***
— Когда ты говоришь «никто не живет в Бриндлтон-Бэй дольше», звучит так, словно мне минимум лет восемьдесят, — невесело усмехнувшись, Джастин с силой потер переносицу. — Прости. Но это ведь правда. Вокруг полно людей старше тебя, но все они переехали сюда сравнительно недавно. И Морзе, и Клайматы, и мистер Ким с супругой. — Да кто бы спорил. Такой у нас город: одни приезжают, другие уезжают… Иногда потом возвращаются много лет спустя, но очень редко. Шерстяной кардиган крупной вязки на плечах Катарины высох, в груди после выпитого отвара разливалось приятное тепло, и на несколько минут из головы совершенно вылетело, что же ей так нестерпимо хотелось узнать промозглым вечером понедельника и почему это вообще было важно. Возможно, ей стоило просто поболтать еще полчаса-час с Джастином о повседневных делах, о шалостях Дока и Джози, о новом заказе и проблемах со стиральной машиной, а потом вернуться домой и лечь в постель. И никогда не раскапывать мертвецов двадцатилетней выдержки, пусть даже фигурально. — Я многих деталей уже не помню. Да и насчет того, что, вроде как, помню, не особенно уверен. Если интересно, загляни лучше в архивы Дедграсс Дискавери, там есть подшивки местной газеты чуть ли не с первого выпуска. Задолго до того, как хилые лапки Вернона Морзе вцепились в издательство — тогда она еще называлась «Бриндлтонский маяк». Уверен, Брент с этих экземпляров лично пылинки сдувает: идеальная хроника все-таки. — Но, скажи мне, ты знал Йенсенов? — Конечно. Веришь или нет, Кэти, двадцать лет назад этот котелок был еще теснее, чем сейчас. Мы все друг друга знали. Удивительно, но Джастин даже не стал уточнять, зачем Катарине понадобилась история Нильса — особенно теперь, когда сам Нильс Йенсен уже отвечал за все свои грехи перед высшим судом. Джастину через месяц должно было исполниться тридцать пять, когда Йенесен совершил свое преступление, он уже заканчивал среднюю школу. А значит, наверняка помнил все трагические события того времени на порядок лучше Брента. Советом насчет газетных подшивок Катарина, впрочем, тоже собиралась воспользоваться — чуть позже, если ее любопытство по-прежнему не будет удовлетворено. — И жену Нильса? Как ее звали? — Анна. Фамилию не могу сейчас назвать, какая-то очень простая: Блэк, Грей, что-то из этого. Сирота, родители очень рано умерли. Тетка, сестра матери, воспитывала ее до совершеннолетия. Потом тетка тоже умерла, и они почти сразу обручились с Нильсом. Домик у Собольей площади — или тот, который теперь арендует Вум, или тот, который был на месте зала. Эх, надо же, тоже уже вылетело из головы. Ну, будто мне и правда восемьдесят, таблеток что ли каких-нибудь попить для укрепления памяти… Мы, в общем, только здоровались с ней, задушевных бесед не вели. — Почему? — искренне удивилась Катарина. Суприя говорила чистую правду: у Дельгато в крови была страсть к общению со всеми, кто оказывался от них в ближнем радиусе. А тут еще и выходило, что покойная Анна и Джастин были практически ровесниками. В очень маленьком городке, где абсолютно все знали абсолютно всех. Учитывая характер Джастина, это должно было привести если не к закадычной дружбе, то к теплым приятельским отношениям — точно. — Да ей это не нужно было. Они с Нильсом, вроде, вообще уехать собирались, прямо планы какие-то строили. Но сначала не могли, потому что у него серьезно болел отец, потом еще Анна вдруг забеременела. Понимаешь ли, в чем дело: это мы все их называли мужем и женой, ну явно к этому шло, и пришло бы, при жизни папаши Йенсена — он, кажется, был против, насколько мог, активно возражал — или после. Но на самом деле пожениться они так и не успели. — Значит, у Нильса был больной отец? — Олаф Йенсен. Да. Крепкий мужик, боролся как мог, до последнего, но опухоль желудка его за два года практически доконала, один скелет остался. Не прибей его собственный сынок, через месяц-другой в любом случае все бы для старины Олафа закончилось. Он и сам это отлично понимал, как я теперь думаю, хоть и бодрился, то и дело повторял «вот отпустит меня чертова болячка, вот отпустит». Практически рухнув в соседнее кресло, Джастин прикрыл глаза, словно так ему было легче возвращаться мыслями в прошлое. Свой рассказ он даже не пытался структурировать, поэтому Катарине, чтобы не запутаться, пришлось еще раз начать сначала. — Значит, Нильс жил с отцом Олафом — матери, я так понимаю, не было? — который внезапно очень серьезно заболел и день за днем постепенно угасал. У Нильса завязались отношения с девушкой-сиротой по имени Анна, дошло до обручения, но против этого брака категорически возражал умирающий отец — почему, кстати? Зная, что осталось старику недолго, свадьбу отложили, строили планы на будущее, собирались переехать в город побольше. Я ничего не упускаю? — Нет, все правильно. А почему возражал… не знаю, Кэти. Вот тут не то что «не помню», а даже и не знал никогда. Может быть, просто напоследок крыша поехала, может, считал, что слишком рано: Нильсу в то время еле-еле двадцать исполнилось, Анне — еще меньше. — А Анна, тем временем, забеременела. — Ага. Помню, как моя ба об этом говорила с соседкой: к церемонии у невесты живот ни в одно платье не влезет. Но Нильс, конечно, тогда здорово воспрял духом. Он же собственного отца фанатично боготворил, очень тяжело воспринимал то, что с ним происходило. Сам в щепку высох от горя, а тут и блеск опять в глазах появился, и плечи слегка расправились. Видный был парень, этот Нильс Йенсен, в свои двадцать лет. Тюрьма его изменила не в лучшую сторону — как ни посмотри. На втором этаже, где Пирс, Эви и Блу, флегматичный серый шарпей Дельгато, играли в прятки, вдруг что-то грохнуло, зазвенело, задребезжало и покатилось. Джастин и ухом не повел. Катарина в первую секунду напряглась, но почти сразу услышала звонкий смех Эви, радостные возгласы Пирса «Нашел! Нашел!» и хриплый, басовитый лай. — Как все случилось? — Внезапно, — Джастин взял короткую паузу, снял очки и покачал головой. — И если тебя интересует, почему Нильс сделал то, что сделал, какие у него были мотивы и знал ли хоть кто-нибудь в городе, что он готовит убийство — без понятия. Для меня, для родителей и ба все это стало полнейшей неожиданностью, шоком. По версии копов было так: Нильс вернулся с вахты в заливе, поднялся в комнату отца и попытался задушить его во сне подушкой. Но старик еще недостаточно сдал, чтобы вообще не сопротивляться, завязалась борьба, в результате Олаф получил рыбацкий нож прямиком в сердце. На шум из гостиной на первом этаже прибежала Анна. Она в то время уже переехала к Йенсенам, и ее даже почти приняли, Олаф перестал постоянно ворчать. От увиденного Анна, само собой, закричала, начала звать на помощь. Нильс пытался ее успокоить, но этим напугал еще больше. Она выскочила из дома через дверь кухни, прямо к обрыву, и там то ли сама оступилась и сорвалась вниз, в гавань, то ли Нильс «помог», не желая оставлять свидетелей. Тело так и не нашли, а на суде он сам себе противоречил. В общем, на этом и все, Кэти, вся история. По краешку сознания, как когтистой кошачьей лапкой, остро царапнуло несовпадением, несоответствием. Потребовалось почти пять минут сосредоточенных, напряженных размышлений, но в конце концов Катарина все же смогла четко сформулировать, что именно ее смутило. — Обрыв? Погоди, что еще за обрыв? Ты сказал, Анна жила возле Собольей площади, оттуда до ближайшего обрыва не меньше четверти часа бегом. — Анна — да, — резко, отрывисто кивнул Джастин. — А Йенсены жили с тобой по соседству. Как раз в том особняке, который Морзе потом выкупили для своей гостиницы, прямо над яхтенным причалом. Ключевой элемент паззла со щелчком встал на место, заставив Катарину содрогнуться всем телом как от удара. — То есть, ты тоже думаешь, что Йенсен спятил: ни с того, ни с сего собственными руками уничтожил всех, кого любил, без малейших предпосылок? — В общем, да. Наверное. Я был удивлен, честно говоря, когда его признали вменяемым и упекли на пожизненное за решетку, а не в лечебницу. Он такую чушь нес на суде: сперва, что убил, а сразу следом — что не убивал. В одном предложении. Ну как такое возможно для разумного человека? Ответа Катарина тоже не знала и, более того, при личном знакомстве Нильс Йенсен не показался ей хладнокровным, бессердечным типом с безупречно устойчивой психикой: был жалок, напуган и растерян, совершенно дезориентирован. Это и вносило сумятицу во все собственные выводы Катарины о происходящем. Жалеть, сопереживать и бояться одновременно у нее никак не получалось. — Последний вопрос, Джастин… Понимаю, тебе эти воспоминания не доставляют ровным счетом никакого удовольствия, и, может быть, действительно вообще не стоит их ворошить. Но мне нужно знать, просто чтобы иметь возможность спать спокойно, — она сделала несколько глубоких вдохов и продолжила, очень тщательно подбирая слова: — Ты можешь назвать что-нибудь… что-нибудь важное, связанное с Йенсенами, кличку животного, имя близкого человека… в общем, что-нибудь, что звучало бы как «Астра»? К ее удивлению, Джастин почти не раздумывал над ответом. — Могу, без проблем. Буквально за пару недель до катастрофы Нильс серьезно прибарахлился: купил с рук парусную лодку. Заимел вдруг мысль начать в Бри-Бэе собственное дело, про переезд словно напрочь позабыл. И вот она-то, эта лодка, как раз называлась «Астра». Редкая красавица. Кажется, кто-то из наследников потом ее по-тихому, не дожидаясь официального разрешения перегнал в другое место… Погоди-ка, а ты где могла об этом услышать?***
К ночи дождь так и не прекратился, но опять стал мелким и редким, и потому Катарина решительно отвергла предложение супругов Дельгато заночевать у них в гостевой комнате. Риск снова намочить одежду и волосы отнюдь не казался ей достаточно серьезным, чтобы оставлять Дока, Джози, Клео и Барти одних до утра. Пускай даже еды у них было до краев каждой миски. Короткий путь к верфи пролегал через сквер и задний двор недавно открывшегося фитнес-центра, и в любое другое время Катарина бы им воспользовалась — но никак не с беглым убийцей, который по-прежнему разгуливал где-то поблизости, не в темное время суток и не в одиночестве. Поэтому выбор был сделан в пользу длинного — через хорошо освещенную Соболью площадь, мимо главного входа все того же фитнес-центра, открытого до полуночи, старой городской ратуши и по аллее пабов прямиком до самого дома. В фитнес-центре работал Брант Хекинг, как раз была его смена. Катарина даже, вроде бы, разглядела через запотевшие от влажности и разницы температур окна его высокую мощную фигуру на втором этаже, у беговых дорожек. Мелькнула в голове мысль зайти внутрь и поздороваться. Весной, в преддверии купального сезона, Катарина записывалась к Бранту на индивидуальные занятия, мучительно пыхтела на тренажерах два дня в неделю, в итоге скидывала первый лишний килограмм — и на этом успокаивалась. Но попасть домой теперь хотелось сильнее, дождь мог в любую минуту усилиться, и запись на Курсы Стройности решено было отложить до следующего понедельника. На дороге не было ни души, когда Катарина, стоя на краю ленты пешеходного перехода, оглядывалась по сторонам. Никого, абсолютно никого. И даже где-нибудь вдалеке не было слышно рев мотора, только шум ветра и дождя и приглушенная музыка с причала нарушали звенящую ночную тишину. Оранжевый (или красный? все произошло слишком быстро, и золотистого сияния фонарей было слишком мало, чтобы Катарина могла впоследствии утверждать наверняка) автомобиль возник буквально из ниоткуда.***
— Я сейчас зайду к тебе, — предупредила Кэсси; речь ее шла «в нос» и периодически прерывалась характерными хлюпающими звуками — кажется, Пурдье сильно простыла. — Звучит довольно жутко. Просто ошеломительно. — Не стоит. Я всего лишь слегка ободрала ладони при падении. Да еще завтра наверняка будет синяк на правом колене. Мелочи… Эй, приятель, не лезь, пожалуйста, на тумбу, мы сколько раз об этом говорили? Док пристыженно прижал уши к голове, но спрыгивать на пол и не подумал. Пришлось одной рукой аккуратно подхватить его под мягкий пушистый живот (чего пожилой проказливый сиамец терпеть не мог) и снять принудительно. — Легко отделалась, это уж точно. Но ты ведь понимаешь, что запросто погибла бы там под колесами, если бы затормозила хоть на секунду? Знаешь, как это бывает: нервная система не может быстро среагировать и в результате… — Спасибо, дорогая, ты, как всегда, замечательно успокаиваешь, — на самом деле Катарину все еще немного трясло после пережитого, и пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы убедить встревоженного Бранта свалить домой и не караулить ее чуткий сон в гостиной. — Понимаю, конечно. Но чего не случилось, того не случилось. — Тогда я звоню Артуру. Катарина сокрушенно вздохнула. Иногда наличие излишне деятельных друзей в ее жизни становилось огромным испытанием, настоящим краш-тестом для терпения. — Зачем? У него сейчас и так достаточно проблем. А это… какой-нибудь лихач. Возможно, подросток. И я не помню, чтобы раньше видела похожую машину в городе. Через пару дней мы узнаем, что этот парень въехал в дерево в лесах на севере Монтаны, а сейчас я не смогу назвать Артуру ни номер, ни марку, ни даже цвет корпуса. — Дело твое, конечно. Просто… столько опасных совпадений за последнюю неделю. Не верю в случайные совпадения. — У тебя паранойя. И простуда. Доброй ночи, Кэссиди, не забивай себе голову лишними мыслями. Все со мной будет в порядке. И она бы многое отдала, чтобы иметь сейчас возможность произнести то же самое искренне.