Неприступный хоббит

Бильбо выбрался из шатра, где Ойн и Ори заканчивали накладывать повязки принцам, без сил сел прямо на мерзлую землю и заплакал. Бедным мальчикам столько пришлось вынести! Фили, хоть и был опоен, потерял сознание от боли, когда родич вытаскивал второй арбалетный болт, а Кили впился пальцами в одежду Бофура и тихо плакал, пока Ори сшивал мифрильной иглой рассеченную кожу. Клыки варга оставили просто жуткие отметины. Вышедший следом Бофур положил руку ему на плечо, пытаясь хоть как-то ободрить: «Мы победили, и я слышал, что погибло не так много воинов, – сказал он. – И нас по-прежнему четырнадцать». Мимо протопало несколько недовольно ворчащих железногорцев, они говорили на кхуздуле и Бильбо ничего не понял, зато мориец прислушался и вздохнул с облегчением. Один жаловался, что Таркун согнал его с топчана в его собственной палатке и завалился спать с такой довольной рожей, как будто нашел прямо под ногами самородок размером с кабанью голову. – Все наши живы? Какое облегчение. А как Торин? – взволнованно спросил хоббит, растерев по щекам слезы и грязь. – Я так испугался, когда за ним погнался тот огромный орк. – Да что могло приключиться с узбадом? – гном выдавил веселую улыбку. – Он же был в шлеме! Давай-ка возьмем пони, съездим в Эребор и привезем всем сменную одежду. Хоббит охнул, взглянув на себя: «Я весь замызганный! И Маэгнас не почистил!» Бофур улыбнулся широко и искренне. Хоббит оставался хоббитом даже сейчас, под всем этим слоем грязи и крови. До главных ворот от лагеря было не так уж далеко, пони довезли их чуть больше, чем за четверть часа. Гном и хоббит позволили себе потратить несколько минут, чтобы окунуться в горячий источник, отмыться и переодеться. Бильбо с опаской оглядел ногу, на которой недавно красовались глубокие царапины от когтей варга, но никаких жутких шрамов там не обнаружилось. Только полоски новой светло-розовой кожи, спасибо чарам Гэндальфа. Потом друзья перерыли сумки и отправились обратно уже с тюками чистых, хоть и поношенных вещей. Союзники поглядывали на них с нескрываемой завистью. Никому, даже неприхотливым железногорцам, не нравилось ходить в орочьей крови и слюнях варгов, но возможность помыться им пока не представилась. – Остались вещи Торина и Линов? – заметил Бофур и махнул рукой. – Они где-то в той части лагеря. Хоббит понятливо кивнул. Конечно же, другу хотелось остаться с супругом, поэтому Бильбо с энтузиазмом подтвердил, что сам отвезет оставшиеся три кулька. Пришлось поспрашивать у встречных, не видел ли кто высоченного гнома с татуировками. Сыновья Фундина отыскались у одного из разведенных в лагере костров. Двалин спал, накрепко прижав старшего брата к себе и громогласно храпя ему в ухо. С Ори, надо заметить, он такого себе не позволял. – Братец всегда такой во хмелю, – заулыбался Балин, не предпринимая, впрочем, попыток высвободиться. – Я вам чистые вещи принес, – хоббит положил свертки так, чтобы не запачкались и на них не попали искры. – А ты не знаешь, где Торин? – В том шатре, – старый гном неопределенно мотнул головой. – Спит еще, должно быть. Бильбо почудилась какая-то фальшь в поведении Балина. Как будто он чего-то недоговаривал. Полурослик решительно направился к сооруженным эльфами шатрам довольно противного сизого оттенка, откинул полог одного из них и, залившись краской, опустил его обратно. Незнакомый гном с густыми черными волосами, переплетенными в точности как у Фили, яростно трахал того самого эльфа по имени Кантил, который в свое время по неосторожности открыл для Бильбо потайную дверцу под стеной, чем спас его от нападков лихолесской нечисти. Гном рычал что-то на кхуздуле, кривя разбитые губы. Он слегка повернул голову, Бильбо заметил жуткий синяк, украшающий весь висок и сползающий со щеки в неопрятную, как у Беорна, бороду. Слегка заплывший глаз сверкнул опасным алым огоньком, но сильнее всего хоббита потрясло то, что на безымянном пальце гнома блестел широкий золотой ободок. – Изменять супруге… или супругу?.. – пробормотал хоббит. – Какая мерзость! Ох, как бы он не прикончил этого перворожденного… Ни стыда ни совести, право слово, там же раненые отдыхают… В следующую палатку он заглядывал с особой осторожностью, но, как выяснилось, зря. В ней находились только двое – лихолесский принц и Король-под-Горой. Оба так мирно дремали, что хоббит не смог сдержать вздох умиления. Этого хватило, чтобы нарушить идиллию. Моментально проснувшийся Торин рявкнул что-то про остроухую задницу и спихнул эльфа с устланного шкурами ложа. Тот счастливо улыбнулся: «Вот теперь я узнаю тебя, mellon»* Эльф заглянул к раненому королю около получаса назад, когда действие настойки начало сходить на нет. Конечно, лицо Леголаса было совсем не тем, что хотел увидеть гном, проснувшись. – Meneg suilad, Thorin Thráinion,** – мягко произнес перворожденный, присев рядом с гномом. Он держался как обычно спокойно и холодно, но в голосе слышалась печаль. – Я хотел попросить тебя оставить в прошлом конфликт, который начал мой отец. Я бы хотел вернуть те славные времена, когда подгорный народ и мои сородичи были верными союзниками и друзьями. – Ты говоришь так, будто… – Торину пришлось сделать паузу, потому что дыхание перехватило. Леголас не стал дожидаться окончания фразы и глухо проговорил: «Теперь я – владыка Лихолесья…» Эльф и гном долго молчали. У первого слова встали в горле, а второй слишком хорошо знал, что никакие речи не утишат боль утраты. Как бы гном ни относился к Трандуилу, он поддержал его сына в момент скорби. – Отец погиб от орочьей стрелы недалеко от двурогой скалы, – наконец переборол немоту Леголас. – В последние свои минуты он поступал по велению сердца. Оба они понимали, что Трандуил ценой жизни защищал двух юношей гномов, один из которых жестоко отверг его чувство. Торин ощутил жгучую благодарность и стиснул тонкую ладонь эльфийского владыки в своей, должно быть, до боли, потому что перворожденный чуть прикусил губу. Его очень обеспокоило то, что рука гнома холоднее его собственной, так не должно было быть. Хватка Короля-под-Горой ослабла, Леголас осторожно пошевелил пальцами, а потом коснулся виска Торина, убрав седую прядь, и попросил: «Позволь мне сделать для тебя кое-что…» Гном удивленно изогнул бровь, заметив, что глаза владыки выцветают в точности как у Трандуила, когда тот начинал колдовать. – Я думал, это предназначено лишь для твоего избранника, – выговорил гном. – Это – исключительно жест доброй воли, – успокоил его Леголас. Торин поколебался пару мгновений, а потом прикрыл глаза, принимая его дар. В конце концов, он первый еще до битвы заговорил о том, что нужно вернуться к прежним взаимоотношениям с эльфами. Стоило снова довериться новому союзнику. Перворожденный не унаследовал ни целительские способности от матери, ни умение творить мороки от отца, и никогда не проделывал ничего подобного, но откуда-то он знал, что сейчас должно произойти. Сначала по спине пробежала теплая волна, потом руки от самого плеча слегка покалывало и, наконец, ладони стали очень горячими. Он искренне хотел отдать свои силы, частичку своей бесконечной жизни, чтобы помочь Торину, и ничуть не боялся, что тот утянет его с собой за черту. Постепенно подступала слабость, но Леголас улыбался. Гном снова стал теплым, что свойственно подгорному народу, а тень, пытавшаяся поглотить его отступила, владыка это чувствовал. *Mellon – (синд.) друг. **Meneg suilad, Thorin Thráinion – Тысяча приветствий, Торин, сын Трейна.