Неприступный хоббит

Бофур с ног сбился, разыскивая супруга. Юноша был среди лучников, но никто не видел, как он исчез. Гном нервно дергал кольцо на пальце, боясь одного – что в какой-то момент оно снимется. Раненых приводили и тащили на импровизированных носилках и волокушах. Суматоха царила просто жуткая, а пустошь заволокло черным дымом, усложняющим поиски. Гном был близок к отчаянью, когда одна из эсгаротских лучниц хлопнула его по плечу и сказала: «Гэндальф привез его, я видела!» Бофур поспешил к шатрам, где работали эльфийские лекари, и столкнулся с магом. Тот выглядел ужасно. Уставший, осунувшийся, с перевязанной наспех рукой, но все равно решительный как никогда. – Таркун, Кили… Как он? – быстро спросил мориец. – Ори его подлатает, – отозвался тот, не сбавляя шага, и приказал: – Хоббита к Торину не пускать! Бофур встревоженно прикусил губу, поняв, что слухи о ранении узбада подтверждаются. Никто не обратил внимания на морийца, бормочущего себе под нос слова краткой молитвы. Впервые после ранения кузена он искренне попросил Махала о чем-то: «Ты призвал к себе моего золотого Фрерина, не забирай Торина, он заслужил счастье по эту сторону черты». Бофур так и не узнал, был ли младший сын Траина тем единственным, кого он потерял, не успев обрести. Если бы они поженились тогда перед битвой, многое могло бы измениться. Может быть, Фрерин остался бы жив, а может быть, Бофур последовал бы за ним в чертоги. Он со светлой завистью смотрел на чувства товарищей, нашедших друг друга. Его золотое солнце сгорело в пламени погребального костра, который годами снился морийцу, возвращая мысли о том, что удержало его от рокового шага. Когда-то он был в отчаянии и мечтал сгореть заживо вместе с Фрерином, чтобы избавиться от раздирающей душу боли. С этими мыслями он нырнул в шатер, откуда слышалось болезненное шипение и ругательства Кили. Ори раздел его догола и сосредоточенно промывал раны, обрабатывая мелкие какой-то остро пахнущей мазью. Бофур задавил в зародыше волну ревности, поднявшуюся при виде того, как бережно супруг Двалина прикасается к его супругу. Серьезные рассечения предстояло штопать, но это не имело значения, ведь Кили был жив. Бофур в три шага оказался рядом с любимым, к счастью, Ори не пришло в голову его отгонять. Мориец осторожно взял за левую руку Кили, убедившись, что не причинит ему лишней боли, прижался лбом к влажному виску и почувствовал, как по щекам скатываются горячие капли. Гном испытал огромное чувство облегчения, оказавшись рядом с Кили. Немыслимым образом принц исцелил ту незаживающую рану в сердце мужа, которую оставила гибель Фрерина. С тех пор, как Бофур потерял Кили на поле боя, он не жил, а существовал, а сейчас, наконец, почувствовал себя живым. – Куда же ты полез, – простонал он, целуя ухо, украшенное несколькими серебряными серьгами, потом щеку и уголок запекшихся губ. – Дурак, – выдавил Кили слабым голосом. – Я за тобой пошел… Пока мог, прикрывал твою задницу со стены, а потом… Юноша дернул правым плечом и смертельно побледнел, вцепившись в руку мужа мертвой хваткой: «Я не… – пролепетал он. – Я не чувствую руку, вы что наделали?!» Бофур, едва сдерживая слезы, осторожно приподнял перевязанную руку лучника, чтобы тот удостоверился, что она на месте, а Ори успокоил его, объяснив, что так действуют чары. – Ты не сможешь двигать пальцами примерно неделю, – сказал он серьезно. – Таркун филигранно срастил кости, такие чудеса исцеления не снились даже остроухим. Кили без сил уронил голову и уткнулся в плечо мужа, успокаивающе поглаживающего его по волосам. В этот момент полог откинули, и Ойн с Глойном внесли стонущего Фили. Бильбо шел следом, он не мог оставить юношу с такой момент, стараясь хоть как-то его поддержать. Он выглядел встревоженным, и Бофур не представлял, что скажет, если тот начнет спрашивать о Торине. Зелье, наконец, начало действовать на Короля-под-Горой, боль слегка притупилась, а вот мысли стали путаться. Он то и дело ловил себя на том, что хочет высказать Фрерину все, что он думает: и о том, что негоже досаждать живым; и о том, что не может подвести племянников, отправившись в Чертоги сейчас; и о том, что не позволит себе утянуть Бильбо с собой за черту… и о том, как соскучился за эти годы. Двалин разговаривал с родичем все время, пока не было мага. Заставлял его не спать, иногда похлопывал по щекам. Торин давно не видел этого могучего воина таким напуганным. Пожалуй, кроме призраков, сыновей Фундина мало чего могло напугать. – Все будет в порядке, Рин, слышишь? – бормотал он. – Через пару недель устроим пышную коронацию, тебе пойдет корона Трора, а если не захочешь ее, заставим Дейна сковать для тебя новую. Торин слабо улыбнулся, стараясь хоть немного ободрить родича. Получилось криво, губы не слушались. Двалин взял его ладонь, как будто пытался таким образом удержать на границе неумолимо подступающей тьмы, и от узбада не укрылось, что не все его пальцы сжимаются одинаково крепко. – Твоя рука… – одними губами произнес Торин. Даже дышать приходилось очень осторожно, чтобы не захлебнуться кровью. Мучительный кашель заставит древко раскачиваться, а это означает новый приступ раздирающей боли. – Пустяки, Рин, – Двалин сцепил пальцы по-другому. С каким же лютым бешенством он накинулся на Дейна, если так сильно повредил кулак? Хорошо еще, что пальцы не переломаны. Торин представил, что сделал бы с родичем, подними он руку на Бильбо, и понял – владыке Железных Холмов здорово повезло остаться в живых. Вспыхнувшая злость придала ему сил дождаться Гэндальфа. Торин догадался, что должно произойти, когда ощутил раскаленный жар, на миг коснувшийся спины. Маг опалил щепу, чтобы мусор не застрял в ране, от обломка древка остался ровно срезанный пенек. Двалин еще раз приложился к фляге, чтобы руки не дрожали, а потом деловито запихал Торину в рот пустой кисет из прочной, довольно противной на вкус кожи. Стараясь не причинить боль, воин уперся ногой в грудь раненого узбада, чтобы быть уверенным, что удастся сделать все быстро, не мучая его. Короля-под-Горой замутило от одной мысли о том, что придется перетерпеть, когда родич, уже примерившийся к торчащему древку, будет извлекать его. Двалин не дал ему долго думать о предстоящей процедуре, резко, одним движением, выдернув деревяшку. Торин не знал, успел ли закричать, прежде чем провалился в непроглядную черноту, из которой его вырвала вспышка жгучей боли, сравнимой с драконьим пламенем, которое в свое время уполовинило его роскошную гриву. – Таркун… – с кровью выдохнул гном, на которого всем весом навалились сыновья Фундина. – Мясник… – Терпи, – буркнул тот, поморщившись. – Нужно заделать дыру в твоем легком. Сил оставалось не так много, да еще из-за собственного ранения чародей не мог воспользоваться ими в полной мере. К сожалению, дар исцеления не распространялся на своего обладателя, иначе он мог бы сделать для гнома намного больше. Убедившись, что кровь перестала сочиться из по-прежнему выглядящей довольно жутко раны, и гном больше не захлебывается ею, Гэндальф устало вытер пот со лба и разрешил позвать лекаря, чтобы перевязать его. – Рана очень плохая, – сказал он, хмуро. – Если оставить как есть, щит ты не поднимешь, так что завтра продолжим тебя латать. – Мясник… – простонал Торин. – Бильбо получил пару царапин, когда защищал твоих племянников, – на всякий случай рассказал чародей. – Привести его к тебе? – Нет, он же испугается… – попросил гном. – К тому же я, кажется, пьян в стельку… Действие настойки, наконец, начало ощущаться, перед глазами все плыло и раскачивалось, а еще неудержимо клонило в сон, и Король-под-Горой был уже не в силах этому противиться.