на уши поставили из-за беглецов. Катарина решила не распространяться, что персонально Артуру досталось еще и за неудачную облаву в доках: Джанин очень просила держать это в секрете. — Ха! Ничего удивительного, — фыркнула Кэссиди, с каждой секундой почему-то распаляясь все больше. — Вот если бы этого твоего Йенсена поймали с первой попытки, я была бы в шоке. А так… Только если сам заявится в участок да еще крикнет погромче: «Эй, вот же он я!» — Нет, думаю этого ждать не стоит, — кажется, Катарина и сама переусердствовала с выпивкой, потому что ее вдруг ужасно потянуло в сон. — У него есть определенная цель. Он ищет астру. Кэссиди снова фыркнула, помотала головой, и на лице ее проступила какая-то сложная гримаса: не то скепсис, не то любопытство. — Астру? — по-прежнему чересчур громко переспросила она. — Цветок что ли? — Я не знаю. Это все, что он мне сказал: «астра». Может быть, название места или кличка животного, может быть, имя — Эстер, и я просто не совсем верно расслышала. Нужно было выпить еще: после фазы «сонливости» у Катарины обычно снова наступала фаза «веселья». И ей уже совершенно расхотелось говорить о Нильсе Йенсене, о встрече с ним и, само собой, об убийстве двадцатилетней давности — все эти темы напрямую ее не касались, и Катарина не была Шерлоком Холмсом, чтобы нарочно цепляться за любые загадки. Они с Кэссиди немного покачались под музыку. Попытались вытащить Олли, но он вдруг уперся, хотя обожал танцы, аэробику и вообще любой активный отдых (лишь бы это была не работа). Около девяти все уже начали расходиться. Первыми стали Клайматы, и Артур, прежде чем шагнуть под арку в коридор, мрачно напомнил: — И вы не засиживайтесь. Кэти, мисс Вум, пусть кто-нибудь из парней вас проводит. Мало ли что. — Нет проблем, — махнул рукой Джастин. — Я собираюсь тоже отчаливать через полчаса, моих нельзя оставлять надолго. Лэни, вы со мной? — Конечно. Спасибо огромное. Ей явно не хотелось уходить так рано: Олли слушал монологи бывшей певицы с приоткрытым ртом (разве только слюна на паркет не капала) да и Хекинги оба держались неподалеку. Лэни скучала по публике. Катарина, положа руку на сердце, вообще не понимала, как ей удавалось после Старлайт Шорз выживать в маленьком тихом Бриндлтон-Бэй, здесь ведь столетиями ничего не происходило — и не лезть на стену от скуки. Саму Катарину вызвались проводить, конечно же, близнецы Пурдье. И они покинули вечер последними, потратив на прощание с хозяевами в коридоре добрых пятнадцать минут. На улице давно стемнело, с залива понемногу наползал туман. В золотистом сиянии редких фонарей было едва видно дорогу. Но все выпили достаточно, чтобы темнота перестала казаться пугающей, Кэссиди снова заливисто смеялась — теперь над литературными страданиями Катарины в минувший четверг. Олли кричал в самое ухо, что дайте еще пару лет, и в Бриндлтон-Бэй появится не только свой музей, но и свой известный писатель. И Катарина зачем-то пригласила обоих заночевать у нее. В кухонном шкафчике была припрятана бутылка настоящего ямайского рома: подарок на прошлый День Благодарения. Катарина хотела использовать его для пропитки бисквита, ей как-то попался интересный рецепт, но руки все не доходили. Да и не станешь ведь готовить целый торт только для себя — непременно нужен особый случай и подходящая компания. Уже под утро они, собравшись у камина, играли в слова. Кто-то должен был отправиться в «Соленые лапки» за парой бутылок вина или джина, и никак не удавалось определить крайнего. Но пьяные попытки Олли целиком выговорить «перфекционизм» и ни разу не сбиться звучали так забавно, а Кэссиди хохотала так заразительно, что в конце концов ничего не вышло, и все просто разбрелись по спальным местам. Катарина, свернувшись калачиком, устроилась на маленьком диванчике в спальне — потому что, хорошо она повеселилась или нет, а чуть засветло надо было кормить все хвостатое семейство, да и кошачья дверца при необходимости сама себя не откроет. Кэссиди отключилась прямо в платье и туфлях, практически моментально, стоило ей только упасть спиной на кровать. И именно в таком положении Катарина обнаружила соседку около десяти утра, когда в мобильном телефоне зазвонил будильник. — Больше никогда не буду пить, — сообщила в потолок Кэссиди, морщась от громкости собственного голоса. Если бы Катарина не слышала от нее это обещание уже дюжину раз, она бы даже поверила — сказано было с искренним чувством, очень убедительно.

***

По воскресеньям Катарина подкармливала пушистых обитателей острова Дедграсс, добровольно взвалив эту обязанность на свои плечи и обыкновенно исполняя ее с превеликой с радостью. Их было трое: старая кошка и два ее сына — все жили как бы при музее, и Брент тоже старался о них заботиться. Кошки гарантировали защиту экспонатов от крыс, и с понедельника по субботу честно получали свою зарплату в расставленные в ряд на открытой террасе миски. А по воскресеньям рыбные консервы им привозила Катарина. Если, конечно, не украшала подносы на чьей-нибудь свадьбе в сорока милях от Бриндлтон-Бэй. Жестокое похмелье в число достойных поводов избежать посещения острова не попадало (то есть, может, и попало бы, но только если бы она предупредила Брента заранее). Поэтому около полудня Катарина сошла на берег в юго-западной бухте, и, стараясь дышать как можно глубже и ровнее, начала подъем в гору по влажным доскам причала. День выдался пасмурный, прохладный — даже, пожалуй, промозглый — туман над заливом и не думал расходиться. С востока надвигалась гроза, вдали уже отчетливо гремело, и перевозчик еще у верфи предупредил, что не будет надолго задерживаться на острове. Море пока было тихим, не волновалось, но ближе к вечеру запросто мог разыграться шторм и снова ливень стеной, и волны под семь баллов, и переправляться в такую погоду даже через фарватер без великой надобности определенно не стоило. У Катарины не было ключей от музея, но и не было нужды заходить внутрь. Кошки в уик-энд почему-то перебирались в восточную бухту, хотя на ужин всегда возвращались к своим мискам на террасе. Она действительно собиралась просто выложить корм из баночек, немного подышать морским воздухом (после короткого путешествия на баркасе Катарину немного мутило) и вернуться домой. Не планировала на этот раз даже посещать восточную бухту — нужно было пересечь Дедграсс с юга на север, безопасный спуск на восточный берег начинался от северного мыса. И уж чего Катарина совершенно точно не собиралась делать, так это проверять музейную экспозицию. Но едва она поднялась по ступенькам деревянного крыльца, как через стекло парадной двери увидела свет внутри: переносной фонарь горел на стойке в глубине читального зала. И тотчас смутная тревога вытеснила и дурноту, и все планы, и все благоразумие без остатка. Катарина почему-то ни секунды не колебалась, ей даже в голову не пришло, что в музее может быть опасно. Особенно ценных вещей, таких, чтобы приманить настоящих музейных воров, в экспозиции не было, и все в городе прекрасно знали об этом. Так что первая мысль Катарины касалась Брента: наверное, не утерпел и приехал еще раз проверить, все ли готово к открытию. Вот только у единственного безопасного причала на острове не было других лодок, кроме той, которая перевезла Катарину от верфи. Дверь, сухо щелкнув, легко поддалась, замок был не заперт. — Эй, есть тут кто? — бесстрашно позвала Катарина в холле. — Брент, ты наверху? Но отклика не последовало. Кабинет директора музея находился на втором этаже, слышимость там была отличная, но возможно Брент занимался чем-то важным, чем-то требующим полного сосредоточения. Или просто слушал музыку в наушниках, разбирая бумаги. Странно все-таки, что он не запер дверь, подумала Катарина. Основу собранной коллекции составляла серия картин: портреты и пейзажи сразу нескольких художников, включая самого Брента, они все тем или иным образом затрагивали тему крушения «Святого Бернара». Был там и портрет капитана, и корабль среди темных высоких волн, и обломки, приливом выброшенные на песчаный берег восточной бухты. Еще был макет острова размером с журнальный столик, несколько скульптур и коралловых статуэток с Сулани. Западную стену украшала плита из бурого известняка с древней мозаикой — в большей степени неподъемная, чем ценная. — Эй, Брент, ты не… Лестница на второй этаж начиналась прямо у входа в музейный зал. Тонкие люминесцентные лампы, расположенные вдоль стен под потолком — чтобы выделить каждый экспонат как на сцене в лучах софитов — не горели. Но скудного, бледного света, проникавшего сквозь шторы на окнах, хватило, чтобы Катарина, уже потянувшись рукой к перилам, заметила темное пятно на противоположной стене, как раз рядом с одним из морских пейзажей. По-прежнему отважно до безрассудства, она шагнула в зал — и тут еще одно темное пятно, теперь на полу, привлекло ее внимание. Между стеной и кушеткой для посетителей неподвижно лежал на боку мужчина. Кровь растеклась по широким доскам под ним, тонкими полосами осталась на бледно-лиловой краске и даже на оконном стекле, как если бы раненный пытался устоять на ногах или позвать помощь. Это был Нильс Йенсен. И он был мертв уже достаточно долго, чтобы тело успело остыть.