Неприступный хоббит

– Теперь все будут знать, что мы… ну… – Бильбо запнулся и остановился. Торин обернулся и ободряюще улыбнулся: «Да брось, все давно уже догадались». Хоббит испуганно вытаращил на него глаза. В этот момент он выглядел так забавно и мило, что Король-под-Горой не удержался от удовольствия чмокнуть его в нос. – Дай им хотя бы по части пари рассчитаться друг с другом, – попросил он, умилившись тому, как Бильбо сморщился и фыркнул. – Что еще за пари? – спросил он непонимающе. Торин охотно рассказал, что Двалин считает делом чести участвовать во всех ставках, да еще докладывать об этом узбаду. Племянники наверняка тоже поставили немалую сумму на то, что все случится в первую же ночь у Беорна, даром, что ли, тюфяки перетаскивали? – Подожди, на нас делают ставки? – переспросил Бильбо, прервав размышления Торина о том, стоит ли высечь охальников. – А ты думал? – Торин подмигнул. – С самого Шира. Легкий ветерок донес до них дразнящий аромат яичницы с беконом. У хоббита заурчало в животе, так что разговор о ставках пришлось оставить до лучших времен. Ори подал им тарелки. Бильбо уселся между Фили и Двалином. Остальные гномы выглядели чересчур не выспавшимися и угрюмыми. Хоббит связал это с прошедшей грозой и медвежьими игрищами. Король-под-Горой, в свою очередь, не спешил садиться за стол. Он бесцеремонно забрал тарелку Кили. Фили тут же поднялся с места со своей порцией. – Сиди, – велел ему дядюшка. – Или тоже что-то натворил? – Залез в твой кисет с табаком и баловался с Оркристом, – честно повинился старший. – Двалин, будь добр, – попросил Торин и пошел туда, где можно было побеседовать с младшим из шалопаев наедине. Воин протянул руку за спиной полурослика, чтобы шлепнуть Фили пониже спины. Удар получился так себе, без замаха, юноша даже не покачнулся, как видно, ожидал чего-то подобного. Беспокойство за брата, который в последнее время вел себя очень странно, было куда сильнее задетой гордости. Он молча сел на место и вернулся к еде. Торин расположился на одном из бревен, которые Беорн приготовил на дрова, и протянул племяннику его тарелку. Тот уселся рядом, избегая смотреть дяде в глаза. – Не хочешь ничего сказать? – поинтересовался тот. – Я собирался… – промямлил юноша и, зная, что сытый Торин всегда более благосклонен, предложил: – Давай поедим сначала. – Хорошо, – кивнул тот, видя, что молодому лучнику нужно собраться с мыслями. – Тогда я начну: что за размолвка вышла у вас с Бофуром? – Men caragu rukhs…* – обругал себя юноша, за что, как ни странно, получил от дядюшки только суровый взгляд. Кили прикусил губу и уставился в тарелку, подковыривая вилкой кусок бекона. Потом пробурчал еще что-то и отправил его себе в рот. Торин, не спеша, отделил глазок и подцепил его, не пролив. Он не торопил племянника, и тот был благодарен. – Я сказал ему совсем не то, что думал, – признался Кили. – Мне было плохо, я решил, что он издевается. Теперь я понимаю, что был неправ. – Не забудь ему об этом сказать, – вздохнул Король-под-Горой. – Не хватало мне ссор в отряде… – Думаешь, он простит меня, если я просто подойду и скажу: «Men gajamu, Bofur»?** – с надеждой спросил молодой лучник. Торин кивнул. Он знал морийца с тех пор, как тому исполнилось тридцать девять. Бофур никогда не умел долго сердиться. Наверняка он уже простил Кили за то, что тот нагрубил ему. Племянник немного приободрился и расправил плечи. Дядюшка слегка прищурился: «А что это у всего отряда такой вид? Никак вы с братом опять всю ночь куролесили?» – Как бы не так… – Кили слегка покраснел. – Надо быть Ойном, чтобы выспаться рядом с Двалином и Ори. – Кстати, чуть не забыл, – Торин не удержался от смешка. – Беорн считает, что я и Ори – женщины, а ты – моя дочь. Юноша подавился. От дурного настроения не осталось и следа, а когда он прекратил хохотать, яичница исчезла с его тарелки в один миг. Торин тоже позволил себе улыбнуться, когда у племянников было хорошее настроение, у него самого на душе становилось легко. – Беорн также сказал, что ты беседовал с кем-то из старших, – припомнил Король-под-Горой и тут же заметил, как взгляд юноши посерьезнел. – Да, с Балином, – юноша беспомощно улыбнулся, и Торин все понял. – Когда ты собирался мне сказать? – спросил он, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Сразу после еды, – отозвался тот. – Клянусь. Узбад отставил пустую тарелку и обнял юношу, прижавшись губами к теплой макушке. Кили вцепился в его одежду и всхлипнул: «Что я брату скажу?..» Торин прикрыл глаза, пытаясь совладать с собственными чувствами. – Это хорошо, что твое сердце лежит к Казад-Думу, – шепнул он. – Уверен, Фили скажет то же самое. Кроме того, Балину нужен наследник, раз он вознамерился сместить узбада морийского клана. – Ты не сердишься, дядя? – осторожно спросил юноша. – Ты принял непростое решение, Кили, я не стану осуждать тебя за это, – заверил его Торин, прекрасно понимая, что сейчас племяннику как никогда нужна поддержка родичей. – Казад-Дум начал сниться мне почти каждую ночь с той грозы в горах. Я вижу Бесконечную Лестницу, как в песнях морийцев, и… – он мечтательно вздохнул: – Kheled-zâram…*** Торин ощутил легкую зависть. В свое время он часами заставлял себя размышлять о покинутой родине предков, разглядывал карты и гравюры, но в душе так ничего и не шевельнулось. Кили же был одержим, как Балин или Ойн. Торина даже на какой-то миг охватила жуть. Преследующее потомков Дурина проклятье толкнуло его племянника на очень непростой поступок. – Перед лицом Махала я подтверждаю твое отречение, – произнес он тихо. – Отныне ты, Кили Морийский, больше не имеешь права называться принцем Эребора и носить клановые знаки. Юноша снял с волос пару бусин и отдал их Торину, потом молча ушел, прихватив тарелки. Узбад закурил, хмурясь в ясное небо. Пару минут спустя сзади, как всегда, неслышно, подошел хоббит, осторожно обнял его за плечи и спросил: «Что у вас случилось? На тебе лица нет, а Кили ревет на коленях у Фили, из него слова никто вытянуть не может». – Я только что лишился наследника, Бильбо… – проронил Торин, ощущая боль в груди и смятение. – И должен бы радоваться за него, вот только не получается. Сперва Черная Бездна отняла у меня брата, а теперь разделила Фили с Кили. Ненавижу… Хоть бы сами горы погребли под собой эти чертоги… В какой-то мере он ощущал свою вину в случившемся. Он взял племянников в поход по просьбе Дис, уверявшей, что это поможет им повзрослеть, наконец. Мальчишки стойко переносили тяготы и сражались наравне со всеми, оставаясь все такими же светлыми и озорными. Все изменила проклятая гроза. Конечно, когда отряд оказался разделен, никто не говорил о том, что Короля-под-Горой, вероятно, уже нет в живых - и покоиться ему не в склепе и даже не на погребальном костре. Однако мысли о том, что Торин лежит где-то мертвый, а над его телом трудятся падальщики, сильно повлияли на его племянников, хоть они и старались поддерживать друг друга и надеяться на лучшее. – Балин говорил, от Мории до Эребора не так уж и далеко, – заметил Бильбо, осторожно прикоснувшись губами к щеке возлюбленного. – Я соболезную твоей утрате, но, пожалуйста, не говори о Кили так, словно он умер. Торин стиснул кулаки до хруста и застонал. Он не переживет этого еще раз. Мертвая тяжесть и запах горящей плоти до сих пор преследовали его в кошмарах. Король-под-Горой твердо решил, что не позволит Кили повторить судьбу своего младшего брата. – Когда мы отвоюем Одинокую гору, тогда вместе с Кили и будем решать, что дальше делать, – прагматично заявил хоббит. – Я тебе медовый кекс принес, может, попробуешь хотя бы немного? Торин сам не понял, как так вышло. Вскоре этот мохноногий хитрюга уже сидел у него на коленях и, развернув салфетку, отламывал кусочки лакомства. Король-под-Горой не слишком любил сладкое, но было что-то в том, что возлюбленный кормил его с рук, позволяя прихватывать пальцы губами. – Ты прав, сердце мое, – узбад поцеловал полурослика и даже сумел улыбнуться. – Я воспринял случившееся чуть ли не как предательство, а ведь Кили уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Верно сказала Дис, я начинаю скучать по тем временам, когда был опекуном пары несовершеннолетних шалопаев. *Men caragu rukhs – я кусок орочьего дерьма. **Men gajamu, Bofur – я приношу извинения, Бофур. ***Kheled-zâram – Зеркальное озеро.